Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12



Среди дачников, проводивших лето 1914 года в Томилине, был еще один литератор – Дон-Аминадо, знакомый Ходасевича по московским богемным кружкам. Его мемуары, написанные в пятидесятые годы, рисуют предвоенную обстановку вполне безмятежной: ни о дыме лесных пожаров, ни о духоте, ни о зловещем густо-красном солнце не говорится вовсе, и даже бродящий по дачам продавец ягод, не в пример сербу Ходасевича, благообразен и гармонирует с пейзажем.

В Томилине, под Москвой, на даче Осипа Андреевича Правдина[108], тишь да гладь, да Божья благодать.

В аллеях гравий, камешек к камешку, от гвоздик и левкоев, от штамбовых роз чудесный, одуряющий запах.

Клумбы, грядки, боскеты, площадка для тенниса, в саду скамейки под высокими соснами, на террасе, на круглом столе, на белоснежной скатерти, чего только не наставлено! Сайки, булки, бублички с маком, пончики, цельное молоко в глиняных кувшинах, сметана, сливки, варенье разное, а посредине блеском сверкающий медный самовар с камфоркой, фабрики братьев Баташёвых в Туле.

И все это – и сосны, и розы, и сад, и самовар, и майоликовый фонтан с золотыми рыбками, – все залито высоким, утренним, июльским солнцем, пронизано голубизной, тишиной, блаженством, светом.

– Вот я с малинкой, с малинкой пришел… Ягода-малина, земляника свежая! – четким тенорком расхваливает товар парень за калиткой.

Глаза молодые, лукавые, веселые, картуз набекрень, в раскрытый ворот рубахи видна крепкая, загорелая грудь, идет от него сладкий мужицкий запах пота, курева, кумача.

Олеография? Опера? Пастораль?

Было? Не было? Привиделось, приснилось?

«Столица и усадьба», под редакцией Крымова?

Или так оно и есть, без стилизации, без обмана, как на полотне Сомова в Третьяковской галерее?..

В лесу грибами пахнет, на дачных барышнях светлые платья в горошину, а на тысячи верст кругом, на запад, на восток, на север, на юг, за горами, за долами, в степях, в полях, на реках, на озерах, от Белого моря до Черного моря, – все как тысячу лет назад![109]

Странный диссонанс между воспоминаниями двух томилинских жителей, затрагивающий, как видим, даже погоду, объясняется противоположностью их художественных стратегий. Исследуя многочисленные описания лета 1914 года в английской литературе, подобные приведенному отрывку из Дон-Аминадо, Пол Фассел определяет их как «стандартную романтическую ретроспекцию, окрашенную в еще более розовые цвета за счет контраста с тем, что последовало. ‹…› В современном воображении это последнее лето приобрело статус непреходящего символа чего-то невинного, но утраченного безвозвратно»[110]. Недаром автор «Поезда на третьем пути» завершает главку библейской аллюзией: «Горе мудрецам, пророкам и предсказателям, которые все предвидели, а этого не предвидели. Не угадали»[111]. «Обезьяна» Ходасевича, напротив, занимает место в не менее представительной традиции предчувствий мировой войны.

Как это случается, вероятно, с любой катастрофой такого масштаба, война 1914 года была воспринята современниками одновременно и как гром среди ясного неба, и как роковая закономерность: по формуле Шкловского, «ее все ждали, и все в нее не верили»[112]. Попытки осмыслить «день и час, когда „громыхнуло“ впервые»[113] начались сразу же: тема «Первый день войны» уже с осени 1914 года предлагалась для сочинений школьникам[114]; позднее Георгий Иванов в дежурных стихах воображал, какие чувства вызовет эта дата у послевоенных поколений[115]. Независимо от ожиданий, которые связывает с войной тот или иной автор, день ее начала описывается как необратимый перелом («утром еще спокойные стихи про другое, ‹…› а вечером вся жизнь – вдребезги»[116]), и строки Ходасевича «…Нудно / Тянулось время. На соседней даче / Кричал петух. Я вышел за калитку» обогащаются обертонами в сопоставлении как с газетным очерком В.В. Муйжеля «Война и деревня» («И все ждало: страстно, настойчиво и жадно. ‹…› Та же напряженная, знойная тишина стояла вокруг, и внезапный, хриплый крик петуха бил в ней, как таинственные часы…»[117]), так и с письмом Пастернака родителям (конец июля 1914 года): «День как в паутине. Время не движется. ‹…›…В последний день, быть может, 19-го, когда действительность еще существовала и выходили еще из дому, чтобы вернуться затем домой»[118].

