Страница 119 из 169
Мы блуждали лабиринтами сумеречных улиц, смешивались с прохладным дыханием ранней осени, терялись в шири бескрайнего безоблачного купола, на котором с каждой минутой зажигалось всё больше путеводных огней. А в один момент вообще остановились и смотрели в небо, пока не заныли шеи.
Потом тронулись парковой аллеей, и я поняла, что замёрзла. Фонари светили ярким молочным светом. Изумруд светофора, казалось, мечтал догнать своих разноцветных друзей и никак не мог. Я его даже пожалела. Он был таким одиноким и печальным в безмятежном счастье этого тихого сентябрьского вечера.
Я застегнула кожаную куртку и сунула руки в карманы. Причём одну – в тёплый карман толстовки Потрошителя. Но уши туда было не засунуть, а холодный ветер грыз их беспощадно, даже затылок заболел. И тогда мы с Даней решили разойтись.
Но только пошли к метро, как у Потрошителя зазвонил телефон.
- Кто там ещё? – заворчал он, не ожидая сегодня больше никаких встреч и предложений. – Ох, ты! Имп, здоро́во! – принял он вызов, но бодрое приветствие быстро сменилось растерянностью. – В смысле, почему не звоню? О каком ещё уходе сообщить? Бро, ты визжишь как резаный, я ни хера не понимаю! – воскликнул он, отнимая на секунду трубку от уха, а я удивлённо моргнула.
Егор не появлялся в чате часов с пяти. Я отпустила его на показ с лёгким сердцем – за два месяца научилась доверять и больше не ревновала. Я беспокоилась в штатном режиме – Имп обещал написать, когда будет дома, вот я и не дёргала его каждую минуту, где и что он делал. Если не писал – значит, не скучал. Я наоборот, радовалась, что он отвлечётся и избавится от напряжения и смутного волнения, которые терзали его в последние недели. Я подозревала, что не ладилось с работой, но помочь ничем не могла.
А сейчас, пока я наблюдала за всполошённым Потрошителем, сердце сжималось от дурного предчувствия. Даже не так, от леденящего ужаса. Голос Импа в шуршании динамика слышался прекрасно, слов было не разобрать, но от надрыва и странного тягучего тембра мне показалось, что спину вспороли острым ножом, чтобы вытащить позвоночник.
И я уверилась: случилось что-то катастрофическое.
Дрожащими руками я полезла в сумку, но ни пропущенных вызовов, ни непрочитанных сообщений телефон не отобразил – связаться со мной Егор не пытался.
- Блядь, да перестань горланить, - через некоторое время Даня тоже вышел из себя. – Я в первый раз от тебя эту новость слышу. Ни кого я не выгораживаю, какая мне выгода? Да не ищу я по жизни выгоды! Не переворачивай слова и не гони на меня! Лично я всем доволен и не покидаю объединение, а почему пацы так решили – без понятия. Слышь, нет, долбаёб? Никуда я не ухожу! Чего там пыхтишь? Успокоился? Пить надо меньше, баклан.
Истеричные выкрики, и правда, прекратились, перестав вытаскивать на живую кости из тела, но я даже на расстоянии ощущала, как Егор зол. Гнев любого человека разрушителен, но ярость Импа по-настоящему лишала его контроля.
Воистину, смертный грех.
Цепи мурашек сковали меня. Мозаика разговора сложилась в цельную картину из обрывков фраз, и результат мне не понравился.
Я дёрнула Даню за рукав. Мимикой и жестикуляцией выразила беспокойство и попросила трубку, но Потрошитель резко мотнул головой и поднял руку, мол, «погоди».
- Ушли и ладно, многое потеряли. Они дальше сами, а мы – сами, да? Ты где надираешься-то, на банкете, что ли? Ушёл? Куда? Ни фига себе. А как же… - Даня смешался и как-то странно на меня зыркнул.
Наверное, потому что я встала на цыпочки, чтобы оказаться ближе к динамику, но из-за проигрыша в росте, Потрошитель от меня просто отмахнулся.
- Ладно, не моё дело. Щас-то ты где? А мерс? Чего? Слушай, приедешь, спать ложись, а завтра созвонимся. Эй, куда пропал? Алло? Алло? Твою мать!
Даня опустил руку, а я немедленно смела паузу шквалом вопросом. Промедление казалось немыслимо долгим. Столько всего непоправимого могло случиться в эту секунду! Солнце – взорваться, Земля – сойти с оси, Егор – натворить бед.
- Даня, что произошло? – нетерпеливая и перепуганная я потребовала ответа.
У меня случилось «дежа вю» – новости о предательстве Савенко я узнала при таких же обстоятельствах. Но сейчас окутавшая меня тревога оказалась гораздо сильнее.
Я знала это чувство. Как-то соседи подожгли что-то и разбудили нас воплями, убийственным запахом гари и чёрным дымом, заполнившим подъезд. Воняло неописуемо. Возгорание потушили своими силами, я отправилась на учёбу, но тошнотворный запах въелся в ноздри и преследовал всюду, а колотящееся сердце напоминало о встряске, с которой началось тогдашнее утро.
Я на всю жизнь запомнила запах страха и эту беспомощность перед стихией.
И вот сейчас испытала знакомое ощущение. Тот же страх. Тот же мороз по коже. И даже фантомный запах гари. От пожара ярости, который полыхал на том конце линии.
- Имп звонил. Узнал плохие новости и от расстройства надрался. Ну, а я как всегда во всём виноват, - Даня начал говорить издалека и про то, что я и так поняла.