Страница 39 из 64
Как это началось – хорошо известно. В Сербии был убит наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд. Австрия воспользовалась этим убийством, чтобы полностью подчинить себе Сербию. Россия объявила всеобщую мобилизацию. Австрия и союзная с ней Германия объявили войну России. Союзные с Россией Франция и Великобритания объявили войну Германии и Австрии. Всё произошло с такой быстротой, что стало ясно: обе стороны давно уже вострили когти и только ждали удобного предлога, чтобы вцепиться друг в друга.
Супруги Вавиловы оказались в стане врага! Продолжать научные занятия стало невозможно.
До сих пор неизвестно, что пришлось им пережить, прежде чем удалось вырваться из Германии. Они добрались до
Лондона, оттуда отплыли в Россию. 28 сентября (11 октября) Лида Вавилова, вернувшись из санатория, где долечивалась после тяжелой операции, уже застала Николая дома – «худого, с дергающейся половиной лица»[60].
Еще в Лондоне Николай узнал, что грузовой пароход «Руно», которым он отправил большую часть своего багажа, – семена, гербарии, коллекции растений, книги, – подорвался на мине и затонул.
О британском грузопассажирском пароходе «Runo» удалось найти подробные сведения. Он был построен в 1902 году. Водоизмещение 1679 тонн, мощный двигатель, могучий, сталью обшитый корпус. Подорвался 5 сентября по вине капитана: вопреки строгим инструкциям, он отклонился от проверенного маршрута и завел корабль на минные заграждения немцев. Когда произошел взрыв, на пароходе началась паника; капитан и команда не смогли с ней совладать, что усугубило положение и увеличило масштабы бедствия[61]. Так что Николаю и Екатерине Вавиловым сильно повезло в том, что, отправив груз пароходом «Руно», сами они задержались в Лондоне. Однако известие о гибели столь ценного для него груза, а еще больше – сознание, что программа заграничной командировки не выполнена, повергли Николая в тяжелое настроение. Первым порывом было – бросить всё к чертовой матери!
Он сумел взять себя в руки, но на душе было мрачно, тревожно. Как писала Лидия, «его положение скверное – не кончил [работу] за границей, и нет сознания окончания, а, следовательно, и сознания, где наиболее потребное ему место»[62].
Лиде был 21 год, она училась на Высших женских курсах – тех самых, где до поступления в Петровку училась Катя Сахарова, но на медицинском факультете. Лида была замужем, ждала ребенка. Ее муж, Николай Павлович Макаров, экономист-аграрник, выпускник Московского университета, еще студентом опубликовал несколько научных робот по сельскохозяйственной экономике и статистике. Он был дружен с коллегами-аграрниками из Петровки, в особенности с А.В.Чаяновым, через него познакомился с Николаем Вавиловым, бывал у него дома, где, скорее всего, и завязался его роман с Лидой. О том, как он развивался, можно судить по Лидиной дневниковой записи: «Коля, Коля, я тебя люблю, мне б хотелось, чтобы мы стали друг другу так близки, чтоб могли впредь всё, что происходит в душе, знать всё, и хорошее и плохое, и радостное и горькое… Не знаю, так ли ты ощущаешь, но ведь когда мы вместе, мы живем, словно во сне, в котором всё возможно, и из ничего творим чудеса, правда ведь»[63].
Война заставила ускорить выпуск врачей; Лиде предстояло сдать выпускные экзамены.
Николай Павлович, окончив с отличием Московский университет, был оставлен для подготовки к профессорскому званию, но, вместе с профессорами и преподавателями, протестовавшими против произвола министра просвещения Л.А.Кассо, вышел в отставку. Должен был пойти вольноопределяющимся на армейскую службу, но параллельно вел научную работу в Статистическом бюро московского земства и после демобилизации был принят в Воронежский сельскохозяйственный институт. Читал курс политической экономии и сельскохозяйственной статистики.
Он с нетерпением ждал Лиду, снял скромную квартиру и сокрушался, что в ней нет ванны и других удобств для молодой супруги и ожидаемого ребенка.
Лида уже готовилась к переезду в Воронеж, но после одного из практических занятий в клинике она почувствовала себя плохо.
10 октября 1914 года Николай Иванович извещал Макарова: «С понедельника (6 октября) началось повышение температуры, а во вторник, в день моего возвращения из Саратовской губ[ернии], она уже лежала. Позвали доктора, Очереднина, по-видимому, довольно приличного (лечит семью Прянишникова и Сахаровых). Сначала думали, что [грудная] жаба.
