Взять своё

Фален медленно водил глазами по небольшой бумаге, содержащей послание от Роланда. «Приветствую тебя, брат. Времени почти нет. За тобой постоянно следят. Постарайся вроде бы случайно оговориться, что королевская казна может находиться на юге, в подвалах замка Шариот. И главное, они должны узнать, что я жив. Уверен, Хромой Лис захочет все решить одним ударом и не упустит этот шанс… Прошу тебя, пусть это выглядит естественно. Сделай все именно так, иначе Ольстер обречен. И, я обязательно, приду за тобой! Твой брат, Роланд».

— Шаги! Кто-то идет! — парнишка вдруг рванул послание из рук Фалена и отправил его в рот. — Закройте глаза! — прошамкал он. — …

В этот момент дверь в королевские покои вдруг распахнулись от мощного удара и внутрь почти влетел один из легионеров, за которым шел его командир. Тот, высокий комтур с глубоким шрамов через все лицо, быстро оглядел спальню.

— Что это за рожа? Тебе же было сказано, баран, никого из местных к нему не пускать! — и тут же залепил легионеру сильную оплеуху, разбив ему бровь массивной печаткой. — Говорили же, пускать только своих! Уроды! Сгною на плацу! А ты, демонова отрыжка, что уставился? — комтур с яростью уставился на парня, который медленно пятился к стене. — Что ты тут делал? Отвечай? Ничего, огонь и железо развяжут тебе язык. Ха-ха-ха, развяжут! Тащи его…

Едва легионер схватил за шкирку упирающего парнишку и потащил его наружу, как комтур с презрением пробормотал:

— А этому засранцу надо еще подлить воды в кувшин. С травки-то жажда должна мучить…

Фален же все это время с трудом сдерживался, чтобы не открыть глаза и не посмотреть на усмехающегося врага. «Не соврал, значит… Плохо. Это очень плохо… Проклятье, как же башка-то болит. Раскалывается, аж выть хочется…». От тяжелой, стреляющей боли он еле слышно застонал. «Что вообще вчера было? Вчера… Черт, не помню! Ничего не помню. Совсем ничего не помню… Значит, поят меня, сволочи, каким-то дерьмом. Что же теперь делать? Что уж там парнишка говорил… Проклятье, все плывет. Что-то там про южный замок, про королевскую сокровищницу… Еще что-то? Стоп! Роланд жив! Брат выжил! Милостивые Боги! Король жив! Значит, еще не все потеряно…».

Осторожно открыв глаза, он убедился, что в спальне уже никого не было. Поучается, тот шаморец уже ушел.

— Что за вонь? — Фален скривился, глубоко вдохнув носом воздух. — Что это такое? Это же от меня…, — он с гадливостью оглядел желтоватое пятно на пуховой перине, какие-то засохшие кусочки мяса и хлеба. — Настоящая свинья.

Тут его взгляд упал на кувшин, стоявший буквально в локте от него. И он сразу же почувствовал, что ему жутко хочется пить. На секунду ему даже показалось, что его горло превратилось во что-то шершавое.

— Нет, нельзя, — он сам же одернул себя, когда попытался дотянуться до кувшина. — Нельзя пить. А ведь, так и сдохнуть можно… Где-то ведь должна быть вода. Свежая, холодная, — в горле встал твердый ком, который было не сглотнуть. — Должна быть.

Ему понадобилось не так много времени, чтобы понять — другой воды здесь нет. В опочивальне была лишь та вода, которая, по словам посланника, была отравлена дурман-травой. Тогда, чтобы хоть немного отвлечься от жажды, Фален начал обдумывать план кузена.

«А, план-то хорошо! Я всегда знал, что у Роланда война в крови. Мне ведь никто не верил. Говорили, что король Ольстера это скряга и торгаш. Смеялись над королем, шептались по углам… А ведь это может получиться. Если я смогу сделать то, что хочет Роланд, тогда шаморцам придется разделить свои силы. А у Роланда появиться шанс на победу».

Словом, новоиспеченный король решился. Он, конечно, понимал, что рискует не просто своим нынешним местом, а своей собственной жизнью. Ведь когда Сульдэ поймет, что его обманули, то его, Фалена, бумажного короля, просто насадят на мечи. Но разве он мог поступить иначе? Он, росший долгие годы в королевской семье вместе с Роландом, еще в далеком детстве принес своему брату и Ольстеру клятву верности. И сейчас, когда пришло время выполнить эту клятву, разве мог он поступить иначе? «А Роланд ведь все это предугадал… Не с проста ведь, он еще десять лет назад попросил меня для всех остальных сыграть эдакого повесу, прожигателя жизни, словом полную противоположность Роланду. И я играл эту дикую роль тяжелые десять лет! Я жил словно шальной… И, кажется, в какой-то момент уже и сам поверил в то, что я не такой, как Роланд… А теперь пришло время доказать свою клятву!».

