Страница 9 из 81
— Что? — несмело проблеяла я, готовая признать свою ошибку.
— Вряд ли я теперь смогу спокойно с тобой кушать, — как будто запыхался от долгого бега, выговорил он. Пристыжено, я вжала голову в плечи, опустив руки и сев, как японка за обедом.
— Я настолько испортила аппетит этим зрелищем? — тише зашептала я. Неожиданно, Химчан улыбнулся.
— Видишь ли, у меня очень острая память… и проблема моего мозга в том, что он порождает несмываемые ассоциативные ряды. — Взяв меня за подбородок, он подтянул моё лицо ближе, к тому, от чего я оторвалась. — Как ты думаешь, что я теперь буду хотеть сделать каждый раз, когда ты что-либо станешь класть в рот?
Поняв сказанное им, я расплылась в улыбке, осчастливленная тем, что угодила ему. То-то же! Я профессионал в минетах, и плохо не делаю. Высунув язык, я игриво лизнула его перед глазами Химчана. Он остекленело наблюдал, уводя руку с подбородка к уху, проведя пальцами за ним и, в конце концов, положив её на затылок, но не надавливая.
— Ты можешь сам направлять ритм, — подсказала я ему, демонстрируя собственное отсутствие комплексов и помогая ему меня не смущаться. Хотя дело было не только в стыде с его стороны, но и в осторожничанье. Хим не мог по щелчку стать другим, обновленным, да и надо ли было это?
Тряхнув головой и скинув на глаза челку, он скорее убрал её, после чего нагнулся, взял меня за плечи и поставил на ноги, немного ошеломленную сменой вектора.
— Нет, всё-таки я не могу так просто взять и… — увидев мою растерянность, он улыбнулся, тронув кончик моего носа. — Всё в порядке, это, действительно, приятно, но пока я не готов. Да и тебе это не принесет удовольствия.
— Зря ты так считаешь! — опровергла я, скинув через голову футболку и включив воду в душе. Химчан был как будто бы сосредоточен на тексте, но глаза его жутко косили на мои сиськи и ниже. — Мне здорово, когда тебе здорово. Это же логично. Ты счастлив — я счастлива!
— Как я жил без тебя до этого? — сказал он и подошел ко мне, словно мы и не были вовсе голыми. Его тон был возвышенным и в меру сдержанным.
— Дрочил? — напомнила я, захихикав. Он заулыбался шире.
— Нет, я не об этом. — Погладив по щеке, Хим поцеловал меня, легко и чувственно. — До того, как узнал тебя, как встретил. Как я жил, не подозревая о твоём существовании? А если бы мы не столкнулись случайно? Брр… — Мы оба вздрогнули, как от мороза. Я скорее обвила его руками и прижалась к груди. — Меня, и в правду, не существовало до тех пор. Мир казался безнадежным, гадким, неисправимым, где единственной целью были смерть и убийство. Я всегда думал, что совершенно всё кончается смертью, к ней всё приходит, тем или иным образом. И ничего, кроме неё, в поздней или начальной стадии, нет. И вдруг появилась ты.
— И победила смерть! — выставила я руку, имитируя держание в ней воображаемого флага. — Да?
— Не совсем, — огорчил меня он, но сам не огорчился. — Конечно, всё по-прежнему тленно и бренно, но я знаю, ради чего вокруг столько дерьма. Чтобы на этом навозе вырастали прекрасные цветы.
— Но и цветы увядают…
— Как я и сказал: всё тленно и бренно, — повторил Хим. — Но подаренная ими красота вечна.
— Я не красавица, — честно признала я, зная за собой этот недостаток. Я милая и обаятельная, но с первого взгляда на меня не западешь. — Я благоухающий репейник. Цвету неброско, но если не заметить — прилипаю.
— Я помню. — О да, наше первое столкновение было эпичным. Я поистине приклеилась к Химу и не собиралась отваливаться. Да и до сих пор не отвалилась, и не собираюсь. Моё заявление о некрасивости он тоже хотел опровергнуть, но поскольку не был мастером комплиментов, то пошел сложным путем. — Что касается твоей красоты… если бы я сравнивал с кем-то, я бы что-то мог сказать. Но я не могу сравнить. Ты единственная. В своем роде и для меня тоже единственная. А единственная не может быть «самой», «лучше», «хуже» или «красивее», потому что она одна, и всё тут.
