Встать с колен

— Смотри! — в этот момент вздрогнувший Торгрим, толкнул локтем сидевшего рядом торговца и кивнул ему на Колина. — Видишь? — гном, с которым в последнее время все они связывали столько своих надежд, стал похож на мраморную статую — остекленевшие глаза, отсутствие всякого движения.

— Колин…, — верный себе Батиста еле слышно позвал. — Колин, — гнома, увидев это тоже словно пришибленная сидела на своем месте. — Колин! А!

Тот вдруг резко встал и, не обращая внимание на них, прошел к дальней стене, что находилась за их спинами, и взял с одной из полок все ракушки причудливой формы, которые Батисте подарил один из купцов с поережья. После этого бегом унесся во двор, откуда сразу же раздался какой-то странный испуганный вопль.

Первым к окну подбежал Торгрим, все он сидел ближе. Внизу прямо у донжона на заднице сидел один из выкупленных из долгового рабства гномов. И на не нем не было рубахи, которых, как прекрасно помнил Торгрим, Колин еще утром закупил целую партию.

— Он снял с него одежду (рубаху), — в полном недоумении проговорил Торгрим, отходя от окна. — Может… на мастере какое-то проклятье? — это он произнес тихо, словно боялся что услышит кто-то еще. — Огради нас Подгорные Боги.

— Не! — вдруг одновременно подали голос те, от которых в принципе никто и не ждал чего-то путного. — На мастере нет проклятья! Нам уважаемый Гримор (клановый кузнец), когда мастер нашел рудную жилу сказал, что Колин маг, — странно, но если к сказанному Торгримом о проклятье особо никто не прислушался, то слова о магической природе Колина вызвали неподдельный интерес. — А мне мастер в штреке сказал, что серебряную жилу скоро откроет…

— Нет, дурень! — его сразу же прервал его брат. — Он сказал не про серебряную жилу! — тот волком посмотрел на своего родственника. — Мастер сказал, что может осушить все затопленные штреки…

Они еще некоторое время препирались, пытаясь что-то еще рассказать, но главное уже было произнесено — Маг… Столь необычная цепенеющая реакция гномов и человека была связано с некоторыми особенностями этого мира. Главным было то, что магов, настоящих, не шарлатанов, было катастрофически мало. На всем континенте на примерно сотню больших и малых государств людей, гномов и эльфов насчитывалось всего лишь три или четыре мага. Вообще за всю известную историю мира, которая хранилась в летописях разных рас, магические способности всегда были крайней редкостью. Они ценились настолько, что из-за них развязывались опустошительные войны.

Сейчас же, когда континент застыл без движения, маги оставались настоящими реликтами, на которые дивились как на редкость, но от которых ни чего не ожидали…

Из этих магов только один быль эльфом, а все остальные людьми. Среди гномов же за последние четыреста лет не родилось ни одного ребенка, способного хотя бы на самую малость…

Над столом повисло молчание. Сидящие словно по команде молча перебирали последние связанные с Колиным события, вспоминая десятки разных странных для них случаев. Батиста уже совершенно по другому глядел на этот необычный ход с придуманными гномом деньгами — «топориками», которые словно по мановению волшебной палочке начали завоевывать город за городом; Торгрим думал об удивительном веществе, которого просто не могло существовать в природе — твердеющей на воздухе «слюне дракона» (как ее стали называть меж собой гномы); братьям-гномам тоже припомнились странные поступки Колина… А гнома пунцовела от всплывающих в ее голове слов Колина, который однажды сказал ей, что знает как можно летать!

Словом каждый из сидящих за столом уже без всяких доказательств и объяснений самого Тимура поверил в том, что тот самый настоящий маг!

Не известно, сколько они так просидели и еще просидят, как со двора раздался радостный вопль Тимура.

— Торгрим! Зоран! Я нашел деньги! — вновь у окна первым оказался гном-каменотес, правда немногим позже к нему присоединился и торговец. — Слышите меня? Где вы там? Вот! Видите?! — внизу под самым окном стоял обнаженный по пояс Тимур и тряс зажатыми в руках рубахами, невероятной расцветки. — Видите?!

