Страница 22 из 40
Опасения были на этот раз основательны, и в эту минуту лагерь действительно находился в величайшей опасности. Вечером 7 августа союзники подошли к нему и стали угрожать со всех сторон.
Между Камбре и Бушеном тянется ряд возвышенностей. Шельда, протекая между ними, защищает их. Эта-то позиция, опирающаяся на две крепости и окаймленная рекой, называлась Лагерем Цезаря. Герцог Йоркский, взявшись обойти французов, явился перед Камбре, крепостью, образовавшей правое крыло Лагеря Цезаря. Он пригласил город сдаться; комендант в ответ запирает ворота и сжигает предместья. В тот же вечер принц Кобургский с войском в 40 тысяч человек двумя колоннами подходит к берегу Шельды и располагается биваком перед самым лагерем. Удушливая жара лишает сил людей и лошадей; в течение этого дня несколько солдат умирают от солнечного удара. Кильмен, назначенный на место Ктостина, но согласившийся принять начальство только временно, не считает возможным удержаться в такой опасной позиции. Угрожаемый справа герцогом Йоркским, имея едва 35 тысяч человек, притом упавших духом, против 70 тысяч победоносных солдат, он находит более благоразумным отступить и выиграть время, перейдя на другую позицию. Линия реки Скарп, за линией Шельды, кажется ему подходящей для этой цели. Между Аррасом и Дуэ ряд возвышенностей, окаймленных Скарпом, образуют лагерь, подобный Цезареву, и тоже опирающийся на две крепости и защищаемый рекой. Кильмен готовится начать отступление на следующее утро.
Он распоряжается отправить свой главный корпус через речку Сенс, протекавшую с тыла вдоль занимаемой им местности, а сам решает пойти с сильным арьергардом вправо, куда уже подошел герцог Йоркский. На заре тяжелая артиллерия, обоз и пехота трогаются с места, переходят Сенс и уничтожают все средства переправы. Час спустя Кильмен с несколькими батареями легкой артиллерии и сильным отрядом кавалерии поворачивает, согласно плану, направо. Он не мог явиться более кстати. Два батальона, отставшие и заблудившиеся, застряли в местечке Маркьон и энергично защищались от англичан. Несмотря на все их усилия, неприятель уже начинал окружать их. Кильмен, подоспевший в эту минуту, ставит свою легкую артиллерию с фланга англичан, пускает на них кавалерию и заставляет отступить. Батальоны высвобождаются и догоняют войско. Тогда англичане и союзники, одновременно подойдя к Лагерю Цезаря с правой стороны и с фронта, находят его уже совершенно пустым. Наконец, уже к вечеру, французы благополучно собираются в лагере Гаврель, опираясь на Аррас и Дуэ и имея перед собой Скарп.
Итак, 8 августа Лагерь Цезаря оставлен, как был оставлен перед тем и лагерь при Фамаре. Камбре и Бушей предоставлены собственным силам, как Валансьен и Конде. Линия Скарпа, лежащая позади линии Шельды, находится, как известно, не между Шельдой и Парижем, а между Шельдой и морем. Следовательно, Кильмен отступил в сторону, а не назад, и этим открыл часть границы и дал союзникам возможность свободно перемещаться по всему департаменту Нор. Теперь вопрос был в том, что они сделают? Двинутся ли еще на один день, чтобы напасть на лагерь при Гавреле и постараться разбить ускользнувшего неприятеля? Пойдут ли на Париж или возвратятся к своему прежнему плану против Дюнкерка? Пока союзники двинули несколько отрядов до Перонна и Сен-Кантена; в Париже с ужасом узнали, что Лагерь Цезаря потерян, а Камбре выдан врагам, как Валансьен. На Кильмена накидываются со всех сторон, забывая о громадной услуге, которую он оказал во время отступления.
Торжественное празднество 10 августа, долженствовавшее наэлектризовать все умы, готовилось среди этих зловещих слухов. Девятого числа Конвенту представили отчет о подсчете голосов. Оказывается, все сорок четыре тысячи муниципалитетов приняли конституцию, за исключением Марселя, Корсики и Вандеи. Одна-единственная община, Сен-Тонан, в департаменте Кот-дю-Нор, осмелилась требовать восстановления Бурбонов на престоле.
