Страница 17 из 19
сказал этих слов. Может, ждет, что я признаюсь первой. Может, Макс также
боится разбить свое сердце, как и я.
Когда мы просыпаемся, еще рано. Небо затянуто тучами, на улице
холодно. В Шотландии почти каждый день такая погода. У них в основном
два сезона: холодный и еще более холодный. Мне очень понравилось Перу, но я обожаю Шотландию. Я всей душой ощущаю, словно принадлежу
этому месту. Просто находясь здесь, я чувствую себя здоровее и счастливее, как духовно, так и физически.
В первый день мы занимаемся обычными туристическими делами.
Мы идем смотреть на Фолкеркское колесо, которое поднимает паромы в
канале, также посещаем замки Эдинбург, Данноттар и Стерлинг.
На следующий день мы отправляемся в королевский сад, а потом на
Лохнесс. Лохнесс — это гигантское озеро, которое больше похоже на
Тихий океан. Другую сторону озера даже не видно в бинокль. На озере
разрешены только пароходы, чтобы не загрязнять воду. Мы с Максом
катаемся на одной из лодок, большая белая баржа, которая напоминает мне
о романе Марка Твена.
От ветра у меня немеют щеки, я не чувствую пальцев, но мне это
нравится. На корабле не так много людей, и мы одни на палубе. Макс стоит
позади меня, согревая, обнимая за талию. Он кладет подбородок мне на
плечо.
— Ты видишь это? — спрашивает Макс.
— Что?
Он указывает вдаль.
— Там.
Я напрягаю глаза, но вижу только кусок дерева, плавающего на
поверхности.
— Это Несси.
Я игриво тычу его локтем в живот, и они издает преувеличенный звук
«ух», прежде чем засмеяться.
Я смотрю на гладкую серую поверхность, ожидая любой ряби или
волнения в воде. По словам гида, именно здесь было больше всего случаев
наблюдений за Несси.
— Мне нравится быть здесь с тобой, — говорит он мне, целуя мочку
моего уха. Я наклоняюсь к нему, наслаждаясь теплом его дыхания на своей
холодной коже. Большим пальцем Макс касается выпуклости под моей
грудью. Я не уверена, понимает ли он, где находятся его руки, поскольку на
мне объемный пиджак, но я ощущаю его прикосновения так же остро, как
если бы была голой. Мурашки бегут по моим рукам. Мое тело
пробуждается, позабыв о холоде.
Я слегка двигаю бедрами, в ответ он прижимается ко мне.
— Может, нам стоит вернуться в нашу комнату после этого, —
говорю ему.
— А как же Несси? — спрашивает Макс.
— Несси здесь с 1933 года. Я не думаю, что оно куда-либо уйдет.
Я чувствую низкий рокот его смеха, и когда Макс прижимается ко
мне, я чувствую, какой он твердый.
Как только лодка причаливает, мы возвращаемся в номер. Он не
тратит время на то, чтобы раздеть меня. Это не романтично, как в горах
Перу. Прямо сейчас мы питаемся страстным, первобытным желанием, в
котором нуждаются наши тела.
Он грубее, чем обычно, с животной силой срывает с меня одежду, сдергивая трусики и разрывая их пополам. Я так возбуждена, когда Макс
шлепает меня по заднице и дергает за волосы. Он связывает мои руки за
спиной тем, что осталось от трусиков.
Что бы ни вселилось в него, оно дикое и отчаянное, и я наслаждаюсь
каждой минутой этого. Как только мы приземлились, я купила бутылек
смазки. Это было определенно не тем, что я хотела взять с собой в самолет, и чтобы меня расспрашивали, с какой целью я его везу.
— Посмотри в прикроватной тумбочке, — командую ему.
Он открывает ящик и достает бутылочку.
— Тебе это может понадобиться, — говорю я. — Все зависит от того,
что ты планируешь.
Когда Макс взволнован, он издает определенный смех, который
отличается от его смеха в повседневной жизни. Это забавно и
очаровательно.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Мы проводим следующие несколько часов, занимаясь лучшим
сексом, который у нас когда-либо был. На мой взгляд, это лучший секс в
моей жизни. У меня такое чувство, что и для него также, потому что, когда
мы заканчиваем, он полон комплиментов и объятий.
