Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 26

Уразумел, чадо?

– Уразумел, дорогой батюшка.

Выставка

Есть в каждой жизни тайны, о которых…

Воровать – преступно присваивать, похищать чужое.

Уворовать, украсть, похитить, своровать, ограбить, стащить, утащить, стянуть, утянуть, увести, унести, спереть, упереть.

– Марки из коллекции брата в обмен на обещанную рапиру году в 1954;

– многоцветная шариковая ручка – редкость того времени – на дне рождения в 1967 году;

– 6 рублей в казарме сержантской школы в Свердловске в 1968 году;

– кусок мяса из соседского холодильника в 1973 году;

– лишняя чешская дефицитная книжная полка, по ошибке отданная продавцом в 1976 году;





– 3 цветных стакана – при покупке у рассеянного торговца в 1980 году в Сочи;

– ас завода домой чего мы только не носили под лозунгом: «Тащи с работы каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость!» в 60-е—70-е—80-е «застойные» годы…

Я был уверен, что эти «мелочи», случившиеся со мной задолго до моего Крещения, давно забыты и прощены Господом. Но вы видите, что получается: эти грехи, как занозы в душе, заставляют вспоминать о себе и выдавливать их на исповеди. Я столько раз исповедовался, что иной раз приходилось усиленно думать, что же я еще не вытащил на белый свет. Но, посмотрите, глупый случай с этой разнесчастной шариковой ручкой в подпитии и ненароком приключился 40 (!) лет назад! Я и думать про него забыл, а совесть стало саднить от этого, чего уж там скрывать – позорного поступка. А остальные? Да у нас за жизнь, особо в молодости, таких мелочей короб с верхом наберешь, и еще место останется.

Тайна

Но я, будучи научен одним происшествием, стараюсь даже «ничейных» вещей не поднимать на дороге – хлопот не оберешься. А глаз у меня острый, любую вещь даже в снегу замечу. Одним словом, глаз, как у разведчика. Главное – первый порыв сдержать, не наклониться, чтобы поднять, – и мимо пройти. Однажды я кошелек по пути домой нашел, да 500 рублей в нем, да билеты на какой-то концерт сатанинский; фото женщины с ребенком лежало. И сразу побежал к батюшке. А он говорит: «Постарайся разыскать, кто потерял». Взмолился я: «Батюшка, да у метро десятки тысяч ходят; что, мне с плакатом стоять из-за этих денег, глаза б мои их не видели! Да и билеты, посмотрите, на какой концерт куплены. Вы уж примите эти деньги на храм, отец Иоанн, а я постараюсь ничего больше не находить». И пожалел меня духовник, и взял деньги.

Через очередной кошелек – везет же мне! – я переступил, не сбавляя шага. Но это не первый случай; Господь меня почти сразу после Крещения просветил: чужое брать – ни-ни! Я где-то писал о нем, но для вас и себя ради повторю эту короткую историю. Итак,

Работяга-трамвай привычно тянул натруженный люд домой. Усталые люди, плотно прижавшись друг к другу, мерно покачивались, словно в медленном вечернем танце. «Смотри», – вдруг показала на пол рукой стоявшая рядом жена. Я опустил глаза и увидел блеснувший циферблат мужских наручных часов. Над ними с сиденья свисала рука немолодой прикорнувшей женщины. Что случилось со мной в то мгновенье? Считая себя человеком глубоко порядочным, я всегда втайне гордился, что не возьму чужую вещь… Часы на полу заворожили меня. Стыдливо оглядевшись, я наклонился и, незаметно положив их в карман, стал пробираться к выходу.

Очнувшаяся женщина, обнаружив пропажу, на весь вагон стала требовать ее возврата. Я был бы уже рад это сделать, но как? Достать их из кармана и перед всем миром сказать: «Возьмите, я подобрал их случайно»? Спасла нужная остановка.

Часы в кармане жгли душу. Рассматривать находку не доставало сил. Они были старенькие, с поношенным кожаным ремешком. Безконечная ночь прошла ужасно. Едва рассвело, я передал первому же водителю трамвая часы с просьбой объявлять пассажирам о находке. На душе скребли кошки.

Дождавшись воскресения, я поспешил на исповедь. Знакомый батюшка слушал плохо и механически наложил епитрахиль на голову. И вторая исповедь прошла так же. В третий раз исповедовал незнакомый священник. Я только раскрыл рот, собираясь рассказать все до мелочей, как батюшка властно остановил меня словами: «Я запрещаю тебе больше вспоминать про эти часы! Раздай на паперти нищим милостыню по их стоимости». И сразу же после этих слов что-то тяжелое и темное, как черная птица, вылетело из меня и унеслось ввысь. Измученной душе стало легко и чисто. Я понял, что Господь, наконец, простил мой грех.