Осмысление это пошло по двум путям, каждый из которых предоставлял свои драматические возможности: с одной стороны, подчеркивалась наивная слепота перед лицом «событий», с другой – вспоминалась тревога, перечислялись знаки, задним числом вскрывалась неизбежность случившегося. Эти колебания между «я предчувствовал» и «я не подозревал», проявляющиеся подчас у одних и тех же людей, прослежены в монографии Бена Хеллмана, специальный раздел которой посвящен откликам на начало войны у восьми главных поэтов символистского круга[119].

Между тем, хотя события в последние предвоенные дни развивались стремительно, 19 июля наступило отнюдь не так внезапно, как 22 июня четверть века спустя. Если над беспечной реакцией дачников на сараевское убийство современники иронизируют часто и охотно («войска всей Европы стягивались к границам, ‹…› а здесь, на золотом побережье Финского залива, никто не перевернулся бы с боку на бок, чтобы спросить у соседа, кто такой Никола Принцип»[120]), то после австрийского ультиматума Сербии 10 июля возможность европейской войны уяснилась со всей отчетливостью и ежедневно обсуждалась газетами[121]. 9-го фельетонист московского «Раннего утра» еще сетовал на необходимость высасывать новости из пальца:

но уже в следующем номере газеты, наполненном тревожными известиями о готовящемся ультиматуме, эти стихи появиться не могли бы. 12-го Прокофьев, только что вернувшийся в Петербург из-за границы, был неприятно поражен разговорами друзей: «Заговорили о всемирной войне, висевшей в воздухе, находя ее неотвратимой»[123]. В этот же день харьковчанин Божидар, раздувая пламя, в котором ему первому суждено будет сгореть, пишет «Битву»: «Знаменами мчится месть, / Из дул рокочет ярь – / Взвивайся, победный шест, / Пья пороха пряную гарь…» С 13 июля (дневник Коллонтай: «Нет, что-то тревожное нарастает»[124]) вводится в действие «Положение о подготовительном к войне периоде»: хотя в прессе об этом по понятным причинам не сообщалось[125], жившие на дачах и в деревнях видели, как начинаются передвижения войск[126], как сгоняют крестьянских лошадей для ветеринарного осмотра[127], и, кроме того, читали письма своих осведомленных столичных корреспондентов[128]. 14-го Сергей Кречетов заклинает: «Восстань, иди, пылай, Россия! / Твой жребий зыблется в веках! / ‹…› Ударил час святого сева: / Из крови мир пышней взойдет!»[129] Объявление Австрией войны Сербии (15 июля; дневник Блока: «Пахнет войной») и бомбардировка Белграда (16 июля; Цветаева: «Война, война! – кажденья у киотов / И стрекот шпор…») знаменовались патриотическими демонстрациями в столицах и провинции. Наконец, 17 июля – день, начавшийся с расклейки приказов о частичной мобилизации, а закончившийся объявлением всеобщей (Брюсов: «Свершилось! Рок рукой суровой / Приподнял завесу времен…»), – многие современники восприняли и запомнили как дату начала войны[130].

108

Артист Малого театра (настоящее имя Оскар Августович Трейлебен, 1849–1921): «у себя на даче, под Москвой, в Томилине, он завел образцовое хозяйство» (Кара-Мурза С.Г. Малый театр: Очерки и впечатления, 1891–1924. М., 1924. С. 203).

109

Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути / Послесл. Ф.Н. Медведева. М., 1991. С. 146–147. См.: Попов В.Н. Дача с фонтаном // Томилинская новь. 2001. № 13/14. 11 дек.

110

Фассел П. Великая война и современная память / Пер. с англ. А.В. Глебовской. СПб., 2015. С. 48.

