Страница 2 из 14
Виталя любил куролесить. Рестораны, клубы, девочки. Он был по натуре гедонистом. Обожал услаждать себя. Но в двадцать лет организм легко справлялся с тем, что его используют на полную катушку. Но когда тебе за тридцать… Надо уже задумываться.
В свои студенческие годы Виталя внешне был не просто собою хорош – невероятен. Девушки от него млели. И дело не в том, что он был стройнее, глаже. Не в растрепанных иссиня-черных волосах. Не в одежде, такой, не как у всех, но идеально сидящей, независимо от фасона. Не в улыбке, прекрасной и без виниров. В глазах. Изумрудно-зеленых. Лучащихся. Озорных. Он вел себя отвратительно, как правило, но тем, кто его хорошо не знал, казалось… Это он не со зла. Как-то он во время ссоры избил случайную подружку. Не сильно, но отметины на теле оставил. Она хотела вызвать полицию, но Виталя так смотрел на нее: чисто, открыто, просяще… Что она поверила в то, что его жестоко наказывала мама в детстве, а девушка на нее похожа и он, будучи пьяным, просто их перепутал и хотел защититься.
Сейчас глаза Витали потухли. Стали уставшими, скучающими. Из-за них и вся внешность как-то поплыла, а никак не из-за двух десятков лишних кило.
– Не ожидал тебя увидеть, – сказал Сема. – Чай, кофе? – Виталя мотнул головой. – Есть виски. Пятнадцатилетний.
Было десять утра, Пименов явился к открытию, но кого это смущало?
– А вот от него не откажусь. Вчера круто погуляли с друзьями.
– Ты не за рулем?
– У меня водитель.
Сема подошел к шкафу, где стоял алкоголь, подаренный благодарными клиентами. Все знали, что он ценитель виски. Только пил его Ткачев под меланхоличное настроение, вечерком, обычно сидя на террасе маминого дома. Закутавшись в плед, на кресле-качалке, он попивал солодовый напиток мелкими глотками и смотрел на дождь… Именно в дождь на него накатывала меланхолия. Мама и сестра знали об этом. А еще о том, что Сема в такие периоды хочет побыть в одиночестве, и не мешали.
Когда виски был налит и подан Витале, Семен спросил:
– Что тебя привело ко мне?
– Хочу привести тебя к успеху!
– Вот оно как, – хмыкнул Семен. – И каким же образом?
– Все расскажу, покажу… Но чуть позже. Сейчас мне хотелось бы что-нибудь сожрать. – Кто бы сомневался. Виски он выпил залпом. – В вашей конторке есть что-нибудь съестное?
– Найдем. Я распоряжусь.
– А я себе еще налью.
Он деловито взялся за бутылку и плеснул себе вторую порцию. А Сема тем временем дал распоряжение помощнице.
– Ты вообще как? – спросил Виталя, пригубив и вальяжно откинувшись на спинку кресла.
– Как видишь, неплохо.
– Да как раз я вижу, что фиговенько.
– Потому что тот же дрищ в стоптанных кедах?
– Не, это твой выбор, ты всегда был скромнягой… Но офис у тебя так себе. Работников мало. И я навел справки – ни один важный человек тебя не знает, то есть работаешь на нищебродов.
Сема коротко хохотнул. Он отвык от таких людей, как Виталя. Хотя даже в те времена, когда их семья купалась в роскоши, подобных было немного. Все больше нормальные. Но попадались даже горничные с пафосом. Они свысока посматривали на тех своих коллег, что убирались в обычных коттеджах из жалких четырех комнат.
– Я занимаюсь любимым делом и получаю за это деньги, которых мне вполне хватает, – спокойно ответил Семен. – А как твоя жизнь протекает?
– Шикарно. – И с ухмылкой добавил: – Как видишь! – А затем обвел себя свободной от стакана рукой, как экскурсовод статую Давида.
– Работаешь?
– Занимаюсь разными проектами. Инвестирую.
«Папины деньги», – мысленно добавил Семен. Старший Пименов взлетел так высоко, что шея затечет, пока смотришь, где он оказался. «Форбс» каждый год его включает в список богатейших людей России. Не в ТОП-10, но тридцатку он много лет не покидает. Не так давно занялся политикой. Еще женился на баронессе и метит также в высшее общество Англии.
Если бы он явился сейчас к Семену, тот не стал бы с ним разговаривать. Если бы Уголовного кодекса не боялся, долбанул бы его по голове чем-то тяжелым.
Старший Пименов был единственным человеком, которого он ненавидел. Но дети за отцов не отвечают. И Виталя просто ему как человек не нравился. Однако встретился с ним, предполагая, что тот сможет принести доход его фирме и вывести на новый уровень.
