Страница 7 из 8
– Полмильена. Сказал. Я и считать не стал. Этож неделю сидеть. Половину уже отнес в магазин, так меня с ними уже гонют продавцы. Говорят, где берешь? На паперти никак! А я сроду не попрошайничал,– Петруха даже всхлипнул от обиды. -Эх!
– О как!– Семенов озадаченно посмотрел на Джеймса.– Ну а кто еще в доме этом живет кроме Емели?
– Маманя его живет. Ефросиньей все кличут. Хорошая тетка раньше была. До яблонек. А на прошлой неделе я ей и говорю,– "Тетка, Ефросинья, возьмите назад ваши рубли жалезные, да дайте хоть бумажными. Так она фыркнула и сказала, что яблоньки наши давно, еще лет пять назад надо было на дрова порубать. Все равно урожаев с них нет».– Ну и что, что нет, может оне отдыхают? А сама в шубе новой вырядилась из лоскутов, правда, сшитая, но наверно деньжищ стоит неразменных,– Петруха опять всхлипнул.– Где вот Емеля столько рублев этих набрал? Их пади столько и во всем районе нет.
– Так, значит, маманя его тут чаще появляется? А сегодня ты ее не видел?– зацепился за главное капитан.
– Как не видеть, видел. По двору ходила, дрова носила в дом. Потом из печи дым повалил. Тока я с ними теперича не общаюсь.
– Вот что, Петруха, мы сейчас все отсюда выйдем и у тебя в засаде подождем хозяев. Ты не против?– капитан ласково улыбнулся информатору-языку.
Петруха испуганно завертелся: – Эт что, все в мою избенку забьетесь?
– Ну, нет, конечно. Оставим у тебя пару бойцов. Остальные в лесу пока посидят,– капитан улыбнулся еще ласковее.– Да вот этих троих иностранцев у тебя пристроим. Они люди не привычные, как бы не захворали на морозе-то нашем. А тебя мы отблагодарим. Пайков сухих подбросим комплектов пятьдесят. Ты уж извини ребят, что они с тобой не совсем аккуратно обошлись. Служба такая, брат. Понимаешь?– Петруха сморщился и пощупал ободранные щеки. – Ну, че с вами делать? Вселяйтесь, согласился он, вздохнув по-коровьи.
Засада получилась нудной и неинтересной. Сидели два мордоворота у окон и наблюдали, меняясь раз в сутки. Иностранцы те и вовсе о чем-то с утра до ночи шушукались на своем непонятном Петрухе языке. И по лицам их Петруха видел, что очень они недовольны этой засадой. Да и ему она
надоела уже на второй день. Не обманул, правда, капитан и пятьдесят коробок сухпая выгрузил.
А на улице снег повалил такой густющий, почти сразу после того, как из Емелиной конуренки все вышли, что в пять минут следы прикрыл. И теперь достаточно было бегло взгляд бросить на эту простыню, чтобы понять – не было хозяев пока дома. Но вот что странно. Вторые сутки засады, а дым из печной трубы Емельевой идет и идет. И иногда даже очень интенсивно. Сначала на это внимания не обратили. В первые сутки. А потом первым этот факт Петруха приметил:
– А дрова-то сто уж раз выгореть должны были,– ткнул он на клуб дыма выпорхнувший из трубы.
Спецы озадаченно переглянулись, а иностранец Джеймс даже подпрыгнул на табурете:
– Как, как вы сказали? Чего там выгореть должно давно?– подскочил он к Петрухе.
– Мы когда давеча уходили, там, в печи уголья уж чуть теплились. Избе пора уж выстыть за две то ночи,– Петруха хмыкнул.– А она дымит да дымит.
– Алло, Анатолий,– заорал по радиосвязи Бонд.– Джеймс говорит, тут с печью непонятное происходит. Двое суток дымит, а должна уже давно потухнуть. Не иначе кто-то дров подбрасывает. Нет, следов нет. Нет, не заходили. Нет. Да. Нет. Ждем.– Сейчас ваш капитан прибежит сюда, разбираться.
Глава 5
А Емеля с Ефросиньей тоже наблюдали за спецами. У Емели телекамеры везде понапиханы и система наблюдения покруче, чем у этих наверху. Объективы у телекамер размером со спичечную головку. Вот и не обнаружила спецура. Они пади и не знают, что такую японцы уже полгода как выпускают серийно для домашнего пользования. Ну, а со звуком и вовсе проще. По щурячьему-то велению Емеля даже у Петрухи пару телекамер установил с микрофонами.
