Страница 17 из 34
Родственные городам-садам стали дачные поселки, возникшие на исходе классицизма в окрестностях российских столиц – в 1830-е годы. Кроме того, следует учитывать, что одновременно с появлением новой столицы – Петербургом, возникли города-резиденции в 1820-1830-х годах. Теперь парк как самостоятельный тип вступает в полосу кризиса. Дело в том, что при Николае I императорский дворец превращается в частное жилище. Когда меняется назначение императорского дворца, меняется и тип города. В Павловске и Царском селе сооружены вокзалы – в то время они понимались как «здание для музыкальных вечеров, балов, маскарадов, концертов в общедоступном парке. Парк Павловска из императорского превратился в общедоступный, в место особенно популярных у петербуржцев массовых гуляний»[131].
Во второй половине XIX века в России происходят серьезные изменения в построении паркового ландшафта. Парк стал «растворяться» в окружающем пейзаже. Изменился и состав посетителей парков. Теперь они стали доступными не только для придворных, но и для широкой публики. «Николай I придает новый блеск и размах массовым празднествам, проводившимся в Петергофе»[132].
Возникает бум дачного строительства. Владельцы дач воспроизводят образы императорских имений. «Царские павильоны окружаются деревнями, парки перемежаются кварталами мещанских дач и казенных заведений, как если бы главный герой хотел затеряться среди массы других действующих лиц. И происходит это не стихийно, а в соответствии того же главного героя – императора»[133].
Естественный парк сложился в эпоху Просвещения. В искусствознании он получил название английский парк. В эпоху романтизма садовое искусство сохранило эту идею. И таким образом соотношение садово-паркового искусства осложняет его взаимоотношение с культурными стилями и эпохами. В эпоху Просвещения сады были предметом заинтересованного внимания, так как связаны были с важной категорией XVIII века – естественностью, ставшей мерилом всех вещей. При этом понимание естественности отличалось от эпохи барокко. Теперь мерилом естественности становится неиспорченная природа, тогда как в эпоху барокко природа – это ее субстанциональная сущность, почему геометризм регулярного сада соответствовал ее внутренней сущности[134]. Нерегулярный английский парк выражал внешние, видимые формы природы. «Идея естественности определила его поэтику, морально-философскую и эклектичную программы, образ идеального обитателя, садовый быт; она придала системную цельность этому культурному феномену в общеевропейском масштабе при всех его особенностях в отдельных странах и на различных этапах»[135]. Если до этого естественность представляла собой второстепенный композиционный прием, теперь он приобрел оценочный характер и «семантизировался и превратился в главный принцип…»[136], отражая идеалы естественной свободы и равенства. При этом классицистическая архитектура вписывалась в такого рода сады в виде визуального контраста, хотя пространство просвещенческого сада было открыто и неклассическим тенденциям – например, всякого рода реминисценциям египетского, готического, ренессансного стилей и, конечно, эротического рококо. «При этом возникал некий изоморфизм; далекое в пространстве отождествлялось с далеким по времени – культура всегда свободно распоряжалась и временем, и пространством»[137].
На развитие пейзажных приемов влияли произведения живописцев. Отметим наиболее известные естественные парки: парк Стоу в районе Букингема (около 100 км от Лондона), парк Стоурхейд, Ричмонд-парк в Лондоне, Сан-Суси (Sanssouci, в переводе – беззаботность!?) в Потсдаме, Малый Трианон в Версале, парк Монсо во Франции, сад Богатель районе Булонского леса в Париже. В России – Павловский парк, дворцово-парковый ансамбль Царицыно, на Украине – парк Александрия, парк Софиевка, Сокиринский и Тростенецкий парки. В Крыму – Алупкинский парк, один из лучших на Черноморском побережье Крыма и Кавказа. На Балтике – парк в Паланге.
Естественный парк постоянно менялся, не был завершенным произведением. В соответствии с модой переделывались сады и парки. Тогда, когда получил распространение стиль историзма, переделываемые регулярные парки в естественные обязательно сохраняли регулярную, историческую их часть.
Романтические парки выросли на основе естественных. Между парками Просвещения и Романтизма не оказалось заметной границы. «Концепция мыслителей» (Н. Певзнер) стала руководством для ландшафтных архитекторов. Постепенно парк перестал нести в себе просвещенческую концепцию, иконографическую программу и превращался из «надстилевого во внестилевое явление»[138]. В эпоху романтизма вновь актуализировались регулярные парки, которые никогда не уходили из практики. Связано это было с тем, что барокко оказалось близко романтизму. Характерно, что русские романтики с удовольствием проводили время в Летнем саду – ярком воспроизведении именно типа регулярного парка. Особенно ценилась ими решетка Летнего сада.
