Страница 31 из 55
Наша женская большевистская группа еще интенсивнее развернула агитацию. Помню, мы разносили большевистские газеты и листовки, прислушивались к разговорам в массах, разоблачали клевету и разъясняли большевистскую политику.
В начале восемнадцатого года Пятигорский совет принял резолюцию о переходе всей власти к советам. Был создан большевистский исполком во главе с Анджиевским. Авторитет большевиков был уже велик. Громадный трехэтажный дом у базара — бывшая гостиница Сеферова, куда переехал большевистский совет, — был битком набит народом. Люди обращались сюда по всем вопросам.
Начиналась ожесточенная борьба с контрреволюцией, которая разными способами пыталась подорвать советскую власть.
Фронт!.. Но, пожалуй, не менее опасным было и положение в тылу. Немало пришлось нам пережить в связи с авантюрой командира одного из отрядов — Нижевясова. Сначала Нижевясову верили. Когда же нижевясовцы, вернувшись с фронта, привезли с собой самовары, граммофоны и другие вещи, отношение к ним сразу изменилось. По этому поводу происходили специальные совещания и в комитете и в исполкоме. К нижевясовцам были посланы товарищи от большевистского комитета, но и они не могли добиться оздоровления. Разложение зашло уже слишком далеко.
Мы стали получать анонимные письма. В них сообщалось о зверствах и грабежах нижевясовцев. На Горячей горе находили убитых и изнасилованных девушек. Нижевясов все чаще и чаще не подчинялся исполкому. Кроме того выяснилось, что им был составлен список членов исполкома и комитета партии, которые «подлежат уничтожению». Мы постановили принять решительные меры против Нижевясова.
Об этом решении уведомили Владикавказ. Анджиевский и я поехали в Кисловодск. В Кисловодске Анджиевский сделал в партийном комитете доклад о нижевясовщине. После этого немедленно мобилизовали членов профсоюзов и партийцев и выпустили листовку к населению, объявлявшую Нижевясова предателем революции.
Я осталась в Кисловодске, а Анджиевский поехал дальше.
Анджиевский вернулся в Пятигорск на другой день. Но еще до его возвращения Нижевясов был разоружен, а затем расстрелян председателем Совнаркома Терской республики товарищем Буачидзе, прибывшим с броневиком из Владикавказа.
Партийный комитет командировал нескольких коммунистов в Москву к товарищу Ленину. С восторгом рассказывал Анджиевский о своей беседе с Владимиром Ильичем.
Ленин слушал очень внимательно и задал ряд вопросов: как у вас с продовольствием? Какие меры проводятся по организации советов? Как работает партийный комитет? Каковы взаимоотношения с горским населением?
И тут же в связи с ответами Ленин давал конкретные указания, как надо поступать, — беря главный упор на продовольственный вопрос и взаимоотношения с народностями.
Гражданская война на Тереке требовала новых подкреплений. Нужно было отбить наступление Шкуро. В начале августа восемнадцатого года я вместе с Анджиевским пошла с отрядом на фронт под Ессентуки. Фронт находился сейчас же за Скачками. В отряде была санитарная группа человек в двадцать. Я была в этой группе.
Из Пятигорска мы вышли утром. Стояла ясная погода. Настроение у всех было бодрое, боевое. Мы шли с пением революционных песен. Пение часто прерывалось смехом и шутками.
Фельдшеры на ходу обучали нас, как надо сделать перевязку и подавать первую помощь. Дойдя до позиций, отряд рассыпался цепью по полю.
Разведка сообщила, что белые уже недалеко. Наши залегли в кустарнике. Вскоре начался бой. Противника не было видно он скрывался в кустах.
К вечеру бой стал более ожесточенным. С передовой линии сообщили, что у нашего отряда не хватает патронов. Возчики, которые перевозили патроны, отказались ехать на передовые позиции.
— С телегой по топким местам не проехать, заявили они.
Я пристыдила товарищей:
— Можно и на руках донести несколько ящиков.
Я взялась уже за ящик, но товарищи запротестовали, так как скоро я должна была рожать. Мой пример подействовал на возниц, и патроны были доставлены.
