Страница 27 из 42
ОХРАННИК. К пулемету три диска.
БЛЮХЕР. И все?
ВТОРОЙ ОХРАННИК. И еще по барабану к револьверам.
БЛЮХЕР. Не густо.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Так ведь охранная грамота от японцев.
БЛЮХЕР. Этой охранной грамотой знаешь что можно сделать? То-то и оно… Дрянь дело. Лампы тушите в вагоне. Хорошо, еще луны нет…
ОХРАННИК. Василий Константинович, что ж, с телом прощаться?
БЛЮХЕР. Рановато. Я скажу, когда пора будет. Ну-ка, взгляните, когда встречный поезд?
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Через двадцать минут.
БЛЮХЕР. Тогда, может, выцарапаемся. Давайте с пулеметами вниз, под вагон, займем круговую оборону. Папки с документами положите возле керосина: если не удержимся – надо сжечь. Лом у нас есть?
ОХРАННИК. Два есть.
БЛЮХЕР. Это хорошо. Волоките сюда.
ОХРАННИК. Сейчас. (Приносит два лома.)
БЛЮХЕР (начав ломать путь). А ну, помогай! Подхватывай вторым! Мы им, собакам, тут всю музыку разворотим. Встречный поезд остановим, пусть при свидетелях убивают!
В правом углу сцены, в темноте, слышен топот копыт. Кто-то из невидимых, но слышных нам всадников, говорит:
– Не видно их, господин Мордвинов!
– Ничего! Они тут рядом, сейчас увидим…
БЛЮХЕР (работает ломом вместе с охранником). Теперь хорошо…
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Василий Константинович, что, снова наших лупцуют и в хвост и в гриву? Бежим на всем фронте, болтают люди…
БЛЮХЕР. Не бежим. Отступаем.
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Когда конец будет, гражданин министр? Я и не помню, как это так люди без войны жили: восемъ лет – все кровь и кровь.
БЛЮХЕР. Ты Библию помнишь?
ОХРАННИК. Я ее классово презираю.
Все прячутся под вагон за пулеметы.
БЛЮХЕР. Зря. Сначала прочти, а потом уж презирай на здоровье. Там есть Книга пророка Исаии. Он писал: «Еще ночь, но близится рассвет». У нас то же самое.
ВТОРОЙ ОХРАННИК. За что такие муки выпадают нам, русским?
БЛЮХЕР. Бороться не умели. Если в покорности жить – тогда ничего, тогда можно и без мук. Вроде коровы. А если счастья жаждать – так до него путь всегдашеньки через муки.
ОХРАННИК. А когда окончательно победим?
БЛЮХЕР. Побеждать надо каждый день. Самому. Тогда победим все. И чтоб обязательно – каждый день начинать сначала начисто. Ну-ка, давай матрацы поближе к керосину, чтоб подручней поджигать было, когда поезд подойдет.
ОХРАННИК. Сейчас, может, подожжем? А то боязно в темноте, и холод низает насквозь.
БЛЮХЕР. Это кто предлагает?
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Я.
БЛЮХЕР. Проводник, что ль?
ОХРАННИК. Охранник я.
БЛЮХЕР. Тебе воздух охранять, Петя…
ОХРАННИК. Я Поликарп, гражданин министр.
БЛЮХЕР. Тем хуже для тебя. Они ж только и ждут, чтобы осветились. Ни зги не видать, они нас и шуруют, потеряли, понял?
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Эвона, паровоз искрит, слышите?
БЛЮХЕР. Тихо! Ждать, ждать! А ну, зажигай! Мы им, сукиным сынам, устроим сцену ревности!
Грохот приближающегося поезда. Топот копыт. Выстреливает в небо столб огня. Скрип тормозов. Из вагонов остановившегося поезда бегут японцы с траурными повязками и корреспонденты с магниевыми вспышками.
ЯПОНЕЦ. Где тела убитых хунхузами русских? Где тело оплакиваемого нами министра Блюхера?
БЛЮХЕР (вылезая из-под вагона). Вот оно, тело. Рано похоронили. Живучие мы.
ЯПОНЕЦ. Господин министр, мы счастливы, мы так счастливы!
А вдали затихающий топот белой конницы, и ругань казаков, и злой смех Блюхера, и смущение японцев, и вспышки магния фотокорреспондентов.
Картина четвертая
Кабинет премьера. МЕРКУЛОВ и ГИАЦИНТОВ.
МЕРКУЛОВ. Послушайте, полковник! Я имею забот поболе вас! Я должен читать сообщения консулов из-за границы, у меня в государстве керосина нет, маяки по побережью гаснут, я денег учительству три месяца не платил, у меня началось победоносное наступление на красных, по масштабу не удававшееся никому, даже Деникину, и, естественно, я не могу, я не имею времени заниматься с вашими вонючими агентами и доносчиками! Что я вам, пугало огородное? Ну, не вышло у вас – так и бог с ним! Но хоть бы проверили сначала! А то мне раззвонили, я – японцам, два ордена вам дал, вся пресса вопила: «Разгневанный народ в Маньчжурии растерзал Блюхера!» А где ваш Блюхер? В могиле или к себе в штаб вернулся?! Зачем языком болтали?!
