В плену страсти

– Ох, детка, – пробормотал Йен, подхватывая ее на руки. – Тебе нехорошо. Ты холодна, как полночь на болотах.

Закутав Сару в одеяло, Йен сел и усадил ее к себе на колени. И тут он услышал, как стучат ее зубы. Они отбивали какой-то безумный ритм.

Ее ресницы затрепетали.

– Со мной все… правда… – Сара безуспешно попыталась улыбнуться.

– Конечно. – Он слегка покачал ее, пытаясь хоть немного согреть. Успокоить. Он чувствовал, что ее сердце бьется, как воробей; сила ее страха опалила его.

– Это, конечно, он… – Она охнула, ее голос был едва слышен. – Он убил моих кур. Он ведь не должен был этого делать, правда?

Йен едва не усмехнулся. Господи, он мог бы полюбить эту отважную девушку.

– Ради тебя я сломаю ему и вторую руку, детка. А потом куплю тебе новых кур.

До него донеслось еще одно забавное короткое всхлипывание.

– Ее звали… Рейчел…

Йен кивнул и коснулся подбородком ее волос. Неожиданно эта девушка заставила его испытать желание дать ей что-то, чтобы она почувствовала себя лучше. Девушка, которая горюет из-за потерянной курицы. Почувствовав, как ему на запястье упала еще одна горячая слеза, Йен подумал, что его сердце вот-вот разорвется от печали.

– Мне так жаль, мадам, – заговорил солдат высоким пронзительным голосом.

– Заткнись! – рявкнул на него шотландец. – Если бы ты не был нужен ей живым для того, чтобы защитить ее поместье, я бы свернул тебе шею, не моргнув глазом! Я и сейчас могу это сделать.

– Как ты узнал? – таким слабым голосом спросила Сара, что у него внутри все перевернулось от боли за нее.

– О том, что что-то происходит? – Он улыбнулся, касаясь губами ее волос. – Да я где угодно узнал бы кудахтанье твоих кур.

Она усмехнулась, но смешок оказался сдавленным. Йен закрыл глаза и прижал ее к себе. Он не мог вспомнить ничего в своей жизни, что было бы более правильным для него. Он ощущал чистый запах дождя от ее волос. Чувствовал стаккато ее пульса под своими пальцами и шелк ее волос под своей щекой. Вдруг Сара показалась ему невероятно хрупкой. Ранимой. Это было невыносимо для Йена. Он хотел, чтобы она всегда была рядом с ним, в его объятиях, где ей ничто не сможет угрожать. Впервые в жизни Йену захотелось остаться. Он испытал непростительное желание остаться с ней, чего бы это ему ни стоило.

Не успел Йен подумать об этом, как понял, что это невозможно. Потому что страдать в таком случае придется не ему одному. Ей – тоже.

Той ночью Йен видел Сару во сне. Тех нескольких минут, что он продержал ее в объятиях, явно оказалось недостаточно. Но Фергусон не имел права просить большего у женщины, которая ждет возвращения своего мужа. Да он и не мог предложить что-то Саре, потому что его тоже ждала собственная невеста.

Йену до боли хотелось утешить Сару, раз уж это его единственное право. Ей нужны его сильные руки, его смех. Радость. Она заслуживает иметь рядом мужчину, который согреет ее постель. Заслуживает страсти. И Йен безумно желал разделить все это с ней. Он был настолько очарован Сарой, что хотел бы предложить ей все это в качестве подарка.

Фергусон знал очертания ее фигуры, ведь он держал ее в своих объятиях, прижимал ее к себе руками. Он знал ее вкус, ее смех, знал мозоли на ее ладонях. Знал, что ее волосы, выбивавшиеся из этого чудовищного узла, мягки, как пушок чертополоха. Знал, как ее улыбка лишает мужчину сил, знал, каково это – чувствовать, как ее налитые груди прижимаются к его груди.

Фергусон узнал все это в те короткие мгновения, когда Сара, забывшись, ответила на его поцелуй, прижалась к нему, деля с ним боль, одиночество и приятное тепло. Да, все это Йен знал, но когда он видел ее во сне, то мечтал о большем.

