Страница 15 из 84
Римо медленно шел позади меня, слишком близко, его горячее дыхание касалось моей шеи. Мой взгляд упал на экран и встретился с отчаянным взглядом Сэмюэля. Он выглядел на грани срыва. Я должна быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради наряда.
— Что ты выберешь, Серафина? Ты сдашься на пытки или заплатишь своим телом?
Я выдержала взгляд Сэмюэля. Я унесу свою гордость с собой в могилу. Девушки были созданы чтобы рожать. Эти люди могли выдержать боль, и я тоже.
Римо снова оказался в поле моего зрения.
— Если ты не выберешь, я сделаю выбор за тебя.
Его глаза и лицо говорили, что он знает мой выбор, уверен в нем, потому что я девушка, слабая и незначительная.
Я высокомерно улыбнулась.
— В любой день я предпочту укус холодной стали, чем прикосновение твоих недостойных рук, Римо Фальконе.
Его глаза вспыхнули удивлением, уважением ... и ужасающим возбуждением.
— Я буду наслаждаться твоими криками.
— Римо, хватит, — приказал Данте.
Римо уставился на меня, бормоча.
— У нас только все начинается.
Без предупреждения он схватил меня, развернул, и прижал к своему телу — груди, каждый дюйм его, прижимался к моей спине и заднице. Его рука обхватила мой подбородок, приподнимая мою голову так, что я была вынуждена посмотреть на него. Он хотел видеть мои глаза, выражение моего лица, мой страх и ужас, когда он заставит меня кричать.
Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, на который была способна. Я надеялась, что у меня хватит сил лишить его моих криков, молилась об этом.
— Где бы ты хотела почувствовать мой нож?
Он держал сверкающую сталь прямо перед моими глазами, позволяя мне увидеть ее острый край. Я видела, что татуировки Каморры Римо и Нино скрывали шрамы на предплечьях. Может, это что-то значило, а может, и нет. Мне нечего было терять.
— Или ты передумала насчет своего выбора? Будешь ли ты платить своим телом в конце концов?
Я не доверяла своему голосу, потому что ужас сдавил мне горло, и Римо это видел. Я схватила его за запястье и направила нож к своей руке, пока холодное лезвие не коснулось мягкой кожи предплечья, близко к венам.
Что-то промелькнуло в глазах Римо, и меня наполнило торжество, потому что это место почему-то его задело. Я держала свою руку на его, когда лезвие коснулось моей чувствительной кожи.
Римо надавил, и я напряглась от легкого ожога, но он еще не резал — как будто не мог заставить себя сделать это. Я не могла поверить, что это из-за того, что у него были сомнения насчет причинения мне боли; в конце концов, это был самый жестокий человек на Западе. И это определенно не потому, что он не мог уничтожить мою безупречную кожу. Я была уверена, что он хотел бы первым, чтобы оставить след. Что-то еще удерживало его, что-то темное и сильное.
Я оттолкнула его руку, опустила ее на свою, и лезвие рассекло мне кожу, но Римо сопротивлялся. Я всматривалась в его темные глаза, гадая, что происходит в их глубине, боясь когда-нибудь узнать. Глаза Римо ожесточились, стали суровыми, грубыми, и, наконец, он нажал на лезвие, и оно пронзило мою кожу.
Острая боль пронзила меня, и я задрожала под ее силой, моя рука все еще была на его руке, когда он провел ножом по моей коже, но не остановил его. Почему-то его глаза отражали мою боль, как будто он чувствовал ее глубже, чем я.
Римо отпустил мой подбородок, его рука обвилась вокруг моей талии, чтобы удержать меня в вертикальном положении, но я продолжала держать голову поднятой, мои глаза горели в его глазах.
Я прикусила нижнюю губу, когда крик вырвался из моего горла. Медь заполнила мой рот. Потом она потекла по моей губе, вниз по подбородку.
Римо остановил нож, что-то в его глазах заставило меня замереть.
— Хватит! — взревел папа. — Останови его. Прекрати сейчас же!
Брови Римо сошлись на переносице, когда наши взгляды встретились. Он отпустил мою талию и отошел назад. Мои ноги подкосились, и я упала на пол, мои колени столкнулись с твердым полом. Я едва замечала боль.
