Страница 1 из 7

Новейшие приключения Петрова и Васечкина в горах Кавказа

Алеников Владимир Михайлович

Владимир Алеников

Глава первая. Как поссорились Петров и Васечкин, или Поцелуй Маши Старцевой

Всё произошло в тот самый Женский день. И вот как это было.

8-го марта все девочки в классе традиционно пришли нарядные, празднично одетые, любо-дорого посмотреть. Но лучше всех, конечно, выглядела красавица, отличница и спортсменка Маша Старцева. Надо сказать, Маша и раньше с вниманием относилась к своей внешности. Всё на ней всегда блестело и сияло, волосы расчёсаны, банты разглажены. Как выражался Васечкин – не девочка, а просто картинка на обложке журнала «Мечты семиклассника». Но после того как Маша заняла второе место на Международной юношеской математической олимпиаде в колумбийской Картахене[1] и в очередной раз оказалась в центре внимания прессы и телевидения, она стала следить за собой ещё более тщательно. А в этот злосчастный день она просто превзошла себя. Когда она появилась в школе, у Васечкина буквально челюсть отвисла. Обычно он не лез за словом в карман, но тут просто онемел, так хороша была Маша.

Как только Васечкин наконец пришёл в себя и двинулся в Машином направлении с целью сделать комплимент, который по его расчётам должен был произвести впечатление на красавицу и отличницу (проходя мимо, небрежным тоном – классно выглядишь, Старцева!), случилось следующее.

Откуда ни возьмись, прямо рядом с Машей возник Петров, державший в руках большой букет алых роз. Щёки у Петрова, как заметил Васечкин, были примерно такого же цвета, как и розы, которые он держал.

– Вот, Маша, – срывающимся голосом произнёс Петров и несколько неловко сунул Маше в руки букет. – Поздравляю тебя с праздником Женского дня! Желаю тебе здоровья и успехов в учёбе!

На последних словах Петров как-то совсем сник и потому произнёс их еле слышно. Маша даже сморщила носик и слегка нагнулась к нему, чтобы разобрать, что он говорит.

– И вот ещё что… – взяв себя в руки, чуть громче произнёс Петров. – Это вот тоже тебе.

На этих словах он полез в карман, не без труда выудил оттуда какую-то вещицу, которую также вручил Маше. При этом старался на неё не смотреть.

– Для ключей! – объявил он, как бы подытоживая всю акцию. Но потом вдруг неожиданно добавил: – От меня!

После чего глубоко выдохнул. Очевидно, силы у Петрова полностью иссякли.

И в этот момент произошло то, что навсегда поразило наблюдавшего всю эту картину Васечкина.

– Спасибо тебе, Петров, – нежным голосом произнесла Маша. – Мне очень приятно!

Петров было открыл рот, чтобы сказать что-то, но не успел. Маша вытянула губы и поцеловала его сначала в одну щёку, потом в другую. И упорхнула вместе с букетом. Петров так и остался с открытым ртом.

Возможно, он так бы его и не закрыл, если бы не подошедший Васечкин.

– Так, значит? Да? – зловещим тоном проговорил он.

– В смысле? – уточнил Петров.

– Цветочки дарим, подарочки?

– А чего тут такого, – забеспокоился Петров, – сегодня же праздник, Восьмое марта.

– Праздник, Восьмое марта, – кивая головой, саркастически повторил Васечкин.

– Ну да… – окончательно растерялся Петров.

– Такого, конечно, ничего, – сказал Васечкин. – Мне вот только интересно. Как будни, так всё всегда вместе, неразлейвода, а как праздник, так, значит, дружба по боку, каждый сам за себя, так?

– Да нет, почему, – несчастным голосом оправдывался Петров. – Я просто так, решил поздравить, вот и всё…

– Просто так? – язвительным голосом, не предвещавшим ничего хорошего, медленно произнёс Васечкин.

Щёки у Петрова от этого вопроса стали уже теперь не алого, а просто красного цвета.

– Ага, – пожав плечами, выдохнул он.

– Значит, эти поцелуйчики это просто так?

На этот раз Петров вообще не нашёлся что сказать. Он пожал плечами и развёл руками, в надежде, что таким образом как-то успокоит друга. Но Васечкина уже было не остановить.

– Что-то я не припомню, чтобы Старцева раньше кого-то целовала! – голосом следователя, выводящего преступника на чистую воду, заговорил он. – Или, может, я чего не знаю? Может, вы и раньше, когда никто не видел, это делали?

