Страница 35 из 70
— Мой мальчик, иди пока к костру. Негоже тебе мерзнуть здесь, — мальчик, конечно понимал, что происходит что-то нехорошее, но желание сбросить тяжелые доспехи и погреться было сильнее него; он слез с коня и убежал к ближайшему костру. — С сегодняшнего дня, — канцлер печатал каждое слово, вкладывая него всю силу и мощь своего глубокого тяжелого голоса; в его поднятой руке сверкнула золотом королевская печать с фигурным гербом Ольстера — древний знак власти в королевстве, наряду с короной. — Рядом с… наследником и будущим королем должно неотлучно находиться двадцать лучших рыцарей, — он буравил взглядом стоявших вокруг него всадников. — До возвращения его величества короля Роланда или до восшествия на престол короля Лекона, опекуном наследника буду я, — золотая печать вновь внушительно сверкнула в лучах солнца.
Двое дюжих легионеров с развевающимся на ветру черными плащами выволокли из шатра командующего безвольную фигуру и тут же, повалив ее на землю, сломали позвоночник. Так же совершенно буднично, без всяких эмоций, они подхватили хрипящее, с пеной у рта, тело и поволокли его к небольшому оврагу в отдалении, где и бросили.
— Сегодня будет чем полакомиться этим тварям, — угрюмо пробормотал один из легионеров, кивая на стоявших в отдалении невысоких четвероногих лохматых животных; те с жадным блеском в глазах следили за каждым их движением, ожидая когда они уберутся восвояси. — Поди еще ни разу потроха сотников не пробовали… Пошли.
Едва легионеры отошли от оврага, как бродячие собаки начали медленно обходить овраг, постепенно спускаясь все глубже и глубже — туда, где шевелились с хрустом, хрипом и стонами с десяток тел.
Они даже не успели приблизиться к шатру, как его полы резко распахнулись и оттуда подобно камню, выпущенному из пращи, вылетел и тут же остановился сам командующей. В эти мгновения с него можно было смело писать портрет самого вестника смерти — Азраила! Лицо Сульдэ было мертвенно бледного цвета. Выпирали острые скулы, над которыми провалами зияли глазницы. Лихорадочным блеском блестели глаза…
— Где эти трусливые гиены? — не оборачиваясь, бросил он назад, где стояли его тысячники. — А…, — его взгляд, только что шаривший по сторонам, наконец застыл. — …
Несколько неровных шеренг из уцелевших легионеров, которые должны были ворваться в город первыми, вытянулись в нескольких сотнях метров от шатра.
— За мной, — с шипением выдохнул он воздух и быстро пошел, переваливаясь с ноги на ногу. — …
Старика просто разрывает от переполнявшего бешенства. Об этом говорили и тяжелое дыхание, то и дело прерывающееся невнятным бормотанием; и хватание рукоятки меча скрюченными пальцами правой руки.
Случившееся ночью стало для опытного полководца не просто неприятным щелчком по носу, а полноценным ударом в челюсть со всеми сопутствующими этому… брызгами крови и слюны, сломанными зубами и т. д. Еще сутки назад он был уверен, что именно этой ночью столица королевства со всеми ее запасами и королевским наследников сама упадет к нему в руки, как перезрелое яблоко. Отражением этой уверенности стала даже подготовка повозок для будущих трофеев, самые богатые из которых должны были пойти в том числе и в его карман.
— Свинной помет…, — вырывался через гнилые зубы невнятный шепот. — …
Другим источников этой злобы стала не столь давно пришедшая к нему горькая мысль о том, что ему начало отказывать его знаменитое сопровождавшее его десятками лет чутье. Именно за это мистическое знание своего будущего противника, его ходов, Сульдэ и был прозван Старым Лисом… Сейчас же он все чаще стал себя ловить на том, что не может предугадать действия своего врага. «Неужели так выглядит Старость? — еще одна предательская мыслишка закралась к нему в голову. — Нет… Не может быть».
— Господин, господин, — голос одного из тысячников вырвал из задумчивости шагавшего полководца. — Вот они.
Жалкие остатки штурмовых групп, собранных со многих турий, молча стояли перед ними. После внезапного кавалерийского удара их уцелело не более половины от первоначального состава. А среди оставшихся в живых почти все были ранены.
