Жизнь наградила меня

Вот он вынул пачку «Кента», достал сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Всё же выясню, в чем дело, – просипела я, откашлялась, встала и на ватных ногах подошла к их столику.

– Тысяча извинений, – сказала я по-русски, – возможно ли, чтобы вы были Лениным?

Бредовость своего вопроса я осознала в ту же секунду.

– Pardon? – спросил Ленин, учтиво привстав со стула.

– Excuse me, do you speak English?

Четверо мужчин подняли головы и уставились на меня.

– Just a little bit, – улыбнулся Ленин. – How сап I help you?

– Вы невероятно похожи на Ленина. Слышали о таком? Он основатель советского государства. Вы абсолютная его копия.

– You think so? Great to hear that.

– Who are you?

– Well… I am Lenin indeed.

– Господи, спаси… – Помнится, я даже перекрестилась и опустилась на свободный стул.

– Что случилось? – испугался Ленин. – Вам нехорошо?

– Я – эмигрантка из бывшего Советского Союза.

– Тогда, пгизнаюсь, мне это агхилестно, – сказал Ильич по-русски с заметным акцентом, но зато по-ленински картавя. Он ухватился двумя пальцами за лоб и потянул его. Кожа сморщилась, полезла вверх, и через мгновенье лысый скальп, как купальная шапочка, остался у него в руках. Под скальпом обнаружились стриженные ёжиком каштановые волосы. Борода и усы остались на месте.

– Не пугайтесь. Мы снимаем фильм, а сейчас у нас перерыв.

– И вы играете Ленина? – наконец дошло до меня.

– Exactly, совергшенно вегно. Только, к сожалению, роль у меня небольшая, всего три эпизода.

– Слушай, Бьянко, – сказал один из соратников, – немедленно требуй у Альбера увеличения гонорара за убедительность образа.

– Блестящая мысль, – засмеялся Ленин. – Мадам, не откажите в любезности, приходите на съемочную площадку, скажите это нашему режиссеру. А я вас за это приглашаю на ужин.

– С удовольствием. – Я пришла в себя и залюбовалась Ильичом. – А мужа моего вы тоже угостите?

– Всенепгеменно. Тащите его сюда. Пусть будет еще один свидетель.

Я позвала Витю, и мы распили вторую бутылку вина. Ленин взглянул на часы и всполошился.

– Нам пора. – Он встал из-за стола, держа в руках свой скальп. – Мы на съемке за углом, на рю Дандон. Если сейчас вы заняты, приходите завтра к семи вечера, пойдем ужинать. И режиссера прихватим. – Он клюнул меня в щеку, и вся группа поспешила к выходу.

На следующий день, ровно в семь часов, мы подошли к съемочной площадке. Ленин уже переоделся в светлые брюки и клетчатую рубашку, но лысину оставил. Он стоял у ворот и разговаривал с бородатым итальянцем-режиссером. Вокруг слонялись киношные соратники.

Мы отправились в ресторан «Огюст», где нас накормили Rosti (запеченными овощами в картофельных котлетах) и Ztircher Geschnetzeltes (кусочками телятины в белом соусе со сливками). И десертами с непроизносимыми названиями, в которых участвовал мёд. Всё было весьма вкусным.

Прощаясь после ужина, Ленин подарил мне свою фотографию в образе с автографом: «На память от Ильича и Бьянко Скали».

А я, рыская полдня по книжным лавкам, нашла и преподнесла ему «Lenin in Zurich» (в переводе H.T.Willets) с такой надписью: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» (В.И.Ленин).

Надеюсь, что он прочел ее со словарем.

Итак, возвращаемся к моим родственникам. Мой дед Филипп Романович был искренним поклонником Ленина, его светлого ума, благородных целей и неукротимой энергии. Впрочем, в 1918 году он решил, что гораздо безопаснее восхищаться ленинскими идеями издалека. И дед, схватив в охапку жену (мою бабку) и двоих детей, отправился в эмиграцию. Его дочери Наде – моей будущей маме – исполнилось восемнадцать лет, его сыну – моему будущему дяде Жоржу – семь.

