Страница 25 из 36
— Не волнуйтесь, я никому не скажу, что вы до сих пор здесь. Если бы хотела, то сделала бы это.
Призрак ничего не ответил. Вообще, он был не многословен. Его словами была музыка. И все мелодии, которые я слушала первые несколько недель, были грустными, пробирали до слез. Когда маэстро играл на органе, он отстранялся от мира, от своего тела и разума. Была важны только его душа и чувства. И Боги, это было прекрасно! Симфония дождя, ветра, огня… Земля уходила из-под ног, и мы падали в темноту, зажмурившись. Но стоило открыть глаза, в душу и сердце всегда проходили умиротворение и блаженство. Я плакала, когда слушала. Мое тело вообще переставало в такие моменты мне принадлежать. Никогда прежде я не чувствовала такого покоя в душе. Прошлые боли и обиды перестали существовать. Маэстро умел оживлять музыку, и она, ласковее чем родная мать, обнимала меня. Моя магия изменялась по мере того, как мой дух креп. Однажды я увидела, что мое тело все святится голубоватым сиянием. Сначала я испугалась, что Маэстро заметит. Но стоило органу замолчать, сияние исчезло. Так я поняла, что его музыка влияет на мою магию! Но как такое может быть? Разве что… Я попыталась приблизиться к нему сзади, уже протянула руку, чтобы до тронуться до плеча, но музыка вновь заполнила все мое нутро. Я так и застыла в оцепенении, очарованная звуками, с протянутой рукой. Но, как оказалось, музыка маэстро, ее невообразимая магия, не могли избавить меня от кошмаров. Не огненная комнате Сонного заклятья конечно, но лицо, которое я видела, внушало мне ужас и рвало сердце на части, из-за чего я просыпалась в слезах. В одну такую ночь я не выдержала и вышла к озеру. Призрак тихонько играл на органе, не замечая меня. По крайней мере до того момента, пока я не начала напевать себе под нос колыбельную мамы. Я сидела у самой кромки воды и видела в ней свое отражение, рассеянно нарушая идеально ровную черную гладь. Мастер работал уже третьи сутки без сна, еды и отдыха.
— Красивая песня.
Я вздрогнула и убрала руку, только сейчас заметив, что мужчина стоит за моей спиной и тоже отражается в воде.
— Только, — продолжил он, — только вы в некоторых местах ужасно фальшивите.
Меня захлестнула волна возмущения. Я вскочила на ноги и хотела было наброситься на Призрака с упреками, но тут же вспомнила, что с этим гением спорить — себе дороже. Тут надо действовать тоньше.
— Правда? Конечно, вам, маэстро, виднее. А вы могли бы научить меня не врать ноты? Это очень красивая и дорогая моему сердцу песня. Ужасно узнать, что я пою неправильно.
Мужчина скривился.
— Я не даю уроков пения…
«С тех пор как Кристина покинула тебя». — Хотелось добавить мне, но я сказала другое, изобразив досаду и разочарование. — Как жаль. Я даже представить не могла, что у меня все так запущено, что даже гений музыки не может ничего с этим поделать.
Мои слова подействовали на маэстро, как на ребенка, которого брали «на слабо».
— Если вам так хочется… Роза. — Он почему-то всегда делал паузу, прежде чем произнести мое имя. Он словно пробовал его на вкус. — Но если учиться, то по моему. Я вижу, что у вас есть к этому дар, я помогу вам его раскрыть. И никаких поблажек.
— Да без проблем. Мне не привыкать к трудностям. — Заверила я его.
***
Никогда бы не подумала, что учиться пению — целое искусство. Это было сложно, но я старалась. Мы с учителем изучали основы правильного дыхания, потом он заставлял меня до посинения петь несложные партии. Я даже научилась немного играть на скрипке. Как и маэстро я полностью отдавалась делу, не обращая внимания на усталость и время. По мере того, как проходили наши уроки, Призрак понемногу раскрывался передо мной. Я узнала его злую, раздражительную натуру, поняла, что ему не нравится, когда я брожу в кромешной темноте по туннелям, в которых он установил ловушки (они до сих пор работали, не смотря на то, что опера наверху сгорела до тла). В один такой день он нашел меня в одном из них, когда я сидела на холодном полу. В руках у меня была маленькая мышка, которую я только что высвободила из мышеловки.
