Страница 35 из 46
Письмо Директории, составленное прилично по форме и решительно по содержанию, напечатали вместе с письмом Уикхема. Это был первый опыт дипломатии открытой и твердой, но без всякой хвастливости.
И с той и с другой стороны в Европе шли приготовления к открытию военных действий. Питт потребовал у парламента нового займа в 7 миллионов фунтов и старался получить другой, в 3 миллиона, для австрийского императора. Он прилагал все старания вывести прусского короля из нейтралитета и заставить его вмешаться в борьбу. Фридриху-Вильгельму предлагали субсидии и убеждали его, что, вмешавшись в конце войны, когда соперники уже истощены, он приобретет неоспоримое превосходство.
Но король Пруссии не хотел повторять своих прежних ошибок и сохранял нейтралитет. Часть его армии стояла в Польше и охраняла новые завоевания; другая – вдоль Рейна – была готова защищать нейтралитет, а также взять на себя охрану тех государств Германской империи, которые попросили бы ее об этом. Россия обещала коалиции войска, но не выслала их и также заботилась о гражданском устройстве той части Польши, которая досталась ей после раздела.
Австрия, воодушевленная последними успехами кампании прошлого года, ревностно готовилась к войне и питала себя самыми тщеславными надеждами. Однако генерала, которому были обязаны этой военной удачей, сменили, несмотря на славу: Клерфэ не понравился придворному совету и был заменен молодым эрцгерцогом Карлом, на которого возлагали большие надежды, хотя не предвидели еще всего его военного таланта. В предшествовавшие кампании он выказал только качества толкового офицера. Вурмзер по-прежнему командовал армией Верхнего Рейна. Чтобы подвинуть короля Сардинского на продолжение войны, имперской армии в Италии послали значительное подкрепление и назначили главнокомандующим Больё, приобретшего известность в Нидерландах.
Испания теперь наслаждалась миром и только следила за борьбой, скорее уже с сочувствием к Франции.
Директория, деятельная, как всякое новое правительство, хотела прославить свое правление и обдумывала обширные планы. Она значительно усилила армии, но могла выслать только солдат; у нее не было средств снабдить армии необходимым довольствием. Со всей Бельгии собрали контрибуции для продовольствования армии Самбры-и-Мааса, сделали всё для снабжения Рейнской и Вогезской армий; однако все-таки недоставало средств перевозки и обновления кавалерии. Альпийская армия снабжалась австрийскими складами, взятыми после сражения при Лоано, но не была ни одета, ни обута и не получала жалованья. Победа при Лоано не принесла должных результатов. Западная армия благодаря стараниям Гоша находилась в лучшем положении по сравнению с прочими, хотя и она не имела всего необходимого. Но французские армии привыкли к лишениям, привыкли довольствоваться, чем придется, – солдаты были закалены победоносными кампаниями и способны к самым великим военным подвигам.
Мы уже сказали, что у Директории были великие планы. Уже весною она хотела закончить Вандейскую войну и перейти в наступление на всех пунктах. Рейнские армии должны были вторгнуться в Германию, блокировать и осадить Майнц, окончательно подчинить имперских князей и оставить Австрию в одиночестве, перенести театр войны на юг Германии и продовольствовать свои армии за счет неприятеля в богатых долинах Майна и Неккара.
Еще более важные намерения имела Директория относительно Италии; они были внушены генералом Бонапартом. Не воспользовавшись как следует победой при Лоано, по мнению этого молодого офицера, следовало одержать другую победу и принудить сардинского короля к миру или лишить его королевства, затем перейти По и отнять у Австрии лучшее украшение ее короны – Ломбардию. Там располагался театр решительных действий; там можно было нанести самые чувствительные удары, приобрести залог, уступкой которого во время переговоров о мире можно было бы вознаградить Австрию за потерю Нидерландов и таким образом добиться мира, а быть может, и возвратить свободу прекрасной Италии. Кроме того, на плодороднейших равнинах можно было снабдить армию всем.