Сегодня появилась утром сыпь. Точно еще определить врач не решился, м.б. ветр[яная] оспа, корь. Сама Лидия говорит о возможности настоящей оспы, как раз перед болезнью она возилась с одной больной в клинике. Это, конечно, штука скверная. Всё это усложняется беременностью. И вчера, когда температура поднялась до 40,1, врач боялся выкидыша. Сегодня температура немного спала, 39,6. Завтра будет два врача (второго приглашает по нашему желанию сам Очереднин). Ухаживает за Лидой, конечно, больше всех мать. Завтра после консилиума пригласим фельдшерицу. Если оспа, то могут потребовать полной изоляции. Лидия, когда я ей сказал, что напишу Вам, говорит, что не надо Вас тревожить. Но, подумав, решил все же Вам все сообщить»[64].
По свидетельству Л.П.Бреславец, «когда его сестра умирала от черной оспы, он сидел рядом до ее последнего вздоха, несмотря на все усилия врачей увести его от заразной больной»[65].
Неожиданная и столь нелепая смерть любимой сестры снова повергла Николая в раздумья о быстротечности жизни, которая может оборваться в любой момент. Спасение от мрачных мыслей могла дать только научная работа, если в нее уйти с головой. «Чаянов писал, что надо сжечь себя в обществ[енном] деле. Мне раньше казалось, что это самое необходимое для того, чтобы что-либо сделать. Да и сейчас кажется, что подвиги требуют этого»[66].
Но работа в ту тяжелую осень у него не ладилась. Он часто бывал на кладбище, вместе с матерью ухаживал за свежей могилой. Мать украсила ее еловыми ветками, цветущими хризантемами. Осень была на редкость теплой, цветы не мерзли. «Вокруг тихо, покойно и не хотелось уходить»[67].
Тем временем – шла война!
Николая в армию не призвали: из-за поврежденного глаза он был признан негодным. Сергей был на фронте с первого дня войны – письмами близких не баловал.
Кто-то из знакомых слышал от кого-то другого, что кто-то третий видел его в госпитале в Варшаве. Николай пытался навести справки и уже сам готов был мчаться в Варшаву, но пришло письмо от Сергея: он был жив и здоров.
Мрачное настроение начинало понемногу рассеиваться.
Николаю предложили сделать доклад в Московском обществе испытателей природы и еще один – в Петровке. Он с головой ушел в подготовку докладов, «сжигая себя на общественном деле». Надо было продолжать эксперименты по иммунитету растений в Петровке, на Селекционной станции.
Как ни горька была утрата материалов заграничной командировки, но самый ценный груз на морское дно не ушел: он был упакован в его голове. Николай вернулся обогащенный новейшими идеями века и всей суммой знаний, что накопила наука о возделываемых растениях.
Начинается новый этап, который продлится до конца его жизни. Теперь уже он будет обогащать биологическую науку.
Конечно, такое деление условно. И до первой поездки за границу он удивлял современников зрелостью мысли и публиковал оригинальные исследования. А после возвращения и до конца своих дней он будет жадно следить и вбирать в себя всё лучшее, что накапливалось в науке, что творилось «на глобусе», как он любил говорить. Но до первой заграничной командировки стремление вбирать в себя накопленное наукой было преобладающим. А после одинаково важным стало для него – отдавать…
60
Авруцкая Т.Б. Письма H.И.Вавилова – Н.П.Макарову // Природа. 2012.
№ 11. С. 74.
61
См.: Wreck Report for «Runo», 1914 // www.plimsoll.org.
62
Авруцкая Т.Б. Письма… С. 74.
63
М.А.Вишнякова первоначально считала, что это запись из дневника
E.H.Сахаровой и «Коля» – это H.И.Вавилов. (См.: Вишнякова М.А. H.И.Вавилов: Петровка и первая любовь // Известия TCXA. 2012. № 4. С. 39–49.) Позднее она пришла к выводу, что это, скорее всего, запись Лидии Вавиловой, а «Коля» – Н.П.Макаров. Сообщено автору М.А.Вишняковой в письме от 15 сентября 2015 года, за что ей сердечная признательность.
64
Авруцкая Т.Б. Письма… С. 76–77.
65
Бреславец Л.П. Науку он ставил выше всего // Николай Иванович Вавилов. Очерки, воспоминания, материалы. М.: Наука, 1987. С. 88.
66
Авруцкая Т.Б. Письма… С. 77.
67
Там же. С. 78.