111

Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути. С. 148.

112

Шкловский В.Б. Собр. соч.: В 3 т. М., 1973. Т. 1. С. 117.

113

Белый А. Гремящая тишина [1916] // Политика и поэтика: Русская литература в историко-культурном контексте Первой мировой войны: Публикации, исследования и материалы / Отв. ред. В.В. Полонский. М., 2014. С. 175. Образцовый комментарий Е.В. Глуховой и Д.О. Торшилова в числе прочего содержит catalogue raiso

114

Березина А.Н. Семья. Школа. Революция. 1902–1920 / Сост. А.К. Гаврилов. СПб., 2015. С. 155 (об этих мемуарах и их авторе мы вскоре будем говорить более подробно); Школьные сочинения о Первой мировой войне / Публ. М.В. Боковой // Российский архив. М., 1995. Т. 6. С. 449–458.

115





«Как странно будет вам, грядущие потомки, / Небрежно оборвав листок календаря, / Вдруг вспомнить: „В этот день спокойные потемки / Зажгла в недобрый час кровавая заря!“» («Войне», 1917).

116

Запись Ахматовой от 1 августа 1965 года (Записные книжки Анны Ахматовой / Сост. и подгот. текста К.Н. Суворовой. М.; Турин, 1996. С. 652). Ср. начало главы о войне в воспоминаниях С.М. Волконского (1921–1924): «Война застала меня… – Нет, только, пожалуйста, не так. – А что? – Так все начинали. Так начинается всякий рассказ о войне. – Совершенно верно. Война всякого где-нибудь „заставала“…» (Волконский С.М. Мои воспоминания. М., 1992. Т. 2. С. 220).

117

Биржевые ведомости. 1914. № 14314. 16 авг. В июне – июле 1914 года Муйжель жил на Псковщине; выдержки из его предвоенных писем В.Д. Бонч-Бруевичу см.: Пехтерев А.С. Творчество В.В. Муйжеля в годы Первой мировой войны (1914–1918) // Русская литература XX века (дооктябрьский период). Тула, 1976. Сб. 8. С. 92.

118

Пастернак Б.П. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 7 / Сост. и коммент. Е.В. Пастернак, М.А. Рашковской. М., 2005. С. 193.

119

Hellman B. Poets of Hope and Despair: The Russian Symbolists in War and Revolution. Helsinki, 1995. P. 27–40. Подборку «военных пророчеств» (в которую по недоразумению попало и иллюстративное стихотворение Ходасевича «В немецком городке», написанное в январе 1914 года для кабаре «Летучая мышь» как текст к силуэту работы неидентифицированного немецкого художника) см. также: Иванов А.И. Первая мировая война в русской литературе 1914–1918 гг. Тамбов, 2005. С. 160–168.

120

Лившиц Б.К. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания / Сост. Е.К. Лившиц, П.М. Нерлера. Л., 1989. С. 539 (место действия – Куоккала). У Гаврилы Принципа действительно был младший брат Никола, но Лившиц едва ли об этом знал; впрочем, в контексте всей фразы неверное имя убийцы эрцгерцога может быть не ошибкой, а сознательным искажением. Об откликах прессы на убийство Фердинанда см.: Кострикова Е.Г. Русская пресса и дипломатия накануне Первой мировой войны: 1907–1914. М., 1997. С. 160–164 (как подчеркивает исследовательница, постепенное падение интереса к возможным последствиям покушения было отчасти спровоцировано австрийскими властями, демонстративно отправившими в отпуск военного министра и начальника штаба); Богомолов И.К. Сараевское покушение 28 июня 1914 г. и его последствия в освещении русской печати // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики (Тамбов). 2014. № 2. Ч. 1. С. 31–35. Поучительно наблюдать, как мемуаристы – уже зная, что «все началось с Сараева», – располагают события в неверном порядке: памяти трудно смириться с тем, что между выстрелом Принципа и объявлением войны прошел целый месяц. См., например, в автобиографическом романе близкого знакомого четы Ходасевичей (1936): «Вокруг Москвы горели леса (двадцатые числа июня. – В.З.). Улицы заволакивало дымом, и дым стоял в них неподвижно, как предутренний туман. ‹…› В Петербург прибыл Раймонд Пуанкарэ (7 июля. – В.З.). В открытой коляске вместе с царем объезжал войска. ‹…› И вдруг… „28 июня (т. е. 15-го по старому стилю. – В.З.) в Сараеве гимназист Гаврила Принцип выстрелил из револьвера в проезжавших в автомобиле австрийского эрцгерцога и его жену“. Если бы, если бы знать тогда! Каждый должен был бы исходить криком исступленной боли…» (Большаков К.А. Маршал сто пятого дня. Ч. 1: Построение фаланги. М., 2008. С. 180; о «военном мифе» в стихах и прозе Большакова см.: Богомолов Н.А. Константин Большаков и война // Русский авангард и война / Ред. – сост. К. Ичин. Белград, 2014. С. 105–121).