ГИАЦИНТОВ. Я хотел вас порадовать, Спиридон Дионисьевич!
МЕРКУЛОВ. Я вам превосходительство, а не Дионисьевич!
ГИАЦИНТОВ. Ваше превосходительство, позвольте мне просить вас об отставке.
МЕРКУЛОВ. Чего-чего?!
ГИАЦИНТОВ. Лучше вагоны разгружать, чем слушать такое! Можно подумать, что я ничего не сделал для вас! Можно подумать, что я мало работаю! Можно подумать, что уничтожение здешних коммунистов прошло мимо меня…
МЕРКУЛОВ. Глупышка. Ведь отец же я вам. Нешто дозволено на старого человека обижаться? Сердце у меня болит, под грудью щемит, по ночам Бог ко мне приходит – оттого нервен, пойми. Всякое могу сказануть, а думаю об вас всех с лаской. Ноша на мне, пойми. Хочешь, попробуй, как тяжела, горб сразу переломаешь. У нас тот станет великим, кто пустит кровушку вовремя и к месту. Тогда пущай ее хоть реки льются – это как избавление от болезни, это вроде как высокое давление кровопусканием спустить. Понял, почему обижен я? Не за себя, дурашка… За тебя, красавца моего, обижен… А ты – в отставку…
Входит ТАЧИБАНА.
ТАЧИБАНА. Прошу простить, что я без предварительного звонка, господин премьер. Примите мои поздравления по поводу прекрасно проведенной операции по уничтожению Блюхера. Великолепный сюрприз.
МЕРКУЛОВ. Ничего-ничего, не клюй наших, Тачибана. Вы – раскосы, хитры, да и мы не лыком шиты.
ТАЧИБАНА. Полковник, советую вам внимательно присмотреться к спекулянту по имени Чен.
ГИАЦИНТОВ. Кто? Чен? Это – мелюзга, биржевик и мелкий жулик.
ТАЧИБАНА. Мы зря не советуем.
ГИАЦИНТОВ. Чен? Странно. По-моему, вы ошибаетесь.
ТАЧИБАНА. А с Фривейским тоже ошибаемся?
ГИАЦИНТОВ. Тише, он в приемной.
ТАЧИБАНА. Его нет в приемной, он у шифровальщиков сейчас. Не надо учить меня конспирации…
МЕРКУЛОВ. Вы смотрите, зря Лешу не обижайте. Знаю я вас, кровопийц. Ни за что человека изничтожите. Может, чистый он…
ГИАЦИНТОВ. Мы аккуратны с ним предельно… Но Чен… Право – смешно…
ТАЧИБАНА. Если вы его упустите – мои контрразведчики вам этого не простят.
ГИАЦИНТОВ. Давайте каждый будем беспокоиться о своих делах.
ТАЧИБАНА. У нас у всех дела общие, давайте уговоримся раз и навсегда. Господин премьер, я должен поздравить вас с грандиозным успехом на фронте – красные отступают повсеместно.
МЕРКУЛОВ. Знаю.
ГИАЦИНТОВ. Есть предложение, которое требует японской поддержки.
ТАЧИБАНА. Назовите мне что-либо, не требующее здесь японской поддержки.
МЕРКУЛОВ. Не зарывайся, Тачибана. А то с Америкой обниматься стану.
ТАЧИБАНА. Америка – плохая любовница. Мы – надежней, господин премьер.
ГИАЦИНТОВ. Итак, моя просьба: через ваши дипломатические каналы надо передать сегодня чекистам в Читу: в дайренском поезде, во втором вагоне, едет мещанин Панызырин. В воротничке его френча зашиты письма от меня к генералу Гржимальскому и удостоверение личности князя Мордвинова.
ТАЧИБАНА. По нашим сведениям, именно он должен был провести акцию по уничтожению Блюхера в Дайрене?
ГИАЦИНТОВ. Именно.
ТАЧИБАНА. Вы хотите рассчитаться с неудачливым агентом.
ГИАЦИНТОВ. Не его вина, что Блюхер столь внезапно уехал, никто этого не предполагал.
МЕРКУЛОВ. А в чем дело? Князя жаль.
ГИАЦИНТОВ. Я хочу подтолкнуть время, Спиридон Дионисьевич. В случае провала, а этот провал будет случайным, вне связи с Блюхером, у нас уговорено, что Мордвинов даст показания на генералов, живущих в Чите. А Блюхер к ним сейчас обращается, они ему особенно сейчас нужны.