Страница 3 из 4
Сегодня деды встрепенулись: «А помнишь? В 50-х годах на разъезде Нахшон стоял киоск, а хозяйку звали “Сиськи
Израиля”? Она клала их на прилавок, и все, кто ехал из Тель-Авива в Иерусалим и обратно, или из Иерусалима в Беер-Шеву – заезжали на них посмотреть…»
3) Качество настоящей (сиюминутной!) жизни важнее страха, отвращения и ужаса перед старостью. И чем дальше пройдено – тем более ценно оставшееся. И, кстати, не всегда тянет назад – поговорите со стариками и убедитесь.
– Ты был на концерте в прошлую пятницу? – спрашиваю 103-летнего Элиягу.
– Я приехал в Израиль в 1948 году, за два дня до провозглашения независимости!
– Я спрашиваю, ты на концерте был?
– Я не могу везде успеть!
4) Само старение связано со страхом смерти и старости.
Чем больше будем думать об этом и переживать – тем скорее всё и случится. Нельзя думать о плохом, а когда оно случается, всё равно надо стараться думать о нём хорошо.
– Это ужасно, – говорит грустная Двора, – каждый день старушки у входа обсуждают, кто сегодня умер. И умирают, умирают же! Каждый день!
– Ну-у… почему сразу умирают?.. – говорю я. – У вас здесь всё равно вроде как детский сад, так можно просто сказать: «Родители забрали», не?
5) Я сам лично боялся бы старости, но только объясните мне для начала, когда она настаёт? Ведь и семьдесят лет – это ещё не старость, но только понимаешь это в восемьдесят.
– Ты видел новенькую? – спрашивает у 85-летнего деда Хаима 92-летний Йосеф. – Она седая, некрасивая и старая?!
6) Жить сегодняшним днём, любить себя и постараться не омрачать жизнь дурацкими мыслями о старости, ужасах и отвращении.
Жизнь – она же как рулон туалетной бумаги, чем дальше – тем быстрее раскручивается. Так, по крайней мере, утверждал один мой давно покойный ученик резьбы по дереву Курт.
В порядке лирического отступления можно отметить, что старости люди боялись ещё задолго до нас. К примеру, в древнерусских притчах старость изображали в образе верблюда! То есть злобный красный единорог являл собою в те времена аллегорию смерти, а верблюд – старости. И это оттого, думаю, что верблюд на Руси был не очень-то распространён, и считался поэтому самой что ни на есть уродливой скотиной! Уродливой настолько, что, по легенде, на водопое воды напиться не мог, прежде не замутив воду, – чтоб самого себя не испугаться.
То есть вроде как «ужас» и «отвращение» старость испытывает сама от себя.
Старость – уродливая скотина!
Насколько возможно быть старым и здоровым?
Нонсенс.
Быть старым и одновременно здоровым невозможно. Наш одноразовый организм слишком похож на автомобиль с минимальным сроком гарантии от двух производителей – родителей.
Эту простую вещь хорошо бы понять заранее, чтобы потом, когда постареем совсем, уже не расстраиваться по пустякам.
У мамы, к примеру, лет с пятидесяти (с тех пор как я призвался во 2-ю Таманскую – так совпало) болели колени. Мама работала участковым врачом в Малаховке. Ходила по подмосковному посёлку пешком на вызовы, ибо машину для врачей в ту пору давали редко. От этого, наверное, и заболели ноги.
– Коленка, коленка, коленка моя! – кривлялся я, пытаясь развеселить, как потом начал понимать, ещё не старую маму, когда она приходила вечером с работы.
Мама смеялась.
– От этого не умирают! – продолжал я искать аргументы.
– Я забыла, что у меня ещё есть ноги! – сказала мне уже лежачая мама через не так уж много лет.
Я оказался прав тогда.
Мама умерла не от ног.
А сейчас я хожу и внимательно слушаю, о чём говорят вокруг меня старики.
Скорее всего, части нашего организма рассчитаны на определенное количество движений, нагрузок, лет.
– Почему у тебя развален позвоночник? – спрашиваю Меира.
– А оттого, что я бывший сварщик, – смеётся Меир, – по сто раз в день движением башки опускал на глаза сварочную маску, и вот тебе результат!
Ну да. На уроках истории искусства в худучилище (это было давным-давно) я как дурачок смеялся, когда рассказывали историю про художника Репина, писавшего свои картины кистями с нестандартными, длиннющими черенками с такого большого расстояния, что у него к старости отсохли руки.
А сейчас вспоминаю Илью Ефимовича каждый день, намахавшись с группой в двадцать человек деревянной киянкой и стамесками. Скоро, скоро Репин надо мной посмеётся в ответ!
Но есть способ противостоять.
Надо понижать стандарты. Иначе как привыкнуть к ходункам, слуховым аппаратам, зубным протезам и т. д.?! Даже не хочется продолжать этот список вещей, без которых жизнь становится невозможной.
Недавно слышу, как один дед говорит другому:
Первый: «Ты где пропадал?»
Второй: «На проверках в поликлинике!»
Первый: «И что говорят?»
Второй: «Говорят, что я в порядке!»
Первый: «Скорее всего, они понизили стандарты!»
«Они понизили стандарты!» – это и есть ключевая фраза, позволяющая существовать в старости, так сказать, «здоровым». Понижая стандарты, мы отпускаем ситуацию и перестаём воевать с собственным организмом. Нет, конечно, давайте делать всё – йога, лыжи, бег, переплывём хором Ла-Манш в сто лет, постоим на голове, убежим от инфаркта, никакого нам молока после пятидесяти, ни сахара, ни соли!
Но, по большому счёту, остаётся только смириться и понизить стандарты. Ведь практически за что у старика ни возьмёшься – у него это либо болит, либо этого уже вовсе нет.
– Когда я был молод и красив, – говорит Бенцион, – я сочинял музыку! Да-да! Я написал целое произведение и назвал его «Кантата про простату»! Но сегодня мне уже не на чём ее исполнять…
Да и гены, гены… Если к старости относительно светлая голова – подводит туловище. Или наоборот. Но это потом, не сейчас. В далеком будущем, когда-нибудь, дети начнут рождаться сразу с пластиковым мешочком запасных внутренних органов в кулачке. И все они, эти дети, будут сделаны, наверное, в Китае. А пока всё не так.
Мы же «сделаны из г@)вна».
– Я спешу. Мне сегодня же надо закончить рельеф прыгающего волейболиста, у меня через две недели операция на сердце. Не знаю, вернусь ли?! – сказал мне как-то старый Цви.
Тогда он ещё, кстати, вернулся.
Что за интерес в этой старости? Какой я буду в старости, такой же или сильно поменявшейся (из-за неё)?
В тридцать лет я завёл густую чёрную окладистую бороду.
Я хотел выглядеть старше своих лет. Думаю, что моё желание выглядеть старше было сродни способности каких-нибудь африканских экзотических лягушек раздуваться до невероятных размеров – чтоб тебя зауважали и стали бояться окружающие, то есть возникло – от страха. Потом прошло.
Вообще, все периоды жизни – отрочество, юность, зрелость – я ждал с нетерпением: «Ого, каким я стану!»
Ждать с нетерпением можно всего. Даже, говорят, пенсии можно ждать с нетерпением. Я сам слышал. Только старости не ждут – её боятся.
89-летний Давид тихо говорит мне:
– Каждый день я чувствую себя хуже предыдущего. – Каждый день хуже?! – ужасаюсь я.