Я села на корточки и положила руку на колени. Порез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитала мое серебристую атласную ночнушку и кровь с моей губы быстро присоединилась к ней.
Я подняла глаза и увидела, что Римо выключил камеру, потом экран. Отчаявшееся лицо Сэмюэля исчезло из виду.
Нино стоял у стены, не сводя глаз с моего запястья, и на его лице застыло тревожное выражение. Римо стоял ко мне спиной, лицом к брату, но плечи его тяжело вздымались.
Я заставила себя встать, несмотря на дрожь в ногах, и позволила кровоточащей руке повиснуть передо мной.
Нино отвел взгляд и уставился на Римо. Я не была уверена, что между ними произошло, не была уверена, что когда-нибудь захочу это узнать.
Римо медленно повернул голову, его жестокие глаза встретились с моими, темные лужи ярости заставили меня затаить дыхание. На этот раз он не ухмыльнулся и не улыбнулся, не выглядел высокомерным или разъяренным. Он выглядел почти сбитым с толку в своей ужасающей, потусторонней манере.
И я поклялась себе, что, чего бы мне это ни стоило, однажды я стану той, кто поставит Римо Фальконе на колени, той, кто сломает самого жестокого человека, которого я знаю.
Г Л А В А 6
• ────── ✾ ────── •
РИМО
Выражение лица Нино было напряженным, но он не собирался снова терять самообладание. Он смотрел мне в глаза, а не Серафине. Он сглотнул, затем холодная маска накрыла его лицо, и он выпрямился.
Мой взгляд упал на шрамы на его запястье, перекрытые нашей татуировкой, затем на такие же шрамы на моей коже, не такие прямые, не такие сосредоточенные. Я почти коснулся гребаного шрама над бровью, как делал это неделями позже.…
— Тебе придется зашить ее самому. Ты играл в эту игру и проиграл. Ты недооценил своего противника, — протянул он и ушел, оставив меня стоять там, чертовски разъярённым и чертовски восторженным.
Я медленно обернулся. Серафина покачивалась, но старалась держаться прямо. Ее подбородок был в крови от раны на губе, от того, что она прикусила ее, чтобы остановить крик. Она не дала мне ни одного. Мой взгляд опустился ниже. Ее ночнушка была в пятнах крови, все еще сочащейся из пореза на руке, которую она прижимала к груди.
Она должна была выбрать другой вариант, как и все остальные девушки. Вместо этого, она застала меня врасплох, выбрала болезненный путь, вынудила мою гребаную руку. Она не подарила мне триумфа, предложив свое тело на серебряном блюде перед Данте, гребаным Кавалларо и ее женихом. Нино был прав. Я недооценил свою соперницу, потому что сравнивал ее с девушками, с которыми имел дело до сих пор, но Серафина не была похожа на них. Гордая и благородная. Я бы не стал снова ее недооценивать. И я получу этот гребаный крик. Я получу гораздо больше, чем это.
Мой взгляд был прикован к ее руке. Почему она выбрала именно это место? Когда я поднял глаза, Серафина встретила мой взгляд с торжеством. Она знала, что победила.
Я подошел к ней, гнев кипел под моей кожей. Она напряглась, снова покачнулась, но не упала. Я взял ее за руку и осмотрел рану. Она была неглубокой. Я недостаточно надавил на лезвие, чтобы сделать глубокий надрез. Мне совсем не хотелось резать ее, что было для меня новым опытом. Вид крови на ее идеальной коже не доставил мне такого глубокого удовлетворения, как обычно.
— Каково это причинить мне боль? Тебя это возбуждает? — яростно спросила она.
Я наклонился ближе, обхватив ее подбородок. Она затаила дыхание, когда я провел языком по ее нижней губе, пробуя ее кровь. Я мрачно улыбнулся.
— Не так сильно, как сейчас.
Она дернулась назад и споткнулась, но я поймал ее, потому что это было не то падение, которое она могла бы принять.
— Нам нужно обработать твою рану.
Она не протестовала и молча последовала за мной на второй этаж, и я крепко держал ее за руку. Я провел ее в спальню, потом в ванную, где хранил единственную аптечку в своем крыле. Нино был единственным, кто, как правило, занимался подобным дерьмом. Она прислонилась к раковине.