Страница 4 из 25
– как следствие – узкое восприятие техники, сведение ее к инструменту, решающему насущные проблемы человека. Образно говоря, «техника это молоток», а хороший молоток должен быть полезным. В качестве основы определения техники использовались ее чисто утилитарные свойства.
Эти недостатки не исчезли из восприятия техники и сегодня. Однако, зарождение отдельного направления – философии техники – подняло уровень рефлексии, придало новое качество пониманию феномена технического. Поэтому анализ представлений о технике необходимо начинать со второй половины XIX века.
Традиционно первой философской попыткой осмысления техники принимают работы Э. Каппа, концепцию органопроекции, в которой предпринимается попытка подняться над представлениями о технике как об инструменте. «С одной стороны, всякое орудие в широком смысле слова, как средство повышения деятельности чувств, является единственной возможностью пойти дальше непосредственного поверхностного восприятия вещей; с другой – как продукт деятельности мозга и руки, орудие находится в таком глубоком внутреннем сродстве с самим человеком, что он в создании своей руки видит объективированным перед своими глазами нечто от своего собственного «я»… часть самого себя» [96, с. 23]. Стремление к усовершенствованию орудий приводит человека сначала к сравнению инструмента с формами тела, затем к открытию приспособления изготовляемого орудия к господствующему в организме закону функциональных отношений. И в конце концов к твердой уверенности в том, что все средства культуры, будут ли они грубоматериальной или мысленной конструкции, являются не чем иным, как проекциями органов: инструмент ремесленника, инструмент искусства, научные приборы для измерения и взвешивания, даже воздушные волны, приводимые в движение человеческими звуками и речью [96, с. 23–24]. Э. Капп с большим старанием сводит, например, действия по рытью, скоблению, колке, сверлению к функциям передних зубов и резцов [96, с. 63].
Концепция органопроекции была немедленно (и справедливо) раскритикована множеством авторов, современников Э. Каппа, начиная от П. К. Энгельмейера. Однако простота ее восприятия и гуманистический потенциал неизменно привлекают сторонников. Так, А. П. Флоренский уже в 1919 году написал работу «Органопроекция» [235], где утверждал, что одно и то же творческое начало стоит как за созданием органов человека, так и за созданием орудий труда, что обосновывал их морфологическим сходством.
В современной технике использование человеческого тела в качестве прототипа уступило место более плодовитому подходу – бионике. В рамках этой дисциплины можно использовать куда большее количество прототипов, ведь живые существа удивительно многообразны. Да и сама жизнь в рамах эволюционного подхода рассматривается как своего рода система, основанная на эволюционных алгоритмах, решения которой можно частично воспроизвести (причем порой без живых аналогов) и использовать в прикладных задачах [74]. Развиваются представления об изоморфно сти биологического и технического прогресса, подчинения их неким общим зависимостям [30].
Поэтому современные исследователи пытаются использовать концепцию органопроекции в иных качествах, чем Э. Капп: в ней видят основу гуманизации техники [44], а так же оригинальный эвристический прием [54, с. 37–38]. Концепция органопроекции всегда будет оставаться удобным инструментом рассуждений, потому что она представляет собой своеобразный «опредмеченный идеализм» – не целиком образ мира как проекция сознания на материю, но инструмент как проекция тела его создателя.
Сейчас органопроекция находит свое воплощение в конструкциях интерфейсов, для которых эргономичность стала основным принципом. Однако даже в проектировании интерфейсов есть конкурирующие концепции: так, понятию органопроекции было представлено парное понятие «объектопроекции» [153] – когда человеческое сознание объединяет в будущем проекте потребности человека и копии уже созданных раньше технических изделий. Соответственно возникает конфликт между образами, отражающими потребности человека и потребностями техники, инерцией ее развития. Этот конфликт, по сути, воплощение коперниканского переворота И. Канта, но проявляется он в сложностях общения человека с приборами: взаимодействие субъекта и объекта не может быть односторонним, приборы начинают воздействовать на создателя“.
Развитие техники требует уже отказаться от органопроекции как транслирования человеческих качеств на технику и заменить ее встречными информационными потоками: «С точки зрения развития интерфейса между человеком и компьютером вопрос заключается… в создании аппаратных и программных средств, обеспечивающих быстрый и эффективный online-обмен информацией между человеком и компьютером. Причем существенным становится требование введение каналов передачи информации, независимых от сознательного контроля человека» [230]. Если И. Кант, раскрывая взаимодействие объекта и субъекта, хотел задать границы познания мира, то обеспечение прямого аппаратного воздействия объекта на мышление субъекта – воздействия, по сути, независимого от контроля сознания – превращает человека лишь в часть «коллективного сознания», в напарника компьютера.
По мысли Е.Б. Моргунова, противоречие между органопроекцией и объектопроекцией можно устранить в системах искусственного интеллекта.
Но противоречие в общении человека с машиной – лишь следствие более общего противоречия в концепции органопроекции: сводя к образу человеческого тела всю возможную технику, мы заранее ограничиваем ее развитие. Человек пусть и сложная, но не бесконечная в своей сложности система – ни наш личный психический микрокосм, ни наши тела не могут быть абсолютным эталоном для макрокосма, частью которого и есть техника. Поэтому необходимо разделять антропроцентричность интерфейса (в широком смысле – тех частей техники, которые непосредственно взаимодействуют с человеком) и конструкцию деталей, механизмов, которые уже отвлечены, отделены от человека, деятельность которых не зависит от непосредственного контакта с телом (разнообразные двигатели, пароперегреватели, карбюраторы). Парфенон в определенном смысле должен был быть выстроен по пропорциям человеческого тела именно потому, что в нем молились люди. Но какой смысл подгонять под такие пропорции цех горячей прокатки стального листа? Он должен в первую очередь соответствовать пропорции оборудования.
Тождество техники и человека недостижимо. Попытки уравнивания вызывают или сведение возможностей техники к возможностям человеческого тела (как спортивные снаряды делают безопасными для атлетов), или обратный процесс – превращение человека в инструмент, сведение всей его личности к выполнению полезной функции. Разумеется, антропоморфные концепции техники (когда молоток воспринимается формой кулака) и чисто утилитарные концепции техники (молоток – способ удовлетворить потребности человека) могут совпадать. Это частичное тождество противоположностей, которое возможно лишь в том случае, когда абсолютно все причины использования инструмента кроются в человеке. Конечно, это преувеличение, но если сводить всю технику к образу и подобию человека, а все задачи техники – к обслуживанию человеческого организма и психики, то Causa finalis для техники неизбежно будет выступать человек.
Концепцию органопроекции надо рассмотреть как необходимую ступень в эволюции осмысления техники. Как первые представления об обществе включают в себя концепцию золотого века (в ту мифическую эпоху человек еще не испорчен, он добрый и не раздираем внутренними противоречиями) и люди предприняли множество попыток воспроизвести утраченный рай, так и в философии техники первая попытка осмысления столкнулась со стремлением снять противоречия человека и инструмента. Органопроекция неизбежно сдвигает технику к прошлому, потому что формы взаимодействия с техникой, которые воспринимаются как естественные, «человекообразные», стали привычны, вошли в обыденное мировоззрение.