— Бедненькая ты моя… Ну-ну, не бойся, не бойся, маленькая, я тебя не обижу. Вот, держи. — Я сунула руку в карман, извлекая из него кусочек сыра. — Эх, испытать бы на том, кто придумал мышеловки, его собственное творение. Я бы посмотрела, как ему понравится.
Маэстро стоял в полном изумлении с факелом в руках и следил за каждым моим движением. Только когда я отпустила мышку и встала на ноги, он спросил:
— Ты совершенно ничего не боишься?
— Ну, уж мышей точно. Они же такие милые создания. По моему, мыши боятся человека больше, чем он их. Не понимаю девиц, которые боятся мышей. Причем, раскрываю женскую тайну, маэстро, этот страх может проявиться неожиданно и только тогда, когда рядом мужчина. Ну, знаете, чтобы броситься к нему на грудь с мольбой о защите. — Воображение разыгралось и я звонко рассмеялась. — Господи, зачем? Зачем демонстрировать несуществующую слабость? Я считаю, что женщина должна быть сильной. Вы согласны?
Маэстро не ответил. Он продолжал смотреть на меня с некой долей непонимания и удивления, словно я была неведанным, волшебным зверем. Мне не чему было удивляться: я просто была… собой. Весь путь до логова мы прошли в молчании.
Имени Призрака я так и не узнала, не смотря на то, что назвала ему свое. Тогда про себя назвала его «Маэстро». С каждым днем стена между нами становилась все тоньше и тоньше. Его музыка погружала меня в некое состояние сна, хотя сознание оставалось при мне. В моей душе с каждым днем разливалось все больше тепла, наслаждения и счастья… Призрак больше не играл грустных мелодий. Он раскрывал передо мной секреты идеальной, просто божественной музыки, а я старалась изо всех сил не разочаровать учителя. Однажды один важный секрет моей жизни был раскрыт. Дело было ночью. Мы мирно отдыхали после тяжелого трудового дня и вкусного ужина (уж в готовке я оказалась искусней его. Ура!) По правде сказать, мирно спал только маэстро. Потому что меня мучил кошмар. Я так давно не бывала в огненной комнате, что испугалась, запаниковала даже больше, чем в первый раз. Я металась среди огня, кричала, но не от боли, а от страха. Вдруг среди этого огненного безумия и дыма раздался властный с эхом голос. Он вырвал меня из объятий кошмара, и я обнаружила, что Мастер трясет меня за плечи и зовет по имени.
— Роза! Проснись, ну же!
Пелена кошмара спала, и я не помня себя, упала своему спасителю на грудь, с трудом приводя дыхание в норму. Когда мой взгляд сфокусировался, я посмотрела на него заплаканными глазами и обомлела: его лицо впервые было так близко от моего. Можно было хорошо рассмотреть благородные черты, сосчитать темные вкрапления в его серовато-зеленых глазах… Господи, да он не намного старше меня! Может лет 25, не больше. И так красив! Почему я раньше этого не замечала? Мои щеки покрылись легким румянцем, как и его, к слову. Он тоже неуверенно приобнял меня, одной рукой поглаживая волосы. Я с удивлением обнаружила, что сейчас на них нет перчаток. Кожа была мозолистой, но мягкой, горячей. Он смущенно смотрел на меня, но не отталкивал. Ему такая резкая перемена в моем состоянии была непривычна. Все потому что он привык видеть храбрую, слегка нахальную девушку, которую все-таки смог сломить кошмар. Я чувствовала, что по мере длительности зрительного контакта, его тело расслабляется, на губах появляется улыбка. Еле заметная, призрачная… Я зашипела. Но по другой причине — он коснулся свежего ожога.
— Прости… Я не… — Призрак испугался, увидев рану. — Это что? Ожог?
Быстрее молнии он вылетел из моей комнаты и вскоре вернулся с полотенцем миской прохладной воды. Он осторожно начал охлаждать ожог. Было очень больно, но я боялась даже пошевелиться. Меня до сих пор обнимали его горячие и ласковые руки, я чувствовала себя зачарованной. Неведомое прежде волнение обернуло мое сердце, и оно забилось с такой быстротой, что я боялась, что маэстро его услышит.
— Вот так. — Он аккуратно, словно моя рука была хрустальной, обернул ожог холодной тканью. — Через два часа нужно будет повторить процедуру. К утру боль пройдет. Роза?