Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 61

Однако его растерянность и удивление стали бы поистине бесконечными, если бы он только мог увидеть, как появлялись на свет эти черные лепесточки, которые чуть не сломали хребет одной из сильнейших армии Тории. Смог бы он и дальше оставаться тем, кто он есть, когда увидел… здоровенный штамп — пресс, длинный самодельный конвейер, возле которого десятки великовозрастных подмастерьев и учеников под руководством хромого мастера доводили до ума сотни и сотни листовидных металлических болванок.

Конечно все объяснения и уверения Горланда не смогли до конца снизить взлетевший до небес накал подозрений и недоверия между людьми и гномами, но, все же позволили продолжить эти не простые переговоры в другом месте, более спокойном месте,… в шатре командующего.

— В том, что случилось нет ни вашей ни нашей вины, — здесь нить беседы вел своими уверенными руками сам верховный кади, который несмотря на свою молодость уже приобрел значительный опыт существования в том гадюшнике с гадюками, которые некоторые люди по недомыслию называли султанских дворцом; он то, в отличие от все еще здесь же недовольно сопящего Сульдэ, был совсем не отягощен накопившимся грузом подозрений и обид. — Это все козни наших врагов…

Морщины на лбу слушавшего все это внимательно гнома постепенно разглаживались.

— У которых нет ни чести ни совести сразиться с нами лицом к лицу, — с искренне звучавшим в его голосе негодованием вещал Даданджи, севшего так, чтобы держать в поле зрения и Сульдэ, с лицом чернее тучи, и каменнолицего посланника владыки гномов. — Погибли…, — тут кади запнулся, понимая что говорить только о погибших бессмертных нельзя. — Наши товарищи, — все же выкрутился он. — Но эта кровь легко между нами и нашими врагами.

Потом он еще долго и витиевато говорил, говоря то о мудрости великого султана, поставившего во главе орды вторжения столь опытного и удачливого полководца; то о прозорливости владыки Кровольда, что присоединился к Шаморской империи в этом справедливом деле и т. д. и т. п. В конце концов, кади в своих умиротворяющих рассуждениях договорился до того, что Сульдэ не выдержал…

— Хватит, — прохрипел он из своей части шатра, откуда последний час ненавидящим взглядом буравил сидевшего напротив него седого гнома. — Хватит об этом… Я хочу спросить другое. По договору земли Ольстера к югу от Гордума отходят к Шамору. Так какого демона здесь на наших землях делают гномы?

Сульдэ с вызовом посмотрел на гнома. Во взгляде же кади было лишь любопытство.

— Договор свят, — мастер войны был немногословен; и, казалось, слова из него нужно было тянуть клещами. — И здесь мы всего лишь гости… Владыка Кровольд послал меня договориться.

После этих слово глаза Даданджи загорелись. Он словно охотничий пес, делавший стойку на прятавшегося зайца, чувствовал сладкий запах наживы.

— По эту сторону гор великого Гордрума располагается убежище наших врагов — город клана «Черного топора», — посланник встал с мягкой кошмы и, развернув вытащенный из-за пазухи скрученный пергамент, начал его вслух читать. — Я, владыка подгорного народа Кровольд Твердоголов, призываю тебя, слуга великого султана Махмура Шаморского, оказать помощь моему посланнику и наказать моих врагов.

Мастер войны почтительно свернул свиток и преподнес его сидевшему ближе кади. После этого гном продолжил.

— Живущий в этих землях клан Черных топоров, отвергнувший владыку Кровольда, и есть те отступники, что снабжают армию Ольстера оружием из гномьего металла, — брови верховного кади взлетели вверх. — Пока продолжается зима перевалы Гордрума, через которые можно быстрее всего добраться до наших врагов, непроходимы ни для пешего ни для конного. Сейчас только сумасшедший отправиться по этой дороге… Сил же тех кланов, что обитают с этой стороны Гордрума, может не хватить, чтобы привести отступников к повиновению.