Бой продолжался всю ночь. В самом начале боя был убит товарищ Анисимов — наш командир отряда. Командование принял на себя Анджиевский.
В результате боев, продолжавшихся несколько дней, Шкуро был отброшен и фронт перенесен к Беслану.
Наши дни были полны тревог. Шла мобилизация коммунистов. Создавались рабочие дружины. Целые ночи напролет мы просиживали в комитете, ожидая прихода коммунистических отрядов из Минеральных вод, Георгиевска и Железноводска. Анджиевский выходил им навстречу по шоссе за гору Машук.
В эти дни комитет почти не расходился. Я предложила организовать коммунистическую швейную мастерскую и столовую для обслуживания бойцов. В магазинах производилась реквизиция швейных машинок. Жены коммунистов и коммунистки шили обмундирование и белье для бойцов. С большим трудом добывали нитки и материал.
В конце августа снова наступили тревожные дни. К нам прибыл отряд Ильина. Это был один из тех отрядов, которые возникали стихийно и действовали, не признавая главного командования. Мы ликвидировали и этого бандита.
Но все это были мелочи по сравнению с сорокинщиной.
В октябре восемнадцатого года, оголив фронт, Сорокин начал стягивать 11-ю армию к Пятигорску. В ней свирепствовал сыпной тиф. В Пятигорск шли не только больные, но и здоровые части. Здесь они тотчас же заражались тифом. Для больных не хватало коек, не хватало помещений. Народный дом, исполком и другие учреждения были забиты больными с фронта. В эти тяжелые для революции дни Сорокин показал себя в полной своей неприглядности. В его штабе происходили пьяные оргии, сведения о них доходили до партийного комитета и ЦИКа Северного Кавказа. Напившись, Сорокин брал отряд и с музыкой разъезжал по городу. Сорокинцы ватагой заходили в Народный дом и в рестораны, били посуду, не платили, безобразничали. Неоднократно Сорокина призывали к порядку товарищ Рубин и другие члены ЦИКа, которым он должен был непосредственно подчиняться.
Большим ударом для всех нас была зверская расправа Сорокина с членами ЦИКа товарищами Абрамом Рубиным, Семеном Дунаевским, Борисом Рожанским, Михаилом Власовым, Виктором Крайним и его шестнадцатилетним братом — Абрамом Крайним. Только после уничтожения Сорокина — этого врага революции — мы смогли приступить к реорганизации наших отрядов.
В последующие месяцы кольцо фронтов становилось все уже. Не хватало продовольствия. Сыпняк косил людей. Тифозные валялись в коридорах, на полу, даже во дворах на земле. Тиф распространился и среди населения. Борьба с сыпняком затруднялась недостатком лекарств, продовольствия и медицинского персонала.
Положение на фронте ухудшалось. Недели за две до ухода из Пятигорска была прервана наша связь с центром через Святой крест. С фронта поступали противоречивые сведения. Неясным было наше положение. Со ставропольского фронта шли сообщения о том, что белые приближаются. Зашевелилось контрреволюционное казачество, начались кулацкие восстания.
До самого последнего момента мы оставались в Пятигорске, ожидая подкреплений, надеясь, что кольцо белых будет прервано и мы сумеем пробраться в центр. Наконец мы убедились, что у нас остается один путь для отступления — через станицы на Владикавказ.
Перед нашим уходом из Пятигорска я работала в качестве народного заседателя в ревтрибунале. У меня скоро должен был появиться ребенок, но я буквально до последнего дня ходила в ревтрибунал.
Помню, разбиралось дело о фальшивомонетчиках. Я почувствовала сильные схватки и побежала домой.
Роды наступили в тот же день. Родилась девочка.
Началось отступление. Меня с ребенком усадили в фаэтон. Это было пятого или шестого января. Со мной ехали сестра Анджиевского и мой шестнадцатилетний братишка Ваня. Анджиевский с членами исполкома и коммунистическим отрядом отступал из Пятигорска последним. Для подпольной работы в Пятигорске были оставлены товарищи.
В станице Зольская нас догнал Анджиевский. Мы поехали дальше.