Затем мы идем ужинать в традиционный паб. Мы оба голодные после
спальных Олимпийских игр, через которые мы только что прошли.
Макс отхлебывает пену из кружки и облизывает кончиком языка усы,
которые она оставила после себя. Тусклое освещение придает ему
таинственный и сексуальный вид. Почему я все еще возбуждена после
всего, чем мы только что занимались?
— Что ты планируешь делать после такого, как закончишь со списком
желаний? — спрашивает он.
Это тушит пламя. Я смотрю на телевизор в углу паба над баром. Там
транслируют соккер — футбол, как его называют в Европе.
— Я не знаю. Стараюсь пока не думать об этом. Боюсь, как только я
закончу список, то почувствую, что Киа ушла по-настоящему. Без нее я не
уверена в своем будущем. Она такая большая часть моего прошлого, что я
не знаю, кто я без нее.
Он наклоняется над столом и хватает меня за руку, крепко удерживая
ее в своей.
— Мы разберемся с этим вместе.
— Я люблю тебя… — выдаю я и резко замолкаю, осознав, что только
что произнесла эти слова. Я думала о них, но не собиралась говорить их
вслух. Но они только что вырвались! Дерьмо. Я только что сказала ему, что
люблю его. Я не собиралась говорить это первой. Я никогда не говорю это
первой. Несколько серьезных парней, которые у меня были, всегда были
первыми. Даже тогда я не хотела отвечать этим же, потому что это никогда
не было похоже на то, что сейчас происходит между мной и Максом. Это
первый раз, когда я, действительно, почувствовала любовь к кому-то, за
исключением Кии и моей семьи.
Он выглядит таким же потрясенным, как и я, и часть меня хочет взять
свои слова обратно и забыть, что это когда-либо произошло. Но теперь уже
слишком поздно. Другая часть меня рада, что я сказала это, потому что это
то, что я чувствую, и мне надоело сдерживать свои эмоции. Я знаю по
опыту, что они надолго не останутся закрытыми внутри, и когда они решат
выйти, то это произойдет в худшее время.
— Ты ничего не должен мне говорить… — начинаю я. Но Макс
перебивает меня:
— Я тоже люблю тебя.
Я изучаю его лицо в поисках правды. Не вижу никаких
подпрыгиваний или признаков того, что ему неудобно или он лжет.
— Не говорит, если это не всерьез, — прошу его. — Ты не обязан мне
отвечать тем же, только потому, что я сделала это. Эти слова важны для
меня.
— Я люблю тебя, — говорит он.
У меня дрожит подбородок. Не знаю, почему мне сейчас хочется
плакать, но я плачу. И все же, пытаюсь остановить себя, так как ему
достаточно моих слез.
— Хорошо.
Он кивает и целует мою руку.
— Теперь, когда все улажено, хочешь десерт?
— Я бы не отказалась.
— Ты не отказалась бы? — с преувеличенными движениями он
прижимает руку к груди, его глаза широко раскрыты и драматичны. — Ты
хочешь сказать, что испытываешь ко мне те же чувства, что и к десерту?
(Примечание: Игра со слово «love»)
Я бросаю в него орешек, потому что он ведет себя смешно, и он такой
отвратительно милый, когда такой. Мне нравится, что его личность бывает
разной.
Макс
может
быть
глупым
и
забавным,
сильным
и
соблазнительным, любящим и прекрасным. Я никогда не чувствовала, что
мы в каких-то границах, и я должна вести себя определенным образом и
как-то по-особенному рядом с ним все время.
— Да, — отвечаю я.
Он склоняет голову.
— Я польщен.
Я смеюсь.
— Тебе и следовало бы, потому что я охренеть как сильно люблю
десерт.
Он хихикает, но вскоре его смех стихает и он вздыхает.
— Я должен быть честен с тобой кое в чем.
Мой желудок сжимается. Эти слова — пугают.