Страница 8 из 14
– Трофеи ваши, Сергей. Но будьте аккуратны с ними, сталкерам такое снаряжение официально иметь не положено.
«Четыре АКМа. Три старых и сильно потертых, как будто их на школьных занятиях по НВП каждый день разбирали. Четвертый ничего так, сносный, – разглядывал свое богатство Птица. – Магазины разные: есть металлические, есть оранжевые, бакелитовые. Всего 11 штук, негусто на четверых бойцов-то. Ага, вон патроны в пакете лежат, каптер, что ли, разряжал? Мало патронов, большую часть, наверное, по колонне успели высадить. Винтовка Мосина, патрон хороший, убойный. Лак на дереве облупился, много царапин, но воронение новое, следил кто-то за винтовкой. Так, посмотрим ствол. Ёк-макарёк, да он же нечищеный! С того боя так и лежит. – Запах застарелого нагара неприятно ударил в нос. – А остальное оружие? – Птица взял первый попавшийся АКМ, оттянул затворную раму. – Так и есть. Американцы стволы реквизировали, а чистить не стали. Хотя… оно им надо? Не свое же. Ладно, что там дальше. Автомат короткий, вернее, пистолет-пулемет, если правильно по терминологии, но „автомат“ привычнее. Небольшой, компактный, с простеньким откидным металлическим прикладом. Рукоятка управления огнем, длинный прямой магазин, еще одна тактическая рукоятка почти у самого ствола, довольно короткого кстати».
– Это что? – спросил Сергей у каптера.
Взглянув, тот сказал:
– Итальянская машинка, «Беретта М12». Снята с вооружения. Патрон – люггер, девятимиллиметровый, но не такой, как у вас, в России.
«Ага, ну понятно, не макаровский, хотя тот тоже официально 9мм, но на практике немного иначе. Вон и „маслята“ к нему россыпью лежат, в отдельном пакете. Два запасных магазина имеется. Интересная штуковина, может себе оставить? Патронов к нему маловато, да и где их брать потом? Ладно, там разберемся. Что тут еще? Два обреза двустволок, вертикалка и горизонталка, 12-й калибр, патроны точно себе заберу. А вот это занятно – ППС-43, судаевский пистолет-пулемет. Странно, новый, с хранения, похоже. Патрон у него ТТ-шный, это удобно. – Сокольских откинул и сложил приклад. – Тугой, не разработан. Зато патронов много, изогнутых магазинов – шесть штук, в двух холщевых армейских подсумках. Половина боезапаса наберется, но восполнить его легко, боеприпас ходовой. Пистолеты. Три из них – украинские „Форт-12“, у вояк Зоны раньше такие в ходу были. Сейчас все больше „Глоки“ встречаются. „Форт“ – пистолет неплохой. – Птица взвесил оружие в руке. Но не легла душа к ним, не глянулись. – И магазинов всего пять, на три пистолета-то. Так, а вот ТТ, год выпуска 1940-й, довоенный. Это хорошо. Те, что во время Великой Отечественной на станках руками старших школьников собирались, были гораздо хуже по качеству. Не до изысков было, все для фронта, все для победы, это понятно. Три магазина, нормально. Патрон с судаевским автоматом взаимозаменяемый.
Странная картинка получается, в любом сплоченном подразделении, бойцы стараются иметь оружие под одинаковый патрон, такая унификация очень важна в автономных боевых выходах. А тут – разнобой какой-то, если не считать АКМ и пистолеты „Форт“. С другой стороны, бандиты же, вот и владели тем, что достали, зря придираюсь, наверное.
Ножи, девять штук. Вот тут – кто в лес, кто по дрова. Три „складня“, „выкидуха“, какие-то охотничьи клинки. А вот эта интересная, классическая босяцкая финка. Сталь хорошая, наборная рукоятка из цветного плексигласа. А вот на латунном навершии надпись вытравлена. Так-так, ага. „Лети туда, где нет закона и труда“. И маленькая чайка на фоне встающего солнца. И вот, чуть ниже: „Кесарю от Марата“.
Кто такой Марат? Вот Кесарь, наверное, один из жмуров, какой из них только? Может, седой? Да в принципе это перо может быть чьим угодно, теперь и не поймешь, с кого сняли».
Сокольских показал финку каптеру:
– Не знаешь, кому из убитых бандитов принадлежала?
Тот в ответ пожал плечами. Может, и вправду не знал, а может, у них тут свое расследование, поэтому и не хотели делиться информацией.
– Ладно. Поможешь все это загрузить?
Сотрудник кивнул и дал Птице расписаться в какой-то бумаге с перечисленными по-английски единицами трофейного оружия.