"Да, с печью мы с матерью маху дали. А все она,– "Вымерзнет изба, вымерзнет изба".– Ну, вымерзнет. И что? Новую поставим. Нет, поднялась и протопила пару раз, не спросясь. Дрова-то в избе запасены. А, в общем-то, она права. Всю жизнь тут под землей не просидишь. Хотя можно куда-нибудь переместиться вместе с матерью подальше. Где их не знают. Да вот только опять же места-то родные, привычные. Отец похоронен на кладбище деревенском и мать, пожалуй, не согласится переезжать. Не тащить же ее насильно в чужие края",– думал Емеля, наблюдая, как огородами крадется капитан спецназовский, облачившись в белый маскхалат. Почти и не заметен на белом-то снегу.
– "А может выйти да поговорить с гостями не званными? Что они ему сделать-то смогут при его-то колечке? Это ведь америкосы воду мутят. Не эти конечно, а те, кто этих послал. Вот, пожалуй, с их то главным и поговорю прямо сейчас. Ну, а если не поймет, то придется деревеньку нашу на время вместе с кладбищем и прилегающими угодьями отгородить. Делов то",-
Семенов тем временем дополз до крыльца Петрухина и за дверь шмыгнул.
Про печку опять разговор завели будь она неладна.
– Может быть, там ход потайной имеется?– строил предположения капитан.– Внимательно же все осмотрели. И погребок там метр на полтора с двумя кадушками и парой мешков картошки. Все простучали, даже в кадушки заглянули. Нет там ходов. А если есть, то очень хитрые, навроде дверей входных. Отложим ка еще на сутки осмотр. Вдруг, заявятся все же. Ну, а завтра, ежели никто не придет, то раскатаем по бревнышку всю эту избу к чертовой матери.
– Хорошо, Анатолий, ждем еще сутки,– это Бонд влез. Оставил за собой последнее слово. Ему уже порядком надоело это сидение у Петрухи. Особенно раздражало, то, что " удобства" находились во дворе и ходить приходилось в эти дощатые, продуваемые насквозь "удобства" по очереди. Бр-р-р.
Вот из этих то "удобств" Емеля его и выдернул прямо со штанами спущенными к себе в жилище подземное.
Джеймс, внезапно из продуваемого ледяным ветром щелястого скворечника, перемещенный во вполне современный сортир с унитазом и висящим на стенке рулоном туалетной бумаги в цветочках, зажмурился и впервые в жизни перекрестился. Потом осторожно разлепил глаза. Ни куда, ни чего не пропало, как сидел на унитазе с рулоном бумаги, судорожно зажатым в руке, так и сидит. Исчез сортир щелястый. В двери деликатно постучали и мужской голос на чистейшем английском поинтересовался:
– Мистер Бонд, не зашиблись ли вы там часом? Прошу прощения, если причинил Вам беспокойство, но обстоятельства сложились так, что я вынужден был к этому прибегнуть. Выходите и не опасайтесь за свою жизнь. Здесь Вам ничто не угрожает, и я постараюсь оказать Вам максимум гостеприимства,– голос был спокойный и доброжелательный. Бонд поспешно натянул джинсы и, спустив воду, осторожно приоткрыл дверь.
– Выходите, Джеймс. Позвольте мне Вас так называть? Я Емельян. Вы ведь со мной так настойчиво ищете встречи последние несколько дней? Извольте. Я готов Вас выслушать. Прошу в мой кабинет,– Емельян повернулся и не оглядываясь, пошел по широкому коридору. Джеймс, нерешительно озираясь, следом,– "Что за наваждение? Где я? Может, меня загипнотизировали и я сплю"?– Джеймс ущипнул себя за руку.– "Больно. Нет, пожалуй, что не сплю".
Емельян остановился у одной из дверей и открыв ее, сделал приглашающий жест: – Прошу.
Джеймс в нерешительности топтался в двух шагах от него.
– Вы, я вижу, еще не отошли от изумления. Поверьте, Бонд. Я не причиню Вам зла. Только беседа. Это все, что мне нужно. И после нее вы вернетесь в Петрухины "удобства",– Емельян улыбнулся и, столько в его улыбке было доброжелательности, что Джеймс тряхнул головой, искусственно улыбнулся в ответ и скользнул мимо загадочного хозяина в распахнутую гостеприимно дверь.
Кабинет оказался довольно просторным, но с минимумом мебели. Стол с компьютером, несколько кресел и все. Из двух огромных окон лился дневной свет. Бонд подошел к окну. И увидел Эйфелеву башню. По небу плыли облака, и парижане спешили куда-то по своим делам. Даже звуки автомобильных движков доносились сюда.