Полтора метра счастья

— Какой позор, какой позор, я безрукая! — приговаривала она. Я погладила её по волосам. — Шилла, какой же он шикарный, ну какой же он шикарный! — Я убрала руку.

— Элис, он всегда развязно и откровенно болтает, но на самом деле он очень сдержанный и скромный человек. — Она попыталась взять себя в руки и, как часто мы любили делать, подошла к двери в зал, образовав щелку и приложив глаз.

— Как же его жене повезло… у меня никогда не было парня, который вот прям со страстью бы что-нибудь сделал. А этот может, по нему видно!

— Ничего он не может, и вообще, не твоего ума это дело, Элис!

— Уж и помечтать нельзя? — без обид проныла она, не отлипая от двери. — И всё-таки, хоть одну бы ночь с таким в жизни провести, и помирать можно. — Я закатила глаза и, увидев вошедших посетителей, отодвинула Элис, чтобы пойти и встретить их. Когда я вышла, то поймала на себе взгляд Дэниэла. Облизнув губы, он отвел его, напуская на себя деловой вид.

Семейные драмы (2)

Дэниэл застал жену за кормлением младшей дочери. Малышка впилась в материнскую грудь, ещё настолько крошечная в пеленках, что не помогала себе ручкой, как делают младенцы постарше. Хотя «впилась» не то слово, оно говорит о какой-то мощи и крепости действия. Детский ротик пил молоко с такой беззащитностью, что хрупкость Сандры становилась очевидной. Только мама давала ей жизненные силы и продолжала выхаживать её своей беспрестанной заботой, неусыпным вниманием и тем женским самозабвенным самопожертвованием, что способно сдвинуть горы. Мама и лекарства, если быть точным, продлившие пока что дни ребенка. Но это не излечило его окончательно, не сделало совершенно здоровым. Впереди ещё много трудностей, много сил придётся приложить для того, чтобы новый человечек превратился в человека. Ей немногим больше месяца, его крошке, маленькой девочке, и он, её отец, найдя средства для ликвидации первой опасности, сделает всё, чтобы ей исполнился год, два, пять, шестнадцать, он выдаст её замуж и хоронить будет она его, а не наоборот. Херин подняла на него глаза, поправляя халат на груди. В этот момент у него как раз уже сводило скулы от переизбытка эмоций, и сосредоточенные глаза супруги помогли прийти в себя. Раньше её голая грудь вызывала в нём однозначную реакцию, даже когда родилась Бомми. Теперь же он терялся в том, как должен себя вести. Он не чувствовал себя вправе отнимать у Сандры ни минуту маминого тепла и энергии, которой заряжаются все дети от своих мам.

— Привет, милый! Будешь ужинать? — собралась уже подниматься с дивана Херин, придерживая сверток с Сандрой.

— Нет-нет, сиди, я поужинал в ресторане, — остановил её Дэн и присел рядом. «Хотя я обожаю, как ты готовишь, но я не хочу, чтобы ты пеклась ещё и обо мне, тратя последние силы» — подумал он то, что не хотел озвучивать. Обняв жену за плечо, он некоторое время, вместе с ней, смотрел на дочь, пока та не уснула, после чего заговорил шепотом: — Когда вошёл, было так тихо, что решил — все спят. А Бомми там так бесшумно катает свою тачку, что и не подумать!

— Она очень смышленая, — Херин улыбнулась. — Заметил, что она как будто ощутила, что стала старшей сестрой? Такое ответственное лицо, когда показываю ей Сандру!

— Она там ничего никуда не засунет? — обернулся Дэн, поглядывая в манеж, где за всё время раздалось одно единственное приглушенное «бжжж».

— Я убрала оттуда всё, что разбиралось и делилось на какие-либо части. Я её знаю, у неё всё откручивается и отламывается. Остался мишка и цельная бибика, у которой она ничего не оторвёт. — Пальцы Дэна с нежностью, полной тоски по давно не исполняемому супружескому долгу стали поглаживать плечо Херин, в чем та сразу распознала желание и призыв, не настойчивый, ненавязчивый, но просящий. Она посмотрела на эти пальцы и дотянулась поцеловать их, после чего развернулась к лицу мужа: — Я уложу Сандру в кроватку. Пойдёшь в душ перед сном?