В его сновидении Сара была обнаженной и улыбающейся, она звала его в свою мягкую постель, у нее была молочная гладкая кожа, темные, чуть бугристые соски, а ее выгоревшие на солнце волосы рассыпались по подушкам и блестели, как сверкающая река. Он видел во сне, как его пальцы проникают в эти волосы, наслаждался их тяжестью, их шелковистостью. Он видел, как его рука прикасается к ее нежной коже, исследует каждую ее впадинку и возвышенность, пробегает по линии каждого ребра и утопает в углублении на ее животе. Он представлял, как проводит языком по ее шее, изучает им же ее плечо, ключицу. Йен был готов поклясться, что он чувствовал привкус ее кожи и слышал ее гортанные смешки, когда прикасался к этим чудесным налитым грудям, которые она так умело прятала под своей ужасной одеждой. Он был готов задержаться там, наслаждаясь их изысканной спелостью, вспоминая каждую их линию и дрожь, взвешивая их на своих ладонях, водя губами и носом по каждому их чудесному дюйму, сверху вниз, от одного бока к другому.

И наконец, доведя ее до исступления, он сжал руку вокруг одного соска, дразня его пик указательным и мозолистым большим пальцами, и накрыл губами другой.

Йен почти слышал стоны, которые должны были бы вырваться из ее груди, когда он стал бы покусывать ее нежную кожу, успокаивать ее языком, посасывать сосок, чтобы между ног у нее вспыхнуло пламя – там, где под шапкой темно-золотистых кудрей она прятала свое главное сокровище.

…Он положил голову ей на живот и наблюдал за тем, как позволяет собственной руке искать это пламя, как его пальцы проникают под эти рыжевато-русые кудряшки, а потом выбираются наружу, окунувшись в ее желание. И он вернулся – указательным и большим пальцами, ладонью без устали поглаживал, обводил круги, тер до тех пор, пока она не потеряла терпение, пока дрожь, прячущаяся под кожей Сары, не вырвалась наружу, обгоняя наслаждение, переполняющее ее, и не заставила ее тело изогнуться дугой от его ласк. Пока она не застонала, не закричала, не начала молить его… Йен довел ее до самого края, до того самого мгновения, когда она забыла обо всем на свете, а потом он приподнялся над ней, развел ее ноги в стороны, не отрывая взгляда от ее глаз, от этих мягких глаз цвета земли, выражающих так много, если знаешь, куда смотреть, и… одним толчком ворвался в свой дом…

В дом!

Йен вскочил на кровати, и его сон быстро стал угасать, рассыпаться на части. Его все еще трясло от желания, его плоть была тверда, как камень, и изнывала от боли. Сердце громко стучало в груди, и он никак не мог набрать в легкие воздуха. У него было такое чувство, будто он вот-вот упадет в обморок.

В дом? О чем только он думал? Сара – не его дом. И не может им быть. Даже во сне. Особенно в его снах.

Перебросив ноги через край кровати, Йен положил голову на руки. Ему надо уходить отсюда, надо дышать… Но внезапно он понял, что не может делать этого в подвале. Он был готов поклясться, что до сих пор чувствует здесь в воздухе запах ее тела. Йен знал, что до сих пор может слышать эхо ее экстаза – экстаза, который он видел лишь во сне.

Возможно, ему стоит уйти прямо сейчас. Выйти из пещеры и идти вперед, не дожидаясь Дрейка, или Джорджа, или хотя бы дневного света, чтобы избежать очередной встречи с Сарой. А сейчас, когда его тело натянуто, как тетива, когда воспоминания о том, как он держал ее на руках, еще слишком явственны, он подумал, что бегство – это совсем даже неплохо.

Но Йен не мог уйти. По крайней мере до тех пор, пока он еще раз не поговорит со Старым Джорджем. Иначе кто еще защитит Сару от ее кузена, когда он уйдет?

Быстро посмотрев на солдата, чтобы убедиться, что тот все еще спит около составленных друг на друга ящиков, Йен встал. Ему было необходимо увидеть небо и остыть. Взяв одеяло, он вышел из подвала.

Ледяной ветер в один миг встряхнул его. По бездонному небу, которое рассвет лишь чуть подсветил розовым, рассыпались звезды, над горизонтом плыла луна. Под ней плескалось и своим особым образом усмехалось море, а ранние утренние птицы уже начали подавать голоса.

Йен никогда не оставался один на один с морем. Но в маленькой беседке было удобно думать. Прямо сейчас он нуждался в этом больше всего остального. Накинув одеяло на плечи, он повернулся, чтобы выбраться из углубления на склоне холма.