121

Кострикова Е.Г. Указ. соч. С. 164–168; Фишер Л.А. Образ Германии в русской прессе 1905–1914 годов // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2009. № 97. С. 83–84 (краткий поденный обзор). Ср.: «Газеты стали пахнуть войной уже недели за две до войны» (Вейдле В.В. Воспоминания / Публ. и коммент. И.А. Доронченкова // Диаспора. Париж; СПб., 2002. Вып. 3. С. 8; написано в середине 1970-х годов).

122

Хафиз. Затишье // Раннее утро. 1914. № 155. 9 июля.

123

Прокофьев С.С. Дневник: 1907–1933. Paris, 2002. Ч. 1. С. 483.

124

Коллонтай А.М. Отрывки из дневника 1914 г. Л., 1925. С. 3 (написано на курорте Бад-Кольгруб в Баварии).

125

Так, тираж номера «Утра России» за 13 июля подвергся аресту из-за трехстрочной заметки «Перерыв офицерских отпусков» (Московский листок. 1914. № 161. 15 июля).

126

Ср. эпизод, сохраненный сразу несколькими из числа писателей, художников и артистов, проводивших лето 1914 года в имении В.В. Бера в Петровском Калужской губернии – Н.П. Ульяновым (Ульянов Н.П. Люди эпохи сумерек / Сост., подгот. текста, предисл. и примеч. Л.Л. Правоверовой. М., 2004. С. 333), Вяч. Ивановым (стихотворение «Темнело. Мимо шли. Привалом…») и Пастернаком (подробнее всего – во втором фрагменте «Трех глав из повести»). К воспоминаниям тогдашних обитателей Петровского мы еще обратимся.

127

Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся / Послесл. Ю.И. Архипова. СПб., 1994. С. 259 сл. (Степун жил в Ивановке Бронницкого уезда Московской губернии).

128

См., например, подробные отчеты о положении дел, которые А.А. Кондратьев, служивший в канцелярии Государственной думы, отправил 14 июля знакомым Ходасевича Б.А. Садовскому и А.И. Тинякову: Кондратьев А.А. Письма Б.А. Садовскому / Публ., подгот. текста С.В. Шумихина, предисл. и примеч. Н.А. Богомолова и С.В. Шумихина // De Visu. 1994. № 1/2. С. 16, 34.

129

Утро России. 1914. № 161. 15 июля.

130

См., например: Волконский С.М. Указ. соч. Т. 2. С. 221 («17 июля – объявление войны»); Иванова Л.В. Воспоминания: Книга об отце / Подгот. текста и коммент. Дж. Мальмстада. М., 1992. С. 57; Бугаева К.Н. Воспоминания об Андрее Белом / Публ., предисл. и коммент. Дж. Мальмстада, подгот. текста Е.М. Варенцовой и Дж. Мальмстада. СПб., 2001. С. 142. В дневнике Кузмина под 18 июля стоит: «Война. Сколько будет убитых» – и примечание публикаторов «Вероятно, запись сделана Кузминым на другой день» едва ли оправдано (Кузмин М.А. Дневник: 1908–1915 / Подгот. текста и коммент. Н.А. Богомолова и С.В. Шумихина. СПб., 2005. С. 466, 759).