Страница 23 из 34
На материнскую любовь влияет атмосфера в семье. Если отец и мать не любят друг друга, а живут вместе ради ребенка, то это накладывает на ребенка более мучительные состояния, нежели разрыв между ними. Один из вариантов воспитания детей – одинокие матери, что нашло отражение в советском кинематографе. «В кинопроизведениях проявляется культура одиночного материнства, основанная на социальных отношениях и соответствующих символических кодах»[225]. В этих картинах утверждалась мысль, что работающая женщина может вырастить полноценного ребенка, восполняя недостаток отсутствия отца любовью. «Контракт ″работающая мать″ продолжал быть нормативным для советских женщин»[226]. Отца же заменяло государство «В кино государство показано как главный благодетель, помогающий одинокой матери преодолевать многие препятствия»[227]. Советская женщина, выйдя из подчиненного положения в обществе, попала в достаточно сложную ситуацию. «Благодаря интенсивной государственной политике по работе с женским населением в период 1920–1930 гг. из аморфной женской массы получился адресный сегмент подконтрольного псевдогражданского общества в тоталитарной системе»[228]. Следует помнить, что именно в советский период женщина превратилась из маргинального социального объекта в активного строителя общества. Именно «женский удел демонстрировал мощный разрыв с традицией. Советская женщина освоила все виды и сферы деятельности, которые ранее занимали мужчины – экономику, науку, спорт, а впоследствии и космос. Можно утверждать, что именно советская женщина, а не советский мужчина представлял новый тип советского человека»[229].
Нередко материнская любовь сродни эгоистическому чувству. Ее чрезмерная забота продиктована отнюдь не любовью к ребенку, а стремлением доказать свою любовь. Такая материнская любовь неискренна и зачастую приводит к результатам, не предполагаемым матерью – излишней нервозностью, тревожностью и напряженностью ее чада. В целом – в зависимости от любви матери зависит вся жизнь человека. Если материнская любовь была чрезмерно обильной и непростительно навязчивой до зрелого возраста, когда человек должен приобрести самостоятельность. Или материнская любовь оказалась недостаточной, эгоистичной, показной или чересчур тревожной – человек становится неуверенным в себе, инфантильным, беспомощным и т. п. «Эта особенность деструктивной и поглощающей материнской любви – изнаночная сторона образа матери. Мать дает жизнь, и она может забрать жизнь. Она – та, которая оживляет, и та, что уничтожает: ради любви она способна творить чудеса – и одновременно никто не может причинить большего вреда, чем она»[230].
Как же подготовить себя к материнской любви?
Так как любовь – искусство, то она требует дисциплины и самодисциплины, сосредоточенности, терпения, страстной заинтересованности и обучения. Это также семантические проявления материнской любви. Довольно парадоксально утверждение Э. Фромма, что способность любить – «это способность оставаться в одиночестве»[231]. И в этом тоже проявляется материнская любовь – уметь отделить себя от своего ребенка, давая ему свободу самостоятельной жизни.
При этом следует помнить, что материнство «имплицитно содержит в себе генезис всей человеческой культуры и цивилизации, всего общественно-исторического, нравственного и семейного опыта человечества»[232].
Материнская любовь связана с развитием культуры и выступает одним из трансляторов культурных ценностей.
Семиотика свадьбы в диалоге культур
(Опубликовано в соавторстве с С.Э. Бокариус: Диалог культур и культура диалога: Сб. статей – СПб, СПбГУ, 2010. – 406 с., с. 94–110).
Свадьба – наиболее значимый ритуал в жизни людей. От других разновидностей поведения его отличает, по справедливому мнению А.К. Байбурина, ярко выраженная семиотичность. Эта семиотическая составляющая изменяет привычный облик мира[233].
Свадьба – парад всех знаковых систем. Он включает с неизбежностью естественный язык, т. е. вербальную семиотику. В то же время большое значение придается невербальной семиотике – языку жестов, мимике, пантомимике, хореографии. Кроме того, свадьба всегда включает пение, музыку. Сюда входят и такие важные семиотические элементы, как цвет, запах, еда, соединяясь в такое единство, которое никогда больше не образуется. Таким образом, свадьба – это комплекс актов, обрядовых действий, каждое из которых имеет свою семантику, но, сопоставляясь в определенном порядке, они образуют группы с новым значением, общим для всех актов. Как определил Арнольд ван Геннеп, свадьба обладает свойствами и особенностями rites de passage – «лиминальной фазы»[234], относясь к обрядам, которые сопровождают перемену места, состояния, социальной позиции и возраста.