После этого открыл входную дверь и помог Сергею вывезти тележку на улицу.
– До свидания, Сергей Александрович. – Майор вышел проводить Сокольских, уже погрузившего свои вещи в автомобиль. Белая Нива готова была отправиться в путь. После телефонного звонка с научной базы в сталкерский лагерь «Морозки» за Птицей приехал его приятель по прозвищу Шмидт. Высокий рыжий парень, обладатель личного автотранспорта, что было довольно неплохо в условиях Зоны.
Шмидт утрамбовывал на заднем сиденье коробку импортных сигарет, которые купил в магазине научников. На сталкерскую базу хорошего курева давно не завозили, «кормили завтраками». А тут вот оказия, которой водитель автомобиля не преминул воспользоваться.
– Хотел бы вам сказать «прощайте», – ответил Птица. – Но мне почему-то кажется, что мы еще встретимся. Причем не по моей инициативе. Поэтому, наверное, да, до свидания.
Шофер справился с коробкой, сел за руль и захлопнул водительскую дверцу.
– Вы не самый плохой начальник, с которым мне пришлось общаться в Зоне, – добавил Сергей, устраиваясь на соседнем с водителем кресле. – Правда, подозреваю, что и не самый простой. За лечение и трофеи – спасибо.
Майор Джейкобсон – то ли шутливо, то ли всерьез, – приложил к головному убору ладонь в воинском приветствии.
Автоматические ударопрочные ворота открылись. Часовой сноровисто откатил с дорожного полотна ленту, утыканную острыми железными шипами, и белая Нива покатила прочь.
Глава 4
До лагеря шли долго. Дороги в Зоне – это не городская магистраль и даже не обычный проселок где-нибудь в средне-русской полосе. Несколько раз останавливались в особо подозрительных местах, проверяя колею на аномалии. Конкретно эту научную станцию сталкеры из «Морозок» почти не посещали, Птица же тут и вовсе в первый раз был. Дело в том, что в сорока минутах езды от лагеря имелась другая полевая научная станция, поменьше, правда, поскромнее. И штатовцев там вовсе не было. В основном украинцы, русские и два норвежца. Практически все рабочие дела Сергей решал через них, были у него там уже знакомые, и сам он на хорошем счету числился. Ну, теперь, значит, попутешествовал.
Когда молчание снова стало в тягость, Сокольских обратился к водителю:
– Шмидт. Все хотел у тебя спросить. А почему, собственно, тебя Шмидтом окрестили?
Шофер, не отрывая глаз от дороги, потянулся одной рукой к бардачку, погремел внутри и, выудив жевательную резинку, закинул ее в рот.
– Отец у меня лейтенантом был.
– И?
– Что – «и»? Не понял, что ли? Я сын лейтенанта…
– …Шмидта, – тут же вырвалась из уст Сокольских, – классика, Ильф и Петров.
– Ну вот видишь, сообразил наконец.
– Ясно. Как, кстати, отец твой поживает? Ты никогда о нем не рассказывал.
– Убили его, – без эмоций ответил шофер. – В 92-м году, в Приднестровье.
– Соболезную. Честно, – сказал Сергей и искренне пожалел о том, что задал приятелю бестактный вопрос.
Володя Иванютенко, в среде сталкеров известный как Шмидт, действительно потерял отца в 1992 году во время гражданской войны в Приднестровье. Советский союз уже не существовал, и его бывшие республики решали вопросы своей целостности независимо от когда-то всемогущей Москвы.
Молодая, суверенная Молдова стремилась в Европу, под крыло сытых и успешных соседей. Как и в прочих бывших республиках, у Молдовы уже были свои государственные флаг, герб, гимн, армия и язык. Было, правда, и одно неудобство. Молдавский язык был не в ходу в той части страны, которая являлась самым крупным из ее промышленных центров. По горькой иронии судьбы, этот самый крупный промышленный центр был расположен на окраине республики, возле быстрой и холодной реки Днестр.
Вся промышленная область, по понятным причинам, называлась Приднестровьем. И проживало там в основном русскоязычное население. Принятые же в новой стране законы не учитывали интересов этого населения, на которое правительству свежесозданного государства было, по сути, начхать. А еще в те непростые годы появился популярный националистический лозунг – «Чемодан-вокзал-Россия», призывавший катиться русскоговорящее население куда-нибудь к северному соседу и не раздражать коренных жителей. Такой сценарий уже был отлично обкатан в соседней Прибалтике, откуда русских либо выгнали, либо заставляли менять фамилии на местные, общаться на местном же языке и вообще всячески подчеркивали, что русские – люди второго сорта.