Страница 9 из 15
Кэролайн внимательно наблюдает за мной. Я делаю несколько осторожных шажков вперед, чтобы лучше осмотреть комнату. Тянусь к одной из страничек, беру ее большим и указательным пальцами и замечаю, что она исписана с обеих сторон. Витиеватый, изящный почерк. Узкие, угловатые буквы. Точные, крупные оттиски.
Ничего себе.
По-моему, я еще никогда не ощущала ничего подобного за пределами бассейна, но теперь это чувство заполнило меня без остатка. Опускаю плечи. Сердце больше не колотится. Кажется, что на много миль вокруг нет ни одной убийственной, недоброй мысли.
– Что это за место? – шепотом спрашиваю у Кэролайн, но не успевает она ответить, как, откуда ни возьмись, появляется девушка, открывшая нам дверь, и хватает меня за руку. У нее темные, коротко стриженные волосы, и я вижу, как она нетерпеливо подпрыгивает на месте, будто бы мое появление стало одним из самых интересных событий в ее жизни за последнее время.
– Садись со мной. На диване есть свободное местечко! – Она ведет меня к жутковатого вида дивану в зелено-розовую клетку, стоящему в первом ряду. – Ну и как давно ты сочиняешь?
Уже, кажется, в сотый раз за сегодня беспомощно оглядываюсь на Кэролайн. На ее лице застыло странное выражение.
– Сочиняю?
– Да не переживай ты так! – ободряет меня Стриженая. Она крепче сжимает мою ладонь и тянет поближе к себе. – Я, в отличие от остальных, хожу сюда совсем недавно, и отлично помню свой первый раз. Не бойся. Ты только послушаешь остальных, ничего больше.
Она плюхается на край дивана и хлопает ладонью по подушечке справа.
– Садись! – Послушно опускаюсь рядом. – Ты правильно выбрала день, – одобрительно замечает она. – Сегодня первой читает Сидни, а после нее выступает Эй-Джей.
Кэролайн садится рядом со мной, но с другой стороны. Смотрю на нее в надежде получить разъяснения, но она снова не помогает мне.
Все замолкают, когда полноватая девушка – видимо, это и есть Сидни – взбирается на сцену и наваливается бедром на стул. Под тяжестью ее веса он даже сдвигается в сторону. Стоп. Да я же ее знаю. Мы с ней в одной группе на занятиях по истории США.
На этой неделе я ее не видела, но в первый учебный день она быстро прошла мимо меня в класс в черном платье с бретельками, по всей длине украшенном рисунками ярко-алых вишен. Платье казалось вполне винтажным. Но в тот день вовсе не ее наряд и не уверенная манера держаться привлекли мое внимание. А волосы. Длинные, густые, ярко-красные, как у Кэссиди. Я и так весь день думала о подруге, мечтая вновь оказаться в бассейне вместе с ней, но, увидев эти красные волосы, затосковала еще сильнее.
Сидни показывает всем крышечку картонной коробки из-под куриных наггетсов.
– Это стихотворение я написала вчера, когда была вот где. – Она разворачивает картонку, демонстрируя нам узнаваемые изгибы логотипа «Макдоналдс» и слегка помахивает ей, гордо кивая. – На этот раз крышечка оказалась не такой грязной, и мне удалось уместить на ней весь мой шедевр! – объявляет она, и все хохочут. Решаю, что это какая-то «внутренняя» шутка.
– Этот цикл я назвала «Хвала наггетсам!», – сообщает она, вновь поворачивает картонку к себе, пробегает кончиками пальцев по слову «Наггетсы» и драматично прочищает горло.
Все вскакивают со своих мест, шумно аплодируя и улюлюкая, а Сидни приподнимает край юбки и присаживается в реверансе. Ее руки взмывают в воздух, голова откидывается назад, и она радостно кричит: «Клею мне, клею!»
Какой-то парень, сидящий на одном из диванов, кидает ей клеящий карандаш. Она ловит его на лету, снимает колпачок, для удобства кладет картонку из «Макдоналдса» на стул и щедро намазывает его клеем.
Потом слезает со сцены и куда-то решительно идет. Сперва мне кажется, что ко мне, но нет – она проходит мимо дивана и останавливается у стены. Мы все наблюдаем за тем, как она с силой приклеивает к стене остатки крышки от коробочки с макнаггетсами. Потирая ладони, она опускается на диван позади меня, и наши взгляды встречаются. Сидни одаривает меня улыбкой. Улыбаюсь в ответ. Кажется, сегодня я впервые услышала ее голос.
Вновь поворачиваюсь к сцене и вижу, что на нее уже успел подняться парень, который впустил нас в комнату. Он присаживается на край стула и поправляет акустическую гитару, висящую на ремне, перекинутом через плечо.
Где же я его видела?
Замечаю у него на шее тот самый кожаный шнурок и представляю ключ, прячущийся за гитарой.
– Это стихотворение я написал у себя в комнате на прошлых выходных. И да, готов признать… – Он делает короткую паузу для пущего драматизма. – Оно дурацкое.
Он встает, вытягивает руки перед собой, а гитара повисает на крепком ремне. Он делает выразительный жест, словно говоря: «Ну же, давайте!», и все начинают выдирать странички из своих блокнотов, скатывать их в шарики и бросать в него. Он со смехом продолжает жестикулировать, беззвучно побуждая слушателей продолжать свою атаку.
Бросаю взгляд на Кэролайн. Она даже не смотрит в мою сторону, поэтому я легонько пихаю локтем стриженую девушку.
– Зачем они это делают? – спрашиваю я.
– Таковы правила, – сообщает девушка, склонившись к моему уху. – Ничьи стихи нельзя критиковать, а свои – тем более.
Он вновь присаживается на край стула, берет в руки гитару, и бумажный обстрел тотчас прекращается. Он начинает перебирать струны, и комнату заполняет приятная мелодия. Она состоит всего из нескольких нот, но звучит очень даже неплохо. А потом он начинает петь.
Ни на кого из нас он не смотрит. Лишь на свою гитару, задумчиво перебирая струны. Он поет еще два куплета, а когда переходит к припеву, голос его становится выше, громче. Еще куплет – и темп замедляется. Песня явно подходит к концу.
Последняя нота застывает в полной тишине. Все присутствующие еще пару секунд безмолвно сидят, а потом вскакивают на ноги, шумно аплодируя, улюлюкая и кидая в голову певцу новые бумажные шарики, которые он ловко отбивает. Затем его начинают забрасывать клеящими карандашами.