Десятого августа празднество начинается с самого рассвета. Знаменитый живописец Давид назначен распорядителем. В четыре часа утра кортеж уже находится на площади Бастилии. Конвент, делегаты первичных собраний, из которых выбраны восемьдесят шесть человек по старшинству лет, народные общества и все вооруженные секции размещаются вокруг большого фонтана, названного фонтаном Возрождения. Этот фонтан представляет собой колоссальную статую Природы, из грудей которой в обширный бассейн льется вода. Как только первые лучи солнца золотят крыши зданий, восход приветствуют строфами, положенными на музыку «Марсельезы». Президент Конвента берет чашу, проливает на землю часть воды Возрождения, потом пьет и передает чашу представителям департаментов, которые пускают ее по кругу. Совершив этот обряд, шествие трогается в путь по бульварам. Первыми идут народные общества со знаменами, потом Конвент в полном составе. Каждый депутат держит букет из колосьев, а восемь человек, идущих в центре, несут на плечах ковчег с Конституцией и Декларацией прав человека. Вокруг Конвента представители департаментов образуют цепь и идут соединенные трехцветным шнуром. Каждый держит в руках масличную ветку – знак примирения провинций с Парижем, и пику, изображающую согласие и силу департаментов. За этой частью шествия следуют народные группы, несущие орудия разных ремесел. Среди них на плуге едут старик со старухой, которых везут их сыновья. Следом едет военная колесница, на которой покоится урна – память о воинах, умерших за отечество. Шествие замыкают телеги с наваленными в кучу скипетрами, коронами, гербами и коврами с лилиями.
Шествие направляется к площади Революции. Проходя по бульвару Пуассоньер, президент Конвента подает лавровую ветвь героиням 3 и 6 октября, восседающим на своих пушках. На площади Революции он останавливается еще раз, поджигает все инсигнии монархии и дворянства, сваленные на телегах, и наконец срывает покров, накинутый на статую. Открытие статуи сопровождается пушечными залпами, и в то же мгновение тысячи птиц с привязанными к шее легчайшими полосками бумаги, выпущенные на свободу, взвиваются под небеса, как бы возвещая, что земля освобождена.
Потом шествие направляется через площадь Инвалидов к Марсову полю и торжественно проходит перед колоссальной статуей, изображающей народ, который, поборов федерализм, втаптывает его в болото. На Марсовом поле кортеж разделяется на две колонны, которые растягиваются вокруг Алтаря Отечества. Президент Конвента с основными представителями департаментов занимают самую вершину жертвенника; делегаты и представители первичных собраний становятся по ступеням. Народные группы по очереди кладут вокруг алтаря продукты своего ремесла – ткани, плоды, разнообразные предметы. Затем президент, собрав все акты, которые уже отметили первичные собрания, слагает их на жертвенник. Общий пушечный залп раздается в ту же минуту; вся громадная толпа сливает свой мощный голос с грохотом орудий и клянется защищать революцию – пустейшая клятва относительно буквы конституции, но геройская и свято исполненная, если иметь в виду родную землю и самую революцию! Действительно, конституций перебывало и перешло много, но землю и революцию защищали с геройским упорством.
После этой церемонии представители вручают свои пики президенту, который образует из них связку и вверяет, вместе с конституционным актом, делегатам первичных собраний, увещевая их объединить все силы вокруг ковчега нового союза. Потом собрание расходится. Часть кортежа провожает урну в храм, для нее назначенный; другая сопровождает ковчег конституции к тому месту, где он должен храниться до следующего дня, когда будет возвращен в залу Конвента. Остаток дня заняло большое представление, изображавшее осаду и бомбардировку Лилля и геройскую защиту этого города.
Таков был третий праздник Федерации. В нем уже не участвовали, как в 1790 году, все сословия великого народа, на мгновение слившиеся в общем упоении, наскучившие взаимной ненавистью, простившие друг другу на несколько часов различие званий и убеждений. На этот раз праздник отмечал народ, который говорил уже не о прощении, а об опасности, самоотвержении, отчаянных решениях и с исступлением наслаждался всей этой колоссальной праздничной обстановкой, готовясь на другой же день отправиться на поле брани. Одно обстоятельство возвышало характер этой сцены и искупало ее нелепые стороны, которые нетрудно отыскать враждебно-критическому взгляду: присутствие опасности и увлечение, с которым все эти люди шли ей навстречу. Четырнадцатого июля 1790 года революция была еще невинна и добродушна, но она могла также быть недостаточно серьезной, могла закончиться как фарс – вмешательством иностранных штыков. В августе 1793-го она была трагически великой, ознаменованной победами и поражениями, серьезной, как бесповоротное и героическое решение.