Бездна и Ланселот

– Откуда у тебя пистолет? – спросил он, подняв с земли похожий на игрушку маленький дамский браунинг, весом всего около двенадцати унций, украшенный золотой инкрустацией, со щечками рукояти, сделанными из слоновой кости. Несмотря на свои небольшие размеры, это было весьма эффективное оружие самообороны двадцать пятого калибра, оболочечная пуля которого пробивала слой мышц и застревала внутри тела, полностью отдавая ему всю свою энергию. В пистолете оставалось еще три патрона из шести. То есть Джейн стреляла три раза и не попала лишь однажды, хотя ей и показалось, что все пули летели мимо.

– О-о, – догадался он, заметив на песке ее роскошный клатч, теперь совершенно пустой, который она удивительным образом сумела сохранить, несмотря на все передряги, вплоть до этого самого рокового момента. – Вот что ты, оказывается, в нем так бережно хранила! А я думал – пудру или помаду.

– Да, они мне сейчас бы тоже не повредили, – всхлипнула она, растирая руками грязь на своем лице. Но мой «Бэби Браунинг» все-таки пригодился больше. Спасибо покойному барону – это его подарок.

– Еще как пригодился! Кстати, надо сказать тебе «спасибо», ведь я, кажется, обязан тебе жизнью.

– Как и я тебе, так что считай, что мы квиты.

В это время сзади раздался тихий протяжный стон. Первый японец был еще жив.

– Как это я о нем забыл?! – подосадовал на себя Ланселот. Он подошел к раненому. Тот, кажется, готов был уже испустить дух, потому что рана его была ужасна. Ланселот не только проткнул ему живот, но и полностью вспорол его, так что внутренности несчастного вышли наружу. Японец ничком лежал в огромной луже крови, и было удивительно, что он еще дышал. Ланселот осторожно перевернул умирающего на спину. Лицо того было искажено предсмертной мукой, однако взгляд осмыслен. Вдруг лицо японца сморщилось в ужасной гримасе, которая, наверное, должна была изображать презрительную усмешку.

– Скоро вы все умрете, – сообщил он заплетающимся языком.

– О чем ты? – попытался дознаться Ланселот. – Сюда придут японцы? Когда? Что здесь хранится? Говори! Тебе ведь теперь все равно.

– Вы все умрете, – повторил японец, но теперь совершенно твердо, с упором на «все». – Сгорите в аду. Мы устроим его вам. Не там, – показал он пальцем вниз, – а прямо здесь. Скоро, очень скоро. Тут он засмеялся хрипло и страшно, после чего изо рта его хлынула кровь, а душа отлетела навеки.

Ланселот и Джейн, пораженные, стояли над бездыханным телом.

– Как это – «сгорите здесь все»? – произнесла она задумчиво. – Что тут может гореть? Может, это угроза забрать нас с собой в ад?

– Не думаю, – ответил Ланселот. – Вряд ли он имел в виду, что гореть мы будем на том свете или же здесь, прямо на этом острове. Скорее, он обещал нам погибель от какого-то их нового сверхоружия, которое решит исход войны. Во всяком случае, мы должны выяснить, что они здесь прячут. Возможно, это и есть ключ к разгадке. Но сначала надо собрать трофеи, для нас сейчас нет ничего лишнего. С этими словами он принялся осматривать карманы убитого. В его кителе он обнаружил исправный электрический фонарик, которым тот, вероятно, подавал сигналы подводной лодке с борта «Принцессы Елизаветы», и бумажник, в котором он нашел фотографию, на которой, несмотря на то что она побывала в воде, еще можно было различить изображение. Это была японская семья: три женщины разного возраста с высокими прическами и в кимоно, каждая держит на руках по ребенку, мужчина старшего возраста – также в традиционной одежде и, наконец, сам его недавний соперник по поединку – в европейском костюме-тройке, при галстуке и в канотье.