— Благие Боги! — вырвалось у Батисты, едва только он смог оценить насыщенный невероятно алый цвет холщевых рубах. — Это настоящее волшебство!

Чтобы хотя бы на малую толику понять, что почувствовал Батиста, нужно помнить, что привычного нам буйства ядовито насыщенных и химически стойких красок средневековый мир просто не знал. Мир Батисты, а тем более мир Торгрима и Амины, это бледный скудный на краски мир, где в цветах одежды, домов, карет и т. д. преобладали естественные цвета и цвета от красок растительного происхождения.

Тимур же, в момент своего очередного озарения, вспомнил одну давно-давно (в далеком детском школьном возрасте) впечатлявшую его историю, рассказанную учительницей на уроке древнего мира. Когда взгляд парня, в голове которого словно заноса сидело «Где взять деньги?», остановился на причудливой морской ракушке, красовавшейся на полке, он вспомнил ту давнюю историю… «Было более четырех тысяч лета назад, — рассказывала учительница. — Сенатор одного из греческих полисов шел вдоль лини прибоя, а за ним увязалась его собака. В какой-то момент пес схватил пучок выброшенный на песок пучок морской травы и начал играть с ним. Наигравшись, пес выбросил его и подбежал к хозяину, который с тревогой заметил, что пасть пса окровавлена. К своему удивлению сенатор обнаружил, что его пес не поранился. Красным оказалась вещество, выделяемое морской улиткой, которую случайно разгрыз пес… С того момента согласно легенде в удивительный пурпурный цвет красили свои одежды только самые знатные и богатые люди, которые платили за такие одежды ее весь в золоте…». Эта история настолько врезалась в память мальчика, что и сейчас в другом мире, она вспомнилась совершенно отчетливо, что он не смог себя сдержать. Все дальнейшее им практически не запомнилось. Все было словно во сне… Он бежал, крепко держа в руках ракушки с острыми шипами и краями. Потом в его руках откуда появились два больших светлых холста, сильно напоминавших самые обыкновенные рубахи… Тимур помнил какие-то обрывки. Он что-то дробил молотом в железном тазу. Стучал! Раздавался непрерывный хруст… и все вокруг было ярко красным! Пришел в себя он лишь, когда оказался во дворе с двумя ярко красными рубахами в руках.

— Какая красота! — воскликнула, протиснувшаяся между гномом и человеком к окну Амина. — Настоящий закат! Я побежала смотреть…

Следом позабыв про свою степенность и жалобы на возраст и болезни сорвался с места Батиста, которого в проему двери чуть не сшиб Торгрим. К счастью более худой торговец успел первых, вылетев словно пробка из бутылки.

— Этого не может быть! — Батиста не мог поверить своим глаза, осторожно, словно к огню, прикасаясь к пламенеющей ткани. — Я нигде такого не видел…, — цвет словно живой менялся от одного края холстины к другому; здесь он ярко алый, чуть дальше — в нем больше пурпура, а в самой дальней части рубахи — все почти бардовое. — Прекрасно!

— И как… заплатят за это? — Тимур улыбался, чувствуя, что большая часть его проблем в этот самый момент уже решена. — Хотя наверное, сможет ли кто-то купить это за настоящую цену?

К сожалению, по поводу того, что неприятности у него практически закончились, Тимур оказался совершенно не прав и в этом он убедился почти сразу же. Вестником этой неприятного известия оказалась самая обыкновенная мужская волосатая нога, одетая в довольно старый но еще крепкий сапог, который в эту самую секунду в дикой силой начал долбиться по входным воротам. Удары были такой силы, что массивные дубовые ворота, которые по виду должны были выдержать и неизвестного здесь слона, ощутимо тряслись.

— Это еще что за сюрприз? — Тимур протянулся рубахи гноме и пошел к воротам, потирая ярко багровые, словно в крови, руки. — Кром, Грум?! — те уже были за его спиной и что удивительно в своем железе (Тимура уже давно не удивляло, что они всегда были полностью в тяжелых доспехах. ОН подозревал, что им они просто очень нравились). — Кто там ломиться? — крикнул он, не спеша открывать.