Если естественные парки Просвещения развивались вширь, то в эпоху романтизма картина мира имела вертикальную ось. «Философ-просветитель чувствовал себя космополитом, человеком всей земли – ее пространство осваивал естественный парк, наполненный китайскими, турецкими, мавританскими, швейцарскими и прочими павильонами (И.Г. Громан рекомендовал включать в их число и русские)»[139]. Картина же мира романтиков «устремлялась вверх, в Космос, к Богу, и вглубь, в историю. Если же по горизонтали – то вдаль, ибо, как писал Новалис, «в отдалении <…> все становится романтическим»[140].
Романтизм плавно переходит в бидермейер. Стиль этот долгое время третировался как мещанский. Д.В. Сарабьянов очень хорошо показал, что этот стиль был без имен и шедевров[141], но достаточно ярким и выразительным. Сады его отличались скромностью, хотя такого типа сад получил распространение не только в буржуазной, но и в дворянской, интеллигентской и даже придворной среде. Если в романтизме – Мир – это дом, то в бидермейере дом – это мир. Жилище и сад перетекают друг в друга. Таким образом, естественный сад заключал в себе две тенденции: одна – к созданию масштабных парков, другая – к сужению в ограду домашнего сада. «Сад как символ замкнутости и огороженности, казалось бы, по определению не соответствовал менталитету романтиков. Однако именно в их эпоху он возвратился к дорогой романтикам барочной традиции – были восстановлены в правах принципы сада регулярного и огражденного, с которыми так боролась эпоха Просвещения»[142].
В Западной Европе и Америке в середине и конце XIX века садово-парковое искусство развивается в условиях многолюдного города. Новые задачи повлекли новые планировочные и объемные элементы в нем. Появились спортивные зоны, зрелищные комплексы, транспортные устройства. Здесь размещаются музеи, оранжереи, небольшие зоосады, музыкальные павильоны, аквариумы, рестораны и т. п. Возник городской общественный парк, потеряв романтическую окраску.
В XX веке появляются сады и парки, которые можно подразделить на три группы. Это частные сады и парки при жилых домах в городах и загородных виллах, общественные сады и парки в городах и других поселениях и загородные парки.
В первой трети XIX века появляются наряду с усадьбами, крестьянскими поселениями, крестьянские промышленные села – фабричные села. Они становятся российской версией города-сада. Правда, это они не соответствуют социально-утопической идее города-сада, родившейся в Европе и пришедшей в Россию много позже. Однако в Европе города-сады (придуманные как противовес большим городам) оказались нежизнеспособными. Таким городам принадлежало будущее. Датируется появление городов-садов в начале XX века. «Город-сад как архитектурно-градостроительная идея, где одновременно с жильем предусматривается комплекс социально-, культурно-бытовых и обслуживающих зданий и общественного парка, где вместо традиционной сплошной застройки применяются свободно стоящие объемы, где допускается живописная планировка, – все это родилось в фабричных селах и промышленных поселках»[143]. Практически города-сады родились из усадебной архитектуры второй половины XVIII – начала XX века. Эти идеи получили претворение «при строительстве Магнитогорска, Новокузнецка, Запорожья, Иванова. Новые города рассматриваются в качестве зримого символа социалистической идеи, но в ее марксистско-ленинской версии, хотя именно ее реализацию и стремились предотвратить, насаждая мысль о повсеместном распространении городов-садов… По мере удаления от начала XX века все решительнее рвутся нити, связывавшие город-сад с пейзажным парком усадьбы»[144]. По сути города-сады будущего превратились в города-спальни. «От традиционного города город-сад наследует комфорт, интенсивность культурной и общественной жизни. От усадьбы – эстетическое и духовное наслаждение, даваемое жизнью на лоне природы (Д.С. Лихачев: усадьба, связанная с жизнью на лоне природы – феномен эстетический)[145]».
131
Там же, с. 291–292.
132
Лосева А. Частные лица и императорские парки //Искусствознание. – М… 2001, № 1 / 01, с. 276.
133
Там же, с. 280.
134
Свирида И. Естественный парк: от Просвещения к Романтизму и бидермайеру // Искусствознание, М., 2001, № 1 / 01, с. 244–245.
135
Там же, с. 245.
136
Там же.
137
Свирида И. Цит. изд., с. 246.
138
Там же, с. 249.
139
Там же, с. 252.
140
Там же, с. 252–253.
141
Сарабьянов Д.В. Стиль без имен и шедевров // Пинакотека, 1998, № 4.
142
Свирида И. Цит. изд., с. 258.
143
Свирида И. Цит. изд., с. 302.
144
Там же, с. 308.
145
Там же, с. 306–307.