Страница 24 из 45
— Ангелочек,— услышана я наигранно милый голос совести рядом.
«Назарий, помоги мне, пожалуйста, Назарий», — я опять мысленно стала перебирать все имена ангелов, которые мне знакомы… Тишина. Почти не дыша, я концентрировалась и звала, пока на мне в ухо елейным голосом не пропели:
— Ангелочек, вот ты где! — Жёсткая хватка за горло впечатала меня в дерево. — Зови Леонида и заканчиваем, итак достаточно она нас погоняла, — сказал высокий широколобый демон своему напарнику.
Тот молча кивнул в ответ и стал рукой рисовать в воздухе какой-то знак.
Не успел бугай дорисовать свою каляку, как через мгновение передо мной стоял уже знакомый мне блондин — Леонид.
— Вот и свиделись, — постукивая пальцами по знакомому мне фолианту, он рукой подозвал того, кто его вызывал.
— Держи книгу, а ты, — обратился он к широколобому, — держи её хорошо. Больно резвая.
Леонид бегло перелистал страницы и быстро нашёл нужную. Заклинание из его уст вылетало, как приказ, оно лишало меня воли, тело ломало на части, медленно цвет кожи из уже привычного живого стал опять прозрачным и мёртвым, становилось тяжело дышать, слова били по щекам болезненными ударами, готова болела жутко.
«Дело плохо, совсем плохо... Была — не была... Абрахам!» — на последнем выдохе щепотом произнесла я его имя.
Уже теряя сознание, я увидела его в светло сером костюме со столовыми приборами в руках, и в тот момент он показался мне ангелом.
***
Пришла в себя от того, что меня сильно трясли.
— Ну, наконец-то! — возмущённо воскликнул Марбас. — Столько силы в тебя влил, а ты все в отключке.
Демон помог мне подняться:
— А где…
Не успела я закончить фразу, как демон молча показал пальцем в небо и тяжело выдохнул:
— Уж не знаю, чего он в тебе нашёл? Кожа да кости.
В ночном небе я не сразу разглядела огромных птиц — они дрались. Трое против одного. Я сразу поняла, кто эта самая большая птица, которая ловко отбивала удары и наносила их. Бой был страшный, перья летели с неба вперемешку с диким, оглушительным криком. Наконец, когда всё противники были побеждены, мой демон сел на землю и через мгновение принял человеческий вид. Выглядел он ужасно: кровоподтёки, огромные синяки, почти все тело расцарапано широкими и извилистыми линиями, которые почти на глазах из красных превратились в черные.
— Хозяин, — Марбас с беспокойством смотрел на Демона.
— Ты знаешь, что делать, — не глядя на него, ответил Абрахам, и Марбас по щелчку скрылся.
— Спасибо, — зачем-то почти шёпотом сказала я.
— Не понимаю, как ты это делаешь, — Абрахам взглянул на меня, пытаясь выдавить усмешку, но было заметно, что давалась это ему с трудом.
— Я и сама не знаю— выдохнула я, пожав плечами. — Почему царапины стали черные?
— Это яд, Ангелина
— Смертельный? — присела я рядом с ним.
— Да.
Линии царапин становились все шире и чернее, пуская узоры между собой, огибая мощное тело в рваном костюме, беря в тугое кольцо.
Я взяла его за руку и смотрела в его глаза, говорить ничего хотелось, совсем. Мы молча смотрели друг на друга, пока я не увидела, что мой демон стал угасать. Он улыбнулся мне и закрыл глаза. Решение пришло молниеносно: я сконцентрировалась и стала отдавать ему свою силу, всю себя, лишь бы он жил. Чуть приоткрыв глаза, я увидела свечение между нами — значит, всё идёт, как надо. Я представляла его живым, улыбающимся, счастливым...
— Ты что творишь? — Абрахам смотрел на меня широко открытыми глазами.
— Тебя спасаю. Не мешай! Я занята!
— Но тебе нельзя! Отпусти меня, тебя накажут! — демон пытался вырвать свои руки из моих.
— Мне все равно, я тебе должна!
— Глупая! Ничего ты мне не должна, отпусти, говорю!
— Нет!
— Глупая, глупая! Накажут! Я этого не стою, девочка, не стою, слышишь, — он все же вырвал свою руку, провел ей по моей щеке. — И, кстати, мне тоже всё нравится.
Наши глаза встретились на мгновенье, а потом...
Я предстала перед Иерархами.
Мой дорогой Д, мой неразговорчивый друг, прости, что долго не писала. Прошла неделя после моей первой пытки, раньше, к сожалению, писать не могла, только сегодня пришла в себя и сразу взялась за карандаш, описать всё, что свежо в памяти, и что случилось со мной за эти жуткие семь дней. Ты знаешь, время так тянулось, что казалось — прошли годы.