АН -7

Битум на поверхности, хоть и доведён примесями здешнего окрестного грунта до состояния асфальта, под тропическим солнцем размягчён, и наши подошвы оставляют на нём заметные вмятины даже у самого берега. Судя по многочисленным следам и босых ног, мы далеко не первые, кто убеждается в этом. Но как к этому относятся красножопые, это их дело, а нас такие расклады, естественно, не устраивают. Возвращаемся к берегу и нарубаем в зарослях жердей и веток для настила под ноги, а у чингачгуков глаза лезут на лоб при виде того, как легко рубится дерево нашими стальными топорами. Замечаем это дело, переглядываемся и мелкие ветки обрубаем с жердей уже большими ножами вроде тех, что на обмен дикарям планируем толкнуть — ага, заодно и рекламная акция.

Нарубив жердей и веток достаточно, несём их к замеченному ранее месту, где и следы от ног поглубже, а значит, сам битум помягче, и характерные пузурчатые круги на периодическое выделение паров лёгких нефтяных фракций указывают. Короче, на выход в озёрную котловину сочащегося из глубины земли свежего нефтяного ручейка.

На самой поверхности битум легко рубится топорами, и будь нам нужен только он, спокойно и нарубили бы его прямо с поверхности, сколько нужно. Но нам не нужно с поверхности, нам нужен колодец, чтобы добраться до нормальной нефти. В яме топорами махать уже неудобно, и приходится работать рудничными кайлами, но дело продвигается — и битум из ямы поступает уже мягкий как пластилин, и кумар из неё доносится весьма характерный. Нюхать его, конечно, удовольствие ещё то, так что людей в яме приходится всё время менять, чтобы не надышались этой дрянью, но сам факт не может не радовать, потому как пахнет-то ведь чем? Правильно, лёгкими нефтяными фракциями, до которых, стало быть, уже близко. Судя по просьбе подать побольше веток, дело в колодце идёт к завершающей фазе — углубдять его весь уже невозможно по причине вязкости дна, из-за чего и нужны ветки под ноги, и теперь там долбят в его середине узенькую лунку — только чтобы черпать из неё можно было жидкость, когда потечёт. Ещё раз меняем там людей, и вскоре просят подавать ведро — потекла. Спускаем ведро на верёвке, там его наполняют, вытаскиваем наверх, переливаем нефть в амфору, спускаем снова. После второго ведра снова меняем людей, потому как и кумар нефтяной теперь оттуда прёт густой, и подолгу в нём торчать дружески не рекомендуется. Заполняем нефтью пять амфор, запечатываем — хватит, у нас один хрен не танкер нефтеналивной, да и не сидит античная экономика, в отличие от современной, на нефтяной игле. Я это не к тому говорю, что античный мир — круто, а современный — отстой, не зря ведь народная мудрость гласит, что пусть работает трактор, он железный, а к тому, что сидеть на нефти хорошо, если ты сидишь на ней в буквальном смысле, то бишь плещется она у тебя практически под ногами и не собирается кончаться в обозримом будущем, а вот если у тебя её нет, и ты зависишь от её поставок извне, а она и там, сволочь, кончиться норовит, так тогда лучше уж ну её на хрен, такую зависимость. И поскольку у нас она под ногами не плещется, нашей цивилизации садиться на нефтяную иглу противопоказано. Только в таких масштабах, в которых мы будем в состоянии сами себя обеспечить — на пластмассы там, допустим, на масла какие-нибудь, ничем другим не заменяющиеся, а на топливо — на хрен, на хрен, на растительных маслах лучше поездим. Не в холодильнике, чай, живём, чтоб урожайности нам и на жратву, и на топливо не хватило, да и не китайцы мы ни разу, чтоб размножаться до стоянии друг у друга на головах. Прогресс прогрессом, но с ума-то при этом зачем сходить?

— Нефть здесь, конечно, густая, — заценил Серёга добычу, — Частично это из-за испарения лёгких фракций и растворения битума, через который она сочится в колодец, и если пробурить поглубже нормальную скважину, она будет пожиже. Но лёгкой и самой ценной марки Brent мы не получили бы и из скважины. Тринидадский выход — это часть оринокского нефтяного бассейна Венесуэлы, а венесуэльская нефть относится к тяжёлым.