— Я мигом! — поцеловал её в щеку адвокат, увидев, что жена не меньше него хочет близости. Её глаза не отказывали, а слова давали понять, что она скучает по его телу не меньше, чем он по её. Мужчина скинул офисный костюм ещё по пути в ванную комнату, пробыл там две минуты, за которые успел привести себя в порядок и оттуда, споткнувшись о лошадку-качалку, едва удержал равновесие, перепрыгнув через погремушки и напоровшись ступнёй на деталь от объемной мозаики. Сдержавшись, чтобы не вскрикнуть благим матом, Дэниэл стиснул зубы и, преодолев все преграды, достиг спальни, где Херин ещё стояла возле кроватки. Она окинула его взглядом через плечо, абсолютно голого, с татуировками почти по всему периметру торса и плеч. Каждый рисунок или надпись прятали какой-нибудь шрам, старое пулевое ранение или порез. Но ничто не портило для неё этого мужчину, такого умного, смелого, преданного и любящего, такого домашнего, каким его не знал никто, кроме неё. Наверняка его коллеги и люди из юридического круга, например, не подозревали, какую галерею искусств на коже можно увидеть, если его раздеть.

Не собираясь долго кружить шмелем над цветком, Дэн подошёл к Херин и положил ладони ей на талию, уткнувшись носом в изгиб шеи, где та переходила в плечо. Ощущая плавные формы через тонкую ткань халата, он скользнул по нему выше, пробрался одной рукой вперед, под запахнутую полу. Иступлено обхватив грудь, другой рукой он освободил длинные волосы жены, убрав заколку в сторону. Отвлекшись окончательно от заснувшей дочери, Херин развернулась к нему, и они принялись долго и, как безумно голодные губами друг друга, целоваться. Поцелуи подвели их к кровати, забираясь на которую Дэниэл сорвал халат с жены и откинул прочь. Увидев обнаженную Херин в одних кружевных белоснежных трусиках, он едва не кончил не начав. Налившаяся грудь стала больше, и на неё разве что не текли слюнки. Дэн старался не накинуться на это всё, принадлежащее ему, как взбесившийся волк на мясо. Он напоминал себе, что временно делит это, местами, с Сандрой, и надо не растерзать их маму до изнеможения. Херин была божественно мягкой, податливой, родной, знакомой, и в то же время какой-то таинственно обновленной, скрывающей в себе очередную загадку жизни. Чтобы не беспокоить дочек, она закусывала губы и сдерживала стоны, когда он целовал её кожу от ключиц до пупка. Теперь у неё тоже был шрам, после кесарева. У него отметины оставались после борьбы за собственную жизнь, а у неё после того, как она подарила миру новую. Дэниэл покрыл десятком поцелуев подживший хирургический надрез, после чего стянул последнее прикрытие и, раздвинув ноги Рин, провел языком до самой чувствительной точки, с которой заиграл им, заставляя женщину выгнуться в спине и вцепиться пальцами в простыню под ними. Жаждая в первую очередь подарить наслаждение ей, а потом уже себе, Дэн ухватил её бёдра, скользящие под ним от невозможности удержаться на месте. Его язык действовал всё проворнее, подводя Херин к экстазу…

— Подожди! — раздался её шепот. Адвокат не сразу услышал, вернее, среагировал на это, поэтому шепот повторился: — Подожди! — Подняв голову, он увидел Рин, приложившую палец к губам и призывающую к тишине. Дэн вопросительно кивнул ей. — Мне показалось, что Сандра проснулась… — Муж посмотрел в сторону кроватки. Он ничего не слышал.

— Тебе показалось. — Херин подождала ещё секунд десять, прежде чем сказать:

— Наверное. Ты прав. Прости, — покраснев, она с извинением во взгляде посмотрела на него. — Продолжим? — Дэн подтянулся повыше и вернулся к поцелуям из уст в уста. Теперь соприкасались их груди, а его правая рука, обхватив возлюбленную, прижала её к себе со всем пылом и страстью. Пальцы Херин пробежались по его спине. Когда-то она носила слегка отращенные ногти, но став матерью забыла о подобной роскоши, потому что можно нехотя поранить ребенка этими когтями львицы, подходящими только для красования одиноких или любовных игрищ с мужчинами.

Член Дэна был уже на подходе, готовый проникнуть туда, где не был уже два месяца. Мужчина сам начал постанывать от удовольствия, чувствуя низом влажное и теплое женское начало, когда Херин прикрыла ему рот ладонью и опять замерла, прекратив какие-либо движения.