Эти обряды перехода, по мнению Геннепа, обладают тремя фазами: разделение, грань, соединение. Исходя из Геннепа, В. Тэрнер так их характеризует: «первая фаза (разделение) включает в себя символическое поведение, означающее открепление личности от группы или группы от занимаемого ранее места в социальной структуре или от определенных культурных обстоятельств («состояния»), либо от того и другого сразу. Во время промежуточного «лиминального» периода особенности ритуального субъекта («переходящего») двойственны: он проходит через ту область культуры, у которой очень мало или вовсе нет свойств прошлого или будущего состояния. В третьей фазе (восстановления, или воссоединения) переход завершается. Ритуальный субъект – личность или группа – опять обретает сравнительно стабильное состояние и благодаря этому получает vis-a vis к другим, права и обязанности четко определенного и «структурного типа»[235].
Свадебный обряд может рассматриваться как текст, состоящий из двух элементов – текста жениха и текста невесты Они различаются не только формально, но и содержательно – в системе оценок, точек зрения, отдельными мотивами. Но оба текста – это тексты «на одном языке».
В доритуальный период доминируют два нравственно-этических мотива – прекрасной, светлой любви, к которой надо стремиться, и мотивы практической предусмотрительности при выборе и жениха, и невесты. С развитием капитализма именно этот, второй мотив выходит на первый план при породнении семей, ибо капитализм требовал аккумуляции денежных средств. Таким образом, материальные соображения становятся главным фактором.
Во многих регионах мира мужчины и женщины, не вступившие в брак в установленное обычаем время, как правило, вызывали осуждение окружающих. В России неженатых мужчин называли «бобылями», «трутнями», «непутевыми», «пустыми». Женщин называли «старыми девами», «вековушками», «пустоцветами», обойденными[236].
Вступление в брак у русского населения проходило в основном двумя способами: по договоренности (со сватовством, сговором и свадьбой) и «самокруткой» («убегом»). Но «умыкание» не было похищением. Как правило, ему предшествовала предварительная договоренность жениха и невесты. Тайна была по отношению к родителям или одного из них. Такие браки «убегом» не сопровождались соблюдением традиционных обычаев. Венчались в таком случае в будни, поздним вечером или ночью. После венчания молодые отправлялись в дом жениха, где сообщали о вступлении в брак и просили прощения за совершенный поступок. Как правило, родители прощали сына, так как такой брак обходился значительно дешевле, чем традиционная свадьба.
225
Любимова А.Д. Жизненные сценарии одиноких матерей в кинематографе позднего СССР // Пол. Политика. Политкультурность. Гендерные отношения и гендерные системы в прошлом и настоящем: Материалы Седьмой международной научной конференции РАИЖИ и ИЭА РАН, 9-12 октября 2014 г., г. Рязань: в 2-т., М.: ИЭА РАН, 2014. Т. 2. – 706 с., с. 393.
226
Любимова А.Д. Цит. изд., с. 394.
227
Любимова А.Д. Цит. изд., с. 396.
228
Козлова Н.Н. Международный женский день 8 марта как фактор конструирования советской гендерной системы. Цит. изд., с. 311.
229
Там же, с. 313.
230
Фромм, Эрих. Цит. изд., с. 184.
231
Там же, с.214.
232
Рамих В.А. Материнство и культура. (Философско – культурологический анализ). – Ростов – на – Дону. Издательский центр ДГТУ, 1997. 145 с., с. 8.
233
Байбурин А.К. Ритуал в системе знаковых средств культуры //Этнознаковые функции культуры. – М, 1991, с. 39–41.
234
Ge
235
Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 277 с., с. 168–169.
236
Чистов К.В. Актуальные проблемы изучения традиционных обрядов Русского Севера // Фольклор и этнография. – Л., 1974, с. 16; Земцовский И.И. К проблеме взаимосвязи календарной и свадебной обрядности славян. // Там же, с. 147 и др.