— Типа нашей Urals? — уточнил Володя.

— Ну, не совсем, есть отличия, но в целом — да, примерно этого класса. Меньше парафина, но серы тоже много, и собственно нефтяные фракции преобладают тяжёлые. На масла, на солярку с мазутом пойдёт неплохо, на битум — сами видете, — геолог обвёл рукой озеро, — А вот бензина из неё много не выгонишь, так что до бакинской или чеченской ей — как раком до Луны.

— Которые, вроде, можно и хоть прямо из скважины в бак заливать? — спросил я, — Ну, не в иномарку, конечно…

— Это сильно преувеличено, — ответил спецназер, — Ну, примерно как если в бак иномарки какой-нибудь буржуинской вроде "мерса" или "кадиллака" залить наш самый обычный бензин к "жигулям". В "жигули" — в принципе можно, завестись — заведёшься, даже поедешь, но далеко вряд ли уедешь. Заправляться следует всё-таки бензином, а не детской неожиданностью. Движок будет на неё ругаться, и если ты сразу не поумнеешь, так убьёшь его на хрен — млять, вот притащили к нам в автосервис как-то раз на буксире одного такого, руки бы ему оторвать за такие эксперименты! Прикинь, в "форд" заливал даже не "девяносто второй", а вообще "восьмидесятый", экономист хренов! Вот раз в пятнадцать больше его экономии этому дятлу обошлись переборка и чистка движка с заменой убитых деталей! И ведь знаешь, что самое смешное? Что на всех заправках дурня предупреждали, что так и будет! Ну и кто ему доктор? Хочешь на топливе сэкономить — езди на старых совдеповских "жигулях"!

— Мы и до них-то ещё хрен доживём, — хмыкнул я, — Да и нахрена они сдались, если ближайшая АЗС — вот тут, на Тринидаде?

— Ну, не ближайшая, — возразил Серёга, — Если бурить всерьёз, так найдём и на Кубе, хоть и не у самой Тарквинеи, если поверхностный выход нужен вроде этого — тогда за Кубу с полной уверенностью не поручусь, но уж на Ямайке и на Пуэрто-Рико, хоть и не такого размера, конечно, найдутся наверняка. Куски битума разведчикам раздать, чтобы красножопым их показывали, и тогда найдут без проблем.

— А кубинская и ямайская — какого качества?

— Тоже тяжёлые и с серой, как и венесуэльская, но на халяву — сам понимаешь.

— Ага, бери, что дают, и не капризничай, — поддержал Володя.

— И радуйся, что нескоро ещё кончится, — согласился я.

— А кстати, она точно кончается? — заинтересовался спецназер, — А то тут одни пугают, что кончается, а другие — что она всё время новая образуется, и кому верить, хрен их знает. Вот ты, Серёга, чего скажешь?

— Ну, с точки зрения классической теории, по которой меня и учили, нефть таки кончается, — ответил геолог, — Ну, не так, чтобы совсем, но как энергоноситель. Где-нибудь за полярным кругом, да с больших глубин, да ещё и с маломощных пластов на её добычу будет тратиться энергии больше, чем она даст при сжигании, и кому она тогда будет такая нужна? На химическое сырьё для чего-то сверхценного её может и будут ещё добывать, а на топливо — уж точно нет. В этом смысле — да, кончается. Ну, кончалась ТАМ, у нас…

— Так а я, вроде, слыхал, что она из старых пустых уже скважин снова попёрла? Это правда или звиздёж?

— Строго говоря, есть такие факты — в Татарии и в Чечне, например…

— Ага, я как раз про них и слыхал. Так чего, образуется таки новая нефть?

— Ну, этого классическая теория и не отрицает. Образовывалась, образуется и будет образовываться. Вопрос только в том, какими темпами, и сравнимы ли эти темпы с темпами выкачивания. И хотя есть в принципе и другая теория, которая позволяет нефти образовываться быстро и в товарных количествах, но реальная практика ограничивается только вот такими редкими единичными случаями, которые как-то не обнадёживает, так что Паршева и Пономаренко с их страшилками я бы сдавать в макулатуру не спешил.

— А чего это за теория-то такая?

— Так называемая металл-гидридная теория Ларина, по которой основная масса ископаемого топлива образуется абиогенным путём — не из биологической органики, а из углерода и водорода земных недр.