К окончанию речи обезображенное лицо Сульдэ начало сводить судорогами. Пришедшее к нему понимание того, что его долгое время водили за нос какие-то недомерки, которых он всю свою жизнь практически ни во что не ставил, приводили его в настоящую ярость. «Все это время под самым носом… Проклятые земляные карлики водили свои шашни с этим жалким корольком, — все бурлило внутри него. — Значит вот откуда все это… Наконечники стрел, проклятые фургоны, и… главное слухи о гноме, владеющем магией».

16

Эту часть Гордрума накрыли зимние метели, уже вторую неделю полировавшие выступавшие пики скал и пологие горные склоны. Небо на сотни лиг вокруг затянуло непроницаемой свинцовой пеленой, отчего вспухшие чернотой облака, казалось, вот-вот упадут на землю. Старинные перевалы, веками соединявшие две части Торее в единое целое, завалило многометровым рыхлым снегом, превратившимся в опасную снежную трясину и с жадностью поджидавшим решившего на переход безумного путника.

Вечерами глядя из узких окошек на особенно разбушевавшуюся стихию или вслушиваясь в угрожающее завывание метели кое-кто из стариков как всегда заводил привычную песню о том, что это все не спроста и стоило ждать беды. Причем говорили об этом и в кругу гномов и в кругу людей. И те и другие убеленные седыми бородами старики, словно сговорившись, предвещали тяжелые времена.

… Очередное утро ни чем не отличалось от предыдущих, которые последние дни были словно под копирку — холодными, темными и жутко ветреными. Отчего сторожевая служба на стене, которая отделяла подземный город клана от внешнего мира, всякий раз превращалась в настоящее испытание для воинов.

Сегодня, как и несколько дней подряд, здесь встречал утро сам глава клана. Естественно, в этой холодине торчал он не от хорошего настроения, а вследствие серьезной необходимости… За последнюю неделю бесследно пропало уже две группы разведчиков — местных селян, посланных в свои бывшие поселения разузнать последние новости. Особенно, настораживало то, что направлялись они почти в противоположные стороны. Конечно, крестьяне могли и заблудиться и замерзнуть. В такою непогоду это немудрено, но что-то именно эта версия Тимуру казалась очень неубедительной.

— Опять, хоть глаза выколи. Тьфу-ты, — едва только высунувшись в бойницу одной из башен, Колин тут же получил в лицо обжигающую порцию колкого снега. — Фу…

Он с трудом закрыл толстые деревянные ставни и вновь сел ближе к очагу, которые с жадностью пожирал небольшие поленца и крошечные кусочки каменного угля. Рядом, с блаженной миной на лице, вытянув руки к огню, сидел и его неизменный спутник последних месяцев — Кром. Судя по его склоненной фигуре, он уже был готов залезть в очаг буквально всем телом, лишь бы его не терзал холод.

— Погрелся? — Колин ткнул здоровяка в бок локтем. — Ну и хватит. Давай-ка, сгоняй до второй башни! Узнай, не видели ли они там кого-нибудь из наших, а то может быть, прямо сейчас перед воротами и лежат, — в него тут же уставились одновременно и умаляющие и обвиняющие глаза гнома. — Ничего! Не умрешь. Вон, пуховик мой возьми.

Сказал Колин это и сразу же пожалел. Уж больно торжествующий взгляд в этот момент стал у Крома, который тут же сразу же сорвался с места и метнулся к топчану, на котором лежал тот самый заветный пуховик.

Причина столь быстрой смены настроения гнома была до боли простой… Дело в том, что у гномов, да и людей, примкнувших к его клану вообще было плохо с зимней одеждой. Пушной зверь здесь практические не водился, а тот что и бродил в горах или лесах был очень опасен и охота на него была не «по зубам» для простых крестьян и гномов. Шкуры крупного рогатого скота тоже были довольно дорогим удовольствием. Овчины тоже хватало далеко не всем. Поэтому верхняя зимняя одежда да и обув в придачу в клане была вес золота и представляла собой кучу разной степени потертости и засалености лоскутков шкур и ткани, пока, окончательно не озверевший от отсутствия нормальной и привычной для него одежды, Тимур вспомнил о самом обыкновенном, в его мире, пуховике.