Страница 129 из 169
Я пыталась переключиться на то, второе, испепеляющее состояние, надеясь, что так будет меньше болеть. Не помогало. Но зато так я держалась, чтобы не звонить и не писать Импу. Нет, я вовсе не сильная, просто, как только брала телефон, вспоминала его злые глаза и слышала больно бьющие слова.
И ещё в памяти всплывала Вика. Бездушная пустоголовая кукла оказалась права. А я, влюблённая и беспечная, не вынесла выводов из злополучной встречи.
Мир, наверное, перевернётся, когда мы начнём учиться на чужих ошибках.
Наличие мозгов, характера и внешние данные никак не влияли на решение Егора, а я наивно полагала, что значила для него больше, чем другие девушки. Потому что со мной Имп не вёл себя как легкомысленный и поверхностный ловелас. Или это талант каждую обхаживать как королеву? Чтобы она почувствовала себя единственной и уникальной?
Но вот оно его отношение: он не жалел о содеянном, не вспоминал обо мне и вычеркнул из жизни. Ни единого звонка, ни единого сообщения – я больше не нужна.
Не будь учёбы и работы, я, наверное, сидела бы дома и медленно сходила с ума. Родители умудрялись ничего не замечать. Тихая, задумчивая и «вся в уроках» я улыбалась им одинаковой день изо дня улыбкой, притворяясь, что всё хорошо, просто устала.
Но держать всё в себе без возможности выплеснуть – бесконечно тяжело. А мне и не с кем было поделиться. Мама – отпадала, университетские подруги – не были достаточно близки. Раньше я всегда могла прийти к Катьке и поплакаться на свои проблемы. Вот бы мне сейчас те пустяковые траблы.
Теперь у меня нет подруги – я променяла дружбу на любовь, выбрала Егора, убеждённая, что это абсолютно правильно.
А он с той же уверенностью между мной и свободными отношениями решил в пользу второго. Ценил ли он меня хоть сколько-нибудь? Я верила его словам и ласкам, а это была шелуха, игра или чёрт его пойми что. Разве можно так забавляться с человеческими чувствами? Видимо, ему не привыкать.
Стараясь хоть как-то отвлечься, я вспомнила старые знакомства, и принялась прожигать жизнь с ещё большим драматизмом, чем в тусовке Импа. Но все весёлые и шумные вечера заканчивались одинаково: стоило мне выпить пару бокалов, как контроль отключался, и печать, под которой я держала боль, ломалась.
Кому понравится, что я портила тусу истериками? Кому было дело, что беспощадное освободившееся чувство мучило меня до такой степени, что я не обращала внимания на окружение и обстановку? Страдать кому-либо на потеху я не собиралась и, перестав приходить, снова замкнулась в себе.
С Данькой мы тоже виделись, но эти встречи проходили всегда натянуто. Я знала, что он по-прежнему общался с Егором, и изо всех сил держалась, чтобы не спросить, как он. Потрошитель – наш общий друг, но я не хотела разрывать его между нами. Вскоре мы тоже стали гулять реже – мне надоел его сочувствующий взгляд, неловкие вопросы и бессмысленные попытки поднять мне настроение. А ещё, рядом с ним, я будто сильнее ощущала пустоту в себе, чувствовала через Даню, что Имп совершенно не парился из-за того, что мы расстались.
И злилась, потому что не могла отнестись к нему также.
Я вышла из универа, прошла в любимый парк, надеясь отвлечься прогулкой, но возле величественной бронзовой фигуры Александра I в парадной форме и плаще слёзы против воли закапали из глаз. Я бросилась прочь, чтобы в перекрестье улиц растворить свои печали.
Прохожие смотрели удивлённо и сочувственно, но мне было плевать. Никогда раньше я не плакала на виду, а сейчас шла и чувствовала себя сумасшедшей, потому что так сильно замкнулась на своих проблемах. Месяц пролетел, а болело как в первый час. Чёртов день сурка, когда каждое утро одно и то же – пустая надежда, мучение и бессмысленность. Я не знала, что делать дальше, как вернуться к живым? Наверное, я больше никогда не полюблю, не тем осколком сердца, что остался и не той душой, в которой только пепел и запах гари.
Меня заколотило, и я отступила под козырёк магазина, а после съехала по стене на корточки и ткнулась лбом в колени. Здесь воняло чем-то затхлым и неприятным, но мне было всё равно – я не могла встать. Я будто растеряла всю внутреннюю силу. Егор выпил её одним глотком и даже не понял, что это была часть меня. Игла растворилась в нём, а по земле осталась ходить некрасивая и сломанная маска.
Вдруг гнилостный запах стал сильнее, и кто-то тронул меня за плечо. Я вскинула голову и чуть не опрокинулась на бок – прямо на меня скалилось чумазое лицо мужика с редкими клоками волос. Отбросами тащило от старого выцветшего одеяла, которым он накрылся. Человек! А я приняла его за кучу мусора.
- Ты чего, детка? Тут моё мешто, но можешь пошидеть, разрешаю, - прошамкал он, потому что во рту не хватало зубов.
- Да не буду я с тобой сидеть! Фу, не трогай меня, страшилище! – взвизгнула я.
Чуть не запутавшись в ногах, я шарахнулась от него и понеслась прочь.
За побирушку принял? Милое дело! Подумаешь, рваные джинсы и убитые кеды. А кожаная куртка не в лохмотьях – это бахрома. Limited edition, вообще-то.