– Чего делали? – начал оправдываться Петров. – Чего мы делали-то?

– Эти ваши чмоки-чмоки! – издевательски произнёс Васечкин. – Такой ты, значит, друг! Что ты ей подарил? Ну кроме цветочков?

– Брелок, – процедил Петров.

– Брелок? Какой ещё брелок?

– Ну, всадник…

– Какой всадник? Медный?

– Да нет, просто всадник. На лошади…

– Зачем это?

– Просто так… – снова пожал плечами Петров. – Удобно ключи носить.

– Ах удобно, вот оно что! Какой ты у нас заботливый!

Петров промолчал и пожал плечами, что могло означать – да, я вот такой, какой есть!

Васечкин, раздумывая, скептически разглядывал Петрова с головы до ног. Петрову от этого взгляда стало как-то тоскливо, и он уже собрался выяснить, чего ради Васечкин так на него уставился, как тот сам прервал затянувшуюся паузу.

– Всадник, значит… – насмешливо протянул Васечкин. – Понятненько. Это ты у нас, значит, всадник, так что ли?

– Да нет, это просто… – забормотал Петров.

– Опять «просто», – прервал его Васечкин. – Смотрю, у тебя всё так просто, прямо проще некуда! Да, не ожидал от тебя, Петров! Всё теперь про тебя ясно! Если друг оказался вдруг!..

– Да чего я сделал-то? Она сама!.. Подумаешь!..

– Подумаешь, да не скажешь! – горько усмехнулся Васечкин. – Чего сделал? А то ты не знаешь! Эх ты, за какой-то поцелуй друга продал!

На этих словах Васечкин гордо повернулся и пошёл прочь.

– Чего я продал-то? – суетливо заспешил за ним Петров. – Никого я не продавал! Ты чего, Васечкин?

Но Васечкин даже головы не повернул. Он был глубоко уязвлён. Будто Петров не знал, что он, Васечкин, давно и упорно добивается взаимности Старцевой. Что в последнее время лёд вроде бы тронулся, и Маша стала смотреть на него куда благосклонней, чем раньше. И вот теперь он коварно опередил его, влез прямо перед его носом с этим проклятым букетом и каким-то брелком со всадником! А Маша, Маша-то хороша! Чего стоят её внимательные взгляды, разговоры о жизни, нежные улыбки?! Теперь понятно, что ничего не стоят! А о поцелуе Маши Старцевой Васечкин не смел даже мечтать. Это было за пределами его воображения. И вот пожалуйста, нате вам! Вот так вот, за какие-то паршивые цветочки и копеечный брелок с всадником раздавать поцелуи! Где это видано! И как, скажите, после такого предательства можно жить на свете?!..

Вопрос этот остался без ответа, поскольку, собственно, никому специально и не предназначался.

– О, женщины, ничтожество вам имя![2] – мысленно произнёс Васечкин, входя в класс.

И хотя произнёс он это про себя, но почувствовал при этом такое отчаяние, что на глазах чуть слёзы не выступили.

– Знаешь что, Васечкин, – сказал в это время Петров, который в глубине души вовсе не считал себя виноватым, – никто тебе не мешал самому ей цветы подарить. Или ещё что-нибудь. Тебе просто это в голову не пришло, вот ты и завидуешь!

– Я завидую? – возмутился Васечкин. – Кому? Тебе? Ну ты и сказанул! Да я после этого вообще с тобой разговаривать не хочу!

– Я сам с тобой не хочу! – в свою очередь вскипятился Петров. – Подумаешь, испугал! Мне, что ли, поговорить не с кем. Тут вот полно народу.

И Петров широким жестом обвёл класс.

На это Васечкин ничего не сказал. Он демонстративно отсел от Петрова на последнюю парту и до конца уроков сохранял мрачный, недоступный вид. Больше у него друзей не было.

Эта история подробно изложена в книге «Приключения Петрова и Васечкина в Колумбии». – Здесь и далее примечания автора.

Васечкин цитирует «Гамлета» Вильяма Шекспира. В переводе Бориса Пастернака цитата звучит так: «О, женщины, вам имя вероломство!». Интерес Васечкина к Шекспиру описан в новелле «Укрощение строптивой» в книге «Приключения Петрова и Васечкина. Обыкновенные и невероятные».