— Да-да, и учти, что после свадьбы я вообще буду законной единственной, ужасной женой, ревнивой, придирчивой, требовательной и навязчивой, — ущипнула я его за бок и он прошипел. — Не передумал?
— Я? — Химчан подтолкнул меня в душ. — Быстро мыться и собираться, нет времени на разглагольствования.
Я перешагнула бортик и, взявшись за занавеску, развернулась к Химу, сделав просящие глазки:
— А спинку мне потрешь? — Бросив на меня исподлобья взгляд неудовлетворенного маньяка, он поставил руки в бока. Я посмотрела на его стояк, подняла глаза к его лицу и похлопала ресницами. — Серьёзно, платье мне не нужно. Залезай, у нас полно времени!
— Шилла! — выдохнул он, покачав головой. Выставив вперед пальчик, я поманила им, кокетливо подмигивая.
— Иди сюда, брачующийся гринписовец, возьми свою самку! — засмеявшись, Химчан опустил лицо, спрятавшись за челкой и, отхохотав, выпрямился.
— Самочка, вроде речь только что шла лишь о спине и том, чтобы её потереть?
— Угу, — согласилась я, — Потрешь. О кафель. Пока мои ноги будут на твоих плечах.
Блеснув глазами, он сдался и, ударившись коленом о ванную, но не издав ни звука, забрался ко мне под горячие струи воды. Вот это другое дело! Такое утро я одобряю.
Первый день
Химчан выбрался раньше из ванны, оставив меня привести себя в порядок. А мне, собственно, уже с собой особенно ничего и не нужно было делать. Мы потерли друг другу всё, что можно было, несколько затянув банальную процедуру мытья и теперь, обернувшись в полотенце, я выключила воду, услышав в образовавшемся беззвучье музыку, доносящуюся из комнаты. Что это? Хим веселится? Вот дела! Протерев рукой запотевшее зеркало, я заулыбалась себе. Я была счастлива не тем, что сама была счастлива. Я была счастлива оттого, что стал счастливым Химчан. Именно это возносило меня на небеса: его радость, его смеющиеся глаза и подобревший голос.
Почистив зубы и посушив волосы полотенцем размера поменьше банного, в которое закрутилась, я открыла дверь и вышла. Сквозь широкие щелки повернутых жалюзи навстречу пробился солнечный щурящийся свет, ободрив стены и сделав всё вокруг теплее. Под тянущуюся игру саксофона, вальяжную, как чикагский мафиози, приятный мужской голос напевал из негромких колонок макбука: «Это новый рассвет, это новый день, это новая жизнь для меня, и я чувствую себя хорошо».
— Что это? — просияла я, находя текст очень уместным. Я знала, что и Хим никогда не упускает никаких деталей.
— Майкл Бубле. Тебе нравится?
— Я… никогда раньше не слушала такую музыку. — Это было совершенно не в моём духе, но я не спешила с заявлениями. Я понимала, что эти композиции требуют более тонкого понимания, более интеллигентного ума, нежели мой, и я хотела научиться у Хима понимать прекрасные для него вещи, видеть их его глазами. — Это типа джаз?
— Да, джаз и блюз. — Я заметила, что кровать уже была застлана, пустая банка из-под колы выброшена, вещи на полу больше не валялись. Полный порядок. Так, кто из нас выполняет бабские функции? Хотя, разве я в силах содержать порядок вокруг себя? Заставить меня убираться нечто из ряда вон. Кому-то придется со мной побороться. — Твой чай…
Химчан подал мне чашку на блюдечке. Красно-коричневая прозрачная жидкость пахла фруктами или ягодами, может быть малина, клубника или персик? Он заварил мне не черный скучный чай, а фруктовый, как я люблю. Струящийся вверх пар подсвечивался солнечными лучами. Мне хотелось мурлыкать и перебирать лапками, как кошке.
— А почему чай не в постель? — засмеялась я, присев на неё. Полотенце развязалось, и я придержала его, прижав рукой к боку. Хим отвел от меня взгляд, опустив его к своему чаю и подув на него. Удовлетворенная, я всё равно с трудом сдерживалась, чтобы не подойти к нему, не обнять его, не затискать до визга.
— Я забыл о нем. Вспомнил, когда перестал тебя видеть. — Это приятно, что его пока так сбивает с толку моя егозящая поблизости непоседливая попа. — Позавтракаем где-нибудь по дороге?