Наверное, он еще долго так мысленно бы разговаривал сам с собой, но где-то в коридоре послышались чьи-то шаркающие шаги. Через мгновение зашевелилась стража у ворот опочивальни, а Фален, чертыхаясь, уже летел в постель. «Это точно кто-то из них! Чуть не попался! Теперь, лишь бы ничего не заметили». В кровати он резко, одним движением, натянул на себя тяжелое одеяло. Правда, тяжелый, прелый запах мочи и пота вновь ударил ему по ноздрям, отчего его чуть не вырвало. Скривившись, король закрыл глаза и попытался успокоить дыхание.

— Что ты топаешь, как лошадь?! — чей-то негромкий голос прошелестел от двери. — Тише, тише!

— Какая разница?! Он все равно, бревно бревном, — кто-то другой виновато отвечал. — Давай, лучше тут приберемся. Проклятье, он что опять обмочился? Точно! Хорошо, не как в прошлый раз… Тише ты! Он зашевелился и, кажется, что-то бормочет… Странно. Может надо отвара обновить?

Первый, как-то подозрительно стих, а Фален почувствовал, как кто-то осторожно присел на кровать. «Подслушивает, тварь! Кругом, одни предатели! Ладно, похоже, это самый лучший момент, чтобы действовать… Черт, хотя я лучше бы удавил их всех». Он испустил чуть слышный стон умирающего и несколько раз лягнул ногой воздух. Тут же притих и второй слуга. Тогда Фален застонал еще громче и, вдобавок, испортил воздух.

— А-а-а… Брат, брат! — он то понижал голос до едва слышного шепота, то делал его громче. — Стой, не делай этого, — его нога снова пнула одеяло и, словно случайно, задела что-то плотное и тяжелое; Фален мстительно ухмыльнулся при этом. — Золото! Сколько же здесь золота… Горы золота.

Вот, честно говоря, ему совершенно не пришлось притворяться. Однажды, когда все это только начиналось, Роланд провел его в королевскую сокровищницу и показал накопленные им и его отцом ценности. Это были, действительно, горы, золото и серебро которых тускло блестело в свете факелов. Прямо под ногами, у стен, в небольших бочонках, сундуках лежали монеты и самородки, стоимость которых было сложно даже вообразить… Поэтому, бормоча все это он ярко представлял то, что видел.

— Полные сундуки монет, брат… Это же все надо спрятать. Надо срочно спрятать! — установившуюся в этот момент в опочивальне тишину можно было смело резать ножом, настолько тяжелой и вязкой она была. — Враг уже близко! Ты понимаешь, враг совсем рядом… Столицу скоро возьмут в осаду…

Тут он замолчал, давая себе передышку. Ему настолько хотелось пить, что слова приходилось практически выталкивать из своего горла. В этот момент даже то дурманящее поило, представлялось ему напитком Богов.

— Брат… Слушай меня, брат…, — он собрался с силами; оставалось еще немного. — Скачи на юг… в наш родовой замок. Туда враг не доберется… А подвалы… Помнишь подвалы, в которых в детстве мы прятались от стражи? Ха-ха…, — Фален уже хрипел, то и дело прерываясь на скрипучий мерзкий кашель. — Ха-ха, в этих подземельях можно спрятать все что угодно… Скачи, брат, скачи… Ты должен освободить… Ольстер… Навсегда…

«Все! Больше не могу! Если я сейчас не выпью, то, точно, сдохну!». И его вновь пробил жесткий кашель, выбивавший из него последние силы.

— Брось, этот горшок, — даже сквозь кашель, Фален услышал, как что-то упало и разбилось. — К демонам его! Ты слышал, что он сказал? Бредил?! Ты, что баран?

— Ась? — другой слуга то ли, правда, ничего не понимал, то ли притворялся, надеясь первым принести шаморцам эту весть. — Да, бредит он. Ты посмотри на это тело. Он же упился до самых бровей и наговорит такого, что только держись… Про короля вона сказал… Все же знают, что король Роланд погиб в том сражении…