Сульдэ медленно шел перед строем, задумчиво смотря куда-то вдаль. Думал ли он в эти мгновения о стоявших в нескольких шагах легионерах? Нет! Судьба их была предрешена уже в тот момент, когда первые из них, не выдержав стремительного удара тяжелой кавалерии Ольстера, побежали к лагерю. Кодекс Легиона однозначно определял их будущее — Смерть и только смерть! Вопрос был лишь в том, все они или лишь их часть ляжет в землю…
— Децима, — наконец, негромко выдал Сульдэ, останавливаясь перед бледным как мел легионером. — Децима, — вновь уже громче повторил он, и не оборачиваясь пошел в сторону крепости. — …
Децима! Приговором прозвучало слово. Каждый десятый из стоявших должен был умереть!
Сразу же, едва командующий отвернулся, к шеренге подскочили его телохранители. Сыпя ругательствами и оскорблениями, они резво стали вытаскивать из строя каждого десятого солдата.
— Быстрее, сын ишака! Что встал как каменный? — на разные голоса орали они, кидая на колени тех, на кого пал жребий. — Ноги отнялись?
Хрясть! Пока из середины строя выволакивали очередного обреченного, в начале уже начала литься первая кровь… Обритая наголо голова, забинтованная багровой, почти коричневой тряпкой с глухим стуком упала на промерзлую землю и покатилась к ногам одного из легионеров.
Хрясть! Новый взмах мечом и новая голова с хрустом и брызгами кровь полетела на землю.
Сульдэ всего этого уже не видел. Ноги его сами собой несли к крепости — к тому место, где вчера была похоронена его уверенность в скорейшем окончании войны.
Окруженный шедшими невдалеке телохранителями, особой лично преданных ему легионеров, командующий медленно подходил к остаткам линии укреплений, за которыми прошлой ночью штурмовые группы солдат ждали сигнала от заговорщиков. Он шел, перешагивая через раскуроченные в щепки деревянные бочки, обходил перевернутые телеги, изредка останавливаясь возле еще неубранных тел легионеров и гвардейцев Ольстера.
— Хм…, — с негромким бормотанием Сульдэ замер возле лежавшего на боку всадника, с которого еще никто не успел содрать его черные доспехи. — Черное железо. Сколько же его тут…, — теперь он своими глазами убедился, что на всадниках короля Роланда, вчера вырвавшихся из осажденного города, действительно, были доспехи из драгоценного металла. — Что? — его взгляд вдруг зацепился за некоторую странность на доспехах, цвет которых ближе к спине рыцаря был более блеклым. — Переверните его! — едва двое подскочивших легионеров перевернули тело, как эта странность стала понятной. — Вот же поганец…, — сквозь зубы, тихо выдал Сульдэ; и в словах его, пожалуй, одобрения было больше, чем осуждения. — …
Перешагнув через тело, старик двинулся дальше. А на земле осталось лежать тело, панцирь на туловище которого состоял из двух частей — из нагрудника, выкованного из гномьего металла, и задней части, вышедшую из рук кузнеца-человека.
— Что тоже пришел полюбоваться на этот орешек, который мы никак не можем разгрызть? — с одного из вывороченных из рукотворного вала бревен раздался знакомый насмешливый голос; Верховный кади Шамора сидел на какой скособоченной треноге и что-то потягивал из глиняного кувшина. — А Роланд все-таки хорош!
Даданджи сейчас отнюдь не лукавил. И сам не раз поучаствовав в осаде, да и штурме крепостей, он прекрасно понимал, что королю Роланду стоило подготовить и осуществить вчерашний прорыв. Конечно он сам бы сделал иначе… Даданджи точно бы не стал бросать в атаку, пусть даже совершенно неожиданно, тяжелую кавалерию на укрепленный лагерь. Собственно, вчерашние события и показали, что, разгромим штурмовые отряды легионеров, бронированный клин катафрактов вонзился и завяз в обороне базового лагеря шаморцев. И будь бы он на месте Роланда, кади бы запустил шаморцев в город. Потом дождавшись, когда большая часть легионеров втянется внутрь, захлопнул бы ловушку и начал спокойно расстреливать из луков своих врагов со стен и крыш домов…