Страница 4 из 28
Вий Быстрозоркий, хозяин подземелий и владыка кошмаров, был воистину чудовищен. Одетый в черную землю вместо платья, он задевал пол длиннющими когтями. Рот его закрывала железная личина, прибитая гвоздями прямо к коже, а веки свисали аж до подбородка. Грязные седые волосы ниспадали еще ниже – Вий в самом деле отличался небывалой древностью и давно лишился большей части могущества.
Впрочем, прежде это могущество было таково, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И даже сохранившихся крупиц хватит, чтоб содрогнулась земля и вострепетали люди. Даже сейчас власть Вия над мертвыми безмерна, а взгляд – уничтожителен.
И Кащей, последний из его смертных сынов, собирался этим воспользоваться.
Наверх Вий шагал тяжко, неуклюже. На его плечи словно давил груз прожитых веков. Жутко выглядел Кащей Бессмертный, мало отличался от ожившего трупа, но батюшка его вовсе на человека не походил. Со стороны глянешь – то ли медведь-шатун из могилы вылез, то ли обезьяна какая заморская.
Никто бы не поверил, что некогда это страховидло сияло среди звезд.
– Я никогда не спрашивал, – вдруг произнес Кащей. – Кем ты был до божественности, отец?
– Почему тебе стало интересно это именно сейчас? – с шумом вздохнул Вий. – Я… я плохо помню. То было так давно… и я был совсем иным… весь мир был совсем иным… Потоп еще не положил ему конец… волшебство было повсюду… чудеса… иные создания… нелюди… великаны… тогда их было очень много…
– Но ты сам был человеком? Ответь.
– Человеком… Потому и ты человек… Родился таковым, по крайней мере… Может, сейчас уж не всякий тебя таковым сочтет… но ты человек, сын…
Тем временем наверху, в подклете Костяного Дворца, дожидали своего царя-батюшку Яга Ягишна и старый Джуда. Ведьма и колдун. Бородатый карлик нетерпеливо сновал по пустым палатам, точил ногти острыми зубками, в сомнениях поглядывал на зияющий сыростью лаз. Кащея не было уже долгонько, и Джуду это начинало угнетать.
А вот середульняя из сестер-ведьм нимало не беспокоилась. Кутаясь в ягу из собачьих шкур, она вертелась перед зеркалом, любовалась сморщенным личиком.
– Ах, ах, хороша-то как, хороша! – довольно шамкала старуха. – Любо, премило!.. Век бы глядеть на этакую прелесть, да дела не позволяют!
– Какие там у тебя дела? – сухо спросил появившийся на лестнице Кащей. – С Волховичами на пустом месте свориться, да детворой крестьянской харчеваться? Завязывала бы с глупостями, злыдня старая. Один раз я тебя спас – вдругорядь могу рядом не оказаться.
– Да я што, я ништо… – стушевалась Ягишна. – Ты уж не серчай, Кащеюшка, я ж то так, в шутку больше. А если кто про меня што сболтнул, так то из зависти, из злобы сердешной. Ты меня знаешь – я в жизни никому дурного не делала.
Баба-яга и в самом деле так считала. Искренне не понимала, отчего слывет злодейкой. Что в ней плохого-то, прости-помилуй?! Она добрая, приветливая и очень красивая женщина третьей молодости. Пусть грязные языки чешут, что им вздумается.
А что некоторых детишек в печке изжарила, да косточки обглодала, так это им самим себя виноватить. Не шалили бы, не обижали бабушку, так ничего бы и не было им.
К тому же они ведь еще и жирные были. Откормленные. Так и соблазняли своим видом, негодники.
– И ты, Кащеюшка, вот зря меня злыдней-то кличешь, – чуть обиженно сказала Яга, ковыляя на костяной ноге. – Сам-то чем лушше-то, а? С меня-то какой спрос – я бабуся темная, живу в лесу, молюсь колесу. Оборотному коловрату. Меня не трожь – и я не трону. А ты вот на себя посмотри, подивись. Весь род людской истребить задумал, под корень извести! Это вот как, не злыдни?
– Это просто самый разумный ход действий, – ответил Кащей. – Рано или поздно люди подомнут мое царство и прекратят мое существование. Я действую на опережение. Сам подомну их царства и прекращу их существование. Хек. Хек. Хек.