Жорж, ввиду малолетства, никакими политическими взглядами не обладал, Надя же была настроена решительно – революционно. Под Ригой, где разбухшие железнодорожные вагоны с эмигрантами томились на запасных путях в ожидании отправки, Надя выскользнула из вагона и пропала, как тать в ночи. Не мысля себя в отрыве от жерла, в котором огненной лавой бурлила русская история, моя будущая мама забилась в товарняк с латышскими стрелками и вернулась в Петроград.

Всю свою жизнь мама удивлялась, почему они ее не расстреляли, как тогда было принято, а отправили в детский дом, из которого она убежала на другой день. Следующее ее свидание с осколками семьи состоялось ровно через пятьдесят лет…

…Дед с бабкой и сыном проделали традиционный маршрут первой эмиграции: Берлин, Париж и далее, в Новый Свет. В Париже Жорж превратился в одержимого кинематографией юношу и прошел тернистый путь от осветителя до продюсера. Спасаясь от немцев в конце тридцатых годов, они добрались до Лиссабона. В поезде их обобрали до нитки, включая остатки денег и фамильных драгоценностей, припасенных на билеты и визы в Штаты. С дедом случился удар. На дядиных руках оказалась пара беспомощных, парализованных отчаянием стариков в нетопленой, полуподвальной, снятой за гроши комнатушке. Жорж в отчаянии бродил по Лиссабону, надеясь на чудо. И вот в один прекрасный день фортуна ему улыбнулась. Сидя в баре за стаканом аперитива, он разговорился с респектабельного вида господином. Его случайный собеседник оказался бизнесменом, помешанным на кино. На собственные средства он снял полнометражный фильм, но не сумел организовать рекламу и пустить свое детище в прокат. В дядины уши лились его горькие жалобы. Жорж слушал бизнесмена с величайшим вниманием и, дождавшись паузы, приосанился.

– Вам невероятно повезло, – сказал он. Пересыпая речь алмазами голливудских имен, Жорж поделился своими планами. Он, дескать, на днях отплывает в Америку, где студия «Парамаунт» практически остановилась в ожидании его приезда. – Я устрою рекламу вашему фильму, с моими связями это нетрудно. Разумеется, понадобятся деньги на представительство, но мы, деловые люди, знаем, что эти расходы окупятся с лихвой.

Как ни странно, бизнесмен поверил в этот бред, и на следующий день Жорж получил металлические коробки с фильмом и крупную сумму денег. Не будучи по природе жуликом, Жорж измучился угрызениями совести и за день до отъезда с билетами и визами в кармане явился к своему спасителю и выложил всю правду. Бизнесмен растрогался до слез.

– Езжай, мой мальчик, храни тебя Бог. Я был бы счастлив иметь такого преданного сына.

Впрочем, в Америке Жорж действительно организовал прокат этого фильма, хотя и в скромном масштабе, и это был его первый шаг в американской киноиндустрии.

Чтобы рассказать о нашей встрече с дядей Жоржем, нам придется забежать на пятьдесят лет вперед, в 1968 год. К тому времени я не только родилась, но кончила институт, поступила в аспирантуру, вышла замуж и родила дочь Катю. Мы уже покинули родовое гнездо, коммуналку на улице Достоевского, и путем одиннадцатикратного обмена и потери двадцати квадратных метров жилой площади поселились в отдельной квартире на Мойке 82/11.

Итак, весной 1968 года у нас раздался телефонный звонок.

– Можно говорить с Татусей, пожалуйста?

Незнакомый голос, слишком четкое произношение. К тому же никто на моей памяти не называл маму детским именем Татуся.

– Кто ее просит?

– Это ее брат Жорж, пожалуйста.

– Ма! – рявкнула я. – Тебя какой-то псих к телефону. – Существование на этой планете мифического маминого брата Жоржа абсолютно вылетело у меня из головы.

– Слушаю вас, – сказала мама своим глубоким контральто.

Наступила пауза. Потом истерический вопль, и мама бросила трубку на рычаг. Я ринулась за валидолом, и в этот момент звонок повторился.

– Жорж, – спросила я, – вы правда мамин брат? Откуда вы взялись?

– Я в Москве, в отеле «Украина». А с кем я говорю?

– С Надиной дочерью, вашей племянницей, меня зовут Люда.

– How exciting! И ты большая девочка?

– Более чем, сама уже десять лет как мама… Но поговорите лучше с сестрой.

Однако из-за маминых рыданий разговор не получался, и я взяла бразды в свои руки.