Приняв эти идеи, Директория внесла в командование некоторые перестановки. Журдан сохранил заслуженное командование армией Самбры-и-Мааса. Пишегрю, изменивший своему отечеству и уже в том подозреваемый, был заменен Моро. Командование Голландской армией вместо Моро принял Бернонвиль, только что вернувшийся из плена. Шерера, которым были недовольны из-за его бездействия после победы при Лоано, заменили: на его место хотели назначить предприимчивого молодого человека, который мог решиться на смелую кампанию. Бонапарт, уже отличавшийся в Итальянской армии и так хорошо сознававший необходимость перейти Альпы, представлялся более всех способным заменить
Шерера. Его повысили от командования Внутренней армией до главнокомандующего Итальянской армией, и он тотчас же отправился в Ниццу. Полный воодушевления и радости, Бонапарт говорил при отъезде, что через месяц будет или в Милане, или в Париже. Пыл этот можно было считать скорее добрым предзнаменованием.
Такие же перемены были произведены и в командовании армиями, занимавшими восставшие западные провинции. Гоша, вызванного в Париж для совещания касательно мирного плана, встретили с большим вниманием и уважением. Директория признала всё благоразумие его планов, вполне их одобрила и, чтобы предоставить Гошу полную возможность их выполнить, назначила его главнокомандующим трех береговых армий – Брестской, Шербурской и Западной, соединив их все в одну под названием Армии Берегов Океана. Последняя была самой многочисленной армией Республики, так как в ней собралось более ста тысяч человек; она расположилась в нескольких провинциях и требовала соединения в руках главнокомандующего чрезвычайных полномочий – как гражданских, так и военных. Подобное командование было лучшим свидетельством того доверия, какое можно оказать генералу. Несомненно, Гош его заслуживал. В двадцать семь лет он соединял в себе такие гражданские и военные качества, которые в другом человеке могли бы стать опасными для свободы страны; но Гош не обладал тем честолюбием и той дерзостью ума, которые могут подвинуть знаменитого полководца желать большого, чем предписывает долг гражданина; он был искренним республиканцем и равным Журдану в патриотизме и честности.
Гош только месяц пробыл в Париже. Он торопился возвратиться на Запад – окончить покорение Вандеи к концу зимы или началу весны. Его план обезоружения и умиротворения Директория разделила на статьи и придала им силу правительственного постановления. Согласно этому плану линия обезоружения должна была охватить все восставшие провинции, последовательно подвигаясь внутрь них. В ожидании полного замирения страна объявлялась на военном положении, города же – на осадном. Приняли за основание, что армия должна жить за счет восставшего края, вследствие чего Гошу было предоставлено право взимать налоги и принудительный заем – натурой или наличными деньгами; а также устраивать склады и кассы для довольствования армии. Те города, которым крестьяне объявили войну, не доставляя припасов с целью истощить их, должны были снабжаться продовольствием с помощью летучих колонн, расположенных неподалеку. Всем бунтовщикам, сложившим оружие, даровалось прощение. Вожди, взятые с оружием в руках, должны были быть расстреляны, сдавшиеся – или лишены свободы, или удалены из пределов Франции.
Директория, одобряя план Гоша – замирить сначала Вандею, прежде чем думать о Бретани, – уполномочивала его сначала закончить операцию на левом берегу Луары, а затем перевести войска на правый берег. С замирением Вандеи линия обезоружения должна была обнять всю Бретань, и таким же образом продвигаться до Финистера. Гошу поручили определить также время, когда можно будет снять военное положение и управлять краем на основании Конституции и мирных законов.
Прибыв в Анжер к середине января (к концу нивоза), Гош нашел положение дел ухудшившимся. Успех плана зависел главным образом от способа исполнения: требовал личного присутствия Гоша, так как генерал Вилл о заменял его плохо. Линия обезоружения двигалась мало; через нее прорвался Шаретт, внезапно появившись в тылу армии. Обычная система продовольствования велась дурно: войска часто нуждались в необходимом, сказывалось отсутствие дисциплины, и они позволяли себе насилие, которое могло оттолкнуть от них жителей. Сапино, совершивший нападение на Монтегю, добился от Вилло странного мира, на который Гош не мог согласиться. Стоффле, наконец, по-прежнему разыгрывал роль независимого владетеля, а Бернье – его министра. Ни Нант, ни Анжер не имели продовольствия; к тому же там собрались множество бежавших из столицы патриотов, которые то и дело пускались в бешеные разглагольствования в клубах. Распускали слухи, что Гоша вызвали, чтобы снять с него командование: одни говорили, что он роялист, другие – что якобинец.