– Да ладно, уж так и подомнут, – пихнула его в бок Яга Ягишна. – Никто тебя не тронет, Кащеюшка. Кому ты нужен-то, хрыч старый? Живи себе спокойно, как всегда жил. А хошь – вместе жить будем, в лесу, в избушке моей. Чать потеснюсь, ради милого дружка-то.
Кащей ничего не сказал. Даже взглядом бабу-ягу не удостоил. Зато шествующий следом Вий уставился на нее слепой харей и прогудел:
– Совсем ты очумела, старуха.
– Я, дедушко Вий, промежду прочим, на тьму веков тебя моложе, – с достоинством ответила Ягишна. – Не тебе меня старухой-то величать.
К отцу Кащея баба-яга относилась с почтительностью, душевным трепетом, но без подобострастия. Они, сестры-ведьмы, хоть и не божественны, но лыком тоже не шиты. Их миссия в этом мире тоже важна. У них у каждой правая нога в Яви, а левая-то – в Нави. Правая рука Сварогу протянута, а левая-то – Чернобогу.
Меньшая из сестер, правда, больше направо кренится. А середульняя – налево. Аккурат посередке только большуха стоит. Она и посильней всех будет, поумелей.
Но Яга Ягишна тоже ведьма зело сильная. Оттого Кащей ее в помощь себе и взял. Ее, колдуна Джуду и даже самого Вия. Решил он свершить такой ритуал, для которого чем больше кудесников – тем лучше.
Выбирать, конечно, ему особо не приходилось. Не из кого выбирать-то, давно уже не из кого.
А ведь Кащей еще помнил времена, когда чародеи не были редкостью. Помнил Кавказ, населенный каджи и дэвами. Помнил искусников древнего Та-Кемет. Помнил башню чародейной гильдии, что вздымалась на полудне, в стране Шумер.
Но вот чародейных школ он не помнил. После Потопа их не было нигде и никогда. Повсюду чародеи передавали знания только из уст в уста, от учителя к ученику. А многие не брали учеников вовсе, тряслись над своим волшебством, как Кащей – над златом. Не хотели множить себе подобных, дорожили своей уникальностью.
И в результате знания умирали вместе с чародеями. С каждым веком их оставалось все меньше. С каждым веком они все меньше знали и умели. Слабели их заклинания, все реже встречались умные вещи. Волшебство из необоримой силы превращалось в бормотание полоумных знахарей, пустое сотрясание воздуха.
Во времена молодости Кащея подлинных, сильных чародеев были многие сотни. Во времена зрелости – уже только десятки.
Сейчас их можно пересчитать по пальцам.
И среди тех немногих, что все еще ходят по земле, самый могучий – как раз Кащей Бессмертный и есть. Он ходил среди самых могучих даже в те далекие времена, когда кудесников было порядочно.
А уж сейчас-то ему подавно равных нет.
Иногда подумывал Кащей о том, чтобы самому учеников завести. Воротить в мир искусство чернокнижия. Набрать побольше отроков, устроить школу, да и передать им знания свои, умения.
Но дальше размышлений не шло. Знания и умения – это тоже сокровище. Их самих Кащей не жалел, конечно, – ими если делиться, то у других прибудет, но у него не убудет. Однако если в мире появятся новые кудесники, если обучит их Кащей своим премудростям – всегда есть возможность, что кто-то из них его превзойдет.
А если такой сыщется – то может и место его захотеть занять.
Это обычным смертным в радость, когда сын сильнее отца, когда ученик превосходит учителя. Их жизни коротки, им все едино сходить в могилу. А Кащей – бессмертный. И собственной рукой создавать возможных соперников – недальновидно.
Бессмертие. Главная цель любого волшебника. Все остальное вторично, все остальное может подождать. Если у тебя есть бессмертие – у тебя есть время, чтобы добиться любых других своих целей. Следовательно, начинать нужно с бессмертия и только с него. Удивительно, но очень многие чародеи либо не понимают этого, либо по глупости своей не придают значения.
Впрочем, Кащей тоже не сразу это понял. Пока он был молод – считал, что так будет всегда. Сильный, красивый, даровитый, да еще и богорожденный. Долго очень наивен был. А когда наконец уразумел, что время и над ним тоже властно, когда двинулся путем верным – немало совершил ошибок.
Но он был терпелив. Он был настойчив. И каждую ошибку рано или поздно исправлял.