Конечно, не нищеброды были клиентами Ткачева, но люди в средствах, пусть и немалых, ограниченные, имеющие традиционные вкусы, стремящиеся скорее к комфорту, чем к красоте и необычности… А он хотел творить… Или все же вытворять?
– Сейчас я задумал нечто грандиозное, – продолжил Виталя, допив вторую порцию виски и заметно порозовев.
А тут и помощница Семена явилась с подносом. На нем крекеры, оливки, твердый сыр.
– Что, икры нема? – повесил уголки своего рта Пименов. – М-да… А говоришь, все хорошо. Бедненько у тебя, Сема! Но я помогу тебе выйти на новый уровень.
– А можно ближе к делу? У меня куча дел.
– Отмени все. Перед тобой тот, кто прославит тебя и, как следствие, сделает богатым.
Семен предполагал услышать что-то вроде: «Войди со мной в долю, и через кратчайший срок мы не только отобьем затраты, но и получим прибыль».
Перед тем как встретиться с Ткачевым, он наверняка навел справки и сделал вывод, что у того средства имеются. А вот у самого Витали как знать… У отца новая семья, трехлетний ребенок. Опять же на плотно засиженную политическую жердочку даром не вскочишь. А содержать великовозрастного детину-транжиру ох как накладно… Да и надоело. Сколько можно?
«Если я прав и мне сейчас представят бизнес-проект, откажусь, – сказал себе Семен. – Даже если предложение будет заманчивым. С кем угодно в долю войду, только не с младшим Пименовым…».
– Я уже говорил, что задумал нечто грандиозное? – спросил Виталя, после того как прожевал горсть оливок.
Сок стек по его подбородку, и он вытер его рукавом своего дорогущего пиджака.
– Минуту назад.
– Да. Так вот, я хочу, чтоб ты стал частью проекта.
– Денег не дам.
– Мелочевку свою оставь для покупки новых кед… и подаяния нищим. У меня есть не только бабки, но и идея, а также объект, который я хочу отдать тебе на растерзание.
– Какой? – осторожно спросил Сема.
– Сейчас покажу. – Он открыл сумку из кожи крокодила (а какой еще?) и достал из нее планшет. Выведя на экран фотографии, протянул его собеседнику. – Как тебе?
– Это что за развалюха?
На снимках было запечатлено старое, дореволюционное здание со следами былой красоты, но находящееся в ужасном состоянии. И ладно бы в нем не было дверей и окон, так один из углов обрушился.
– Это усадьба князя Филаретова, – принялся объяснять Виталя. – Построена в конце XVIII века.
– По ней заметно.
– До революции она выглядела прекрасно. Открой второй альбом.
– Да, – вынужден был согласиться Семен, последовав совету Виталия. – И очень авангардно. В те времена совсем не так строили.
– Гауди со своими причудливыми домами, собором и парком нервно курит! Архитектор, спроектировавший особняк Филаретова и другие постройки на территории усадьбы (до наших дней не сохранившиеся), опередил свое время задолго до знаменитого испанца.
– Как его фамилия?
– Точно неизвестно. То ли Сомов, то ли Карпов, то ли Пескарев. Короче, рыбья фамилия.
– Но почему? Архитекторы, как и художники, подписывали свои работы. Кто как мог или хотел. Стела, доска, кирпич, вензель.
– Князь Филаретов уничтожил все метки. А самого архитектора за связь со своей молодой женой наказал, обвинив в краже и отправив на каторгу. Ее же вернул домой и заточил то ли в подвале, то ли на чердаке. После этого она сошла с ума.
– Ничего себе история.
– Это только ее начало!
– Ненормальная супруга родила девочку…
– То есть князь ее… кхм… пользовал?
– Очевидно, да, раз пленница родила дочь. Назвали кроху Еленой. Та выросла, но замуж никак выйти не могла. За нее большое приданое давали, да никто не хотел брать в жены дочку известного в округе тирана и психически больной. Но все же сумел папашка ее пристроить. Лена родила сына уже в очень зрелом возрасте. Но счастья ни супружеского, ни материнского не обрела. Не жила – маялась, пока не повесилась. Старый граф зятя из дома изгнал (по другой версии башку ему пробил в гневе, да в том же подвале схоронил), а внука Ивана стал сам воспитывать. Чуть ли не до ста лет проскрипел. Поговаривали в окрестных деревнях, что тут без колдовства не обошлось. Иван возмужал, женился. Супруга родила одного, другого, третьего… шестого. Но все умирали детьми. Только последыш в живых остался. Девочка, названная в честь бабки Леночкой.