«Наверное, это была хорошая семья: отец, мать, дочь, сын, невестка, дети, – с грустью подумал Ланселот. – А теперь их мир разбит, разрушен. Тот, кого все они любили, кем гордились, на кого надеялись, безвестно сгниет в этой сырой пещере на острове, затерянном в океане. Встреться мы раньше, могли бы найти общий язык, может, даже подружиться. Как странно – совершенно незнакомые люди, живущие обычной жизнью, ценящие мораль, закон и порядок, вдруг разом принимаются друг друга остервенело топить, стрелять, резать, как настоящие дикари. Отчего мы так делаем? Уж явно не из корысти, не потому, что хотим нажиться за счет побежденных, ведь война всегда отбирает намного больше, чем дает. Из чувства долга? Но перед кем этот долг, как не перед самими собой? Тогда из страха? Из опасения самому быть убитым или чтобы не сочли трусом? Да, часто так и бывает. Но если хорошенько поразмыслить, то мы готовы убивать вовсе не из страха смерти, а, наоборот, чтобы ощутить себя бессмертными! Война – это болезненное, сладострастное желание поставить себя на самый край – так же как нас тянет встать над бездной, а то и сделать в нее шаг, чтобы укрепить себя в наивной и смутной надежде: «уж я-то умереть точно не могу». Выходит, как только существо обрело рассудок и постигло, что смертно, тленно, то есть что оно – человек, оно тут же ощутило в себе желание убивать себе подобных – и не ради пропитания, продолжения рода или собственного спасения, а лишь из тщетного стремления доказать самому себе, что бессмертно. Вот и на войну человек идет, чтобы почувствовать себя богом, но там скоро узнает, что ничтожен и прах. Вот как мы распоряжаемся рассудком, которым наделил нас Господь! И ему есть за что нас карать».

Из этих грустных философических размышлений его вывела Джейн:

– Смотри, что я нашла у того, второго!

Она протянула Ланселоту потрепанную карту, на которой была изображена юго-восточная часть Тихого океана. Посередине стоял крестик, – очевидно, в том самом месте, где «Принцесса Елизавета» встретилась с японской субмариной. Кружком был обведен на карте остров. Все надписи были сделаны по-японски, иероглифами, но по конфигурации географических изображений можно было догадаться, что это не Маршалловы острова, а одинокий клочок земли посреди океана.

– Значит, это действительно именно те два японца, которые плыли вместе с нами. Разведчики! Хорошо, что у них не было припрятано с собой огнестрельного оружия, а то бы не они, а мы сейчас лежали на их месте. А сюда они приплыли потому, что тут японская секретная база, о которой они у себя в разведке, видимо, знали, и здесь их вернее всего могли бы забрать свои, – размышлял Ланселот вслух. – Но вряд ли у них был ключ от той двери. Она ведь обнажилась случайно, после землетрясения, а главное, мы не нашли при них никакого ключа.

– Но ведь и нас могут отсюда «забрать», но только не «свои», а те, кто, возможно, придет за ними, – предположила Джейн, указывая на трупы. – Но я почему-то думаю, что наша встреча не будет слишком радушной.

– Да, мы теперь опасные свидетели. Можно, конечно, спрятаться, остров относительно большой, но неизвестно, сколько месяцев или даже лет нам тогда придется провести здесь одним. Может, всю жизнь.

– Ну, «всю жизнь» – это было бы еще полбеды. Боюсь, что за жизнь нам еще придется побороться. Вряд ли японцы дадут нам убраться отсюда восвояси…

– Вот что! Поскольку здесь есть военная база, то, вероятно, имеется и рация. А по рации я попробую вызвать помощь.

– То есть нам надо высадить эту чертову железную дверь и войти внутрь?

– Это было бы здорово, но, к сожалению, чтобы ее выбить, нужна куча взрывчатки.

– Стоп, – вдруг осенило Джейн. – Ведь первый из японцев шел за нами откуда-то из глубины пещеры. Что он там позабыл? Не мог же он просто сидеть на камушке и поджидать, когда же сюда придут какие-нибудь американцы! Может быть, не надо было и взрывчатки, а хватило и недавнего землетрясения?

– Ты гений, Джейн! – просиял Ланселот. – Надо осмотреть грот в глубине, не исключено, что обвалилась часть стены хранилища, если оно, конечно, и правда находится там, внутри горы. Только сначала надо здесь немного прибраться.

– «Уберите трупы», – продекламировала Джейн. – Так обычно заканчиваются пьесы Шекспира. Но у нас, похоже, все только начинается!

Выкопав японским мечом в песке пещеры яму, Ланселот стащил в нее тела и аккуратно заровнял импровизированную могилу. Скоро влажный песок впитает кровь, и никому не придет в голову, что здесь состоялась маленькая битва большой войны. Ланселот отсалютовал трофейным оружием противникам, павшим в честном бою, после чего, захватив с собой один из мечей и фонарик, снова двинулся со своей спутницей внутрь грота, вдоль берега подземного озера. Миновав закрытую железную дверь, они пошли дальше. Скоро идти стало труднее, так как путь то и дело преграждали завалы из крупных камней. Луч фонаря шарил по сводам и стенам пещеры, однако никакого провала в них пока что заметно не было. Так они прошли ярдов сто, как вдруг откуда-то донесся весьма странный в этом месте звук, похожий на глухой шум работающего мотора.