А единороги будут?

Последние дни до начала испытания мне просто хочется забросить все учебники, залезть под кровать, и чтобы меня никто не трогал. Ненавижу это состояние предэкзаменационного мандража. Когда вдруг резко информация в голове начинает исчезать и путаться. И потряхивает постоянно, как от озноба.

В институте я, обычно, оставшиеся два дня перед экзаменом читала художественные книги и гуляла. Как сейчас помню, на шестом курсе я приехала даже не от себя, а от какого-то левого парня, с которым познакомилась в метро. Сидела, смаковала воспоминания ночи, пока все остальные перепрятывали по пятому разу шпоры или бегали и приставали, выясняя дрожащим голосом ответ на седьмой вопрос. Или тридцать седьмой. Сдала на пять, правда, преподаватель потом очень долго косо на меня поглядывал. Еще бы – сложнейший экзамен, и тут я, с влюбленно-отстраненным лицом. Вообще не от мира сего…

Ну, вот теперь я не в сем мире старательно пытаюсь объяснить, что мне нужно отвлечься от занятий, а не пытаться довпихивать невпихнутое.

- Леди… - в голосе Рикиши звучат нотки, которые меня настораживают.

После того случая, когда я еле отбилась в последние секунды, мы больше не заходим так далеко. Причем не только из-за меня. Мой соблазнитель тоже делает вид, что все эти поцелуи и объятия нам только приснились. Он даже глаза вечерами подводить перестал, очевидно, обозначив этим вывешивание белого флага. Наивный… Мне он как раз больше нравится не накрашенный. Хотя…

Нет. Экзамен. Потом я вообще отсюда уеду, так что никаких сексуальных отношений с чужими рабами. Наверняка в академии будут равные мне мужчины, и я найду с кем развлечься.

А может, вообще, не сдам или сорвусь в последний момент и потребую вернуть меня домой. Да, мне надо успокоиться, расслабиться, почитать что-то отвлекающее.

- Леди, может быть вас завтра свозить в город?

- Это было бы чудесно!

Весь последний день до экзамена мы бродим пешком по каменным мостовым. Они довольно широкие, кстати. Даже те, по которым не ездят на повозках, а только скачут на лошадях. Здесь тоже есть понятие одностороннего и двухстороннего движения. И даже знаки есть! Например, лошадь, перечеркнутая красной чертой. То есть поворачивать на лошадях нельзя.

В первый раз этот знак я увидела рядом с домом, забором которому служили идеально ровно постриженные кусты местного растения. Мне оно напомнило шиповник, но только с более вытянутыми цветами, как у тюльпанов. Вот поворачивать на мостовую вдоль этого забора можно было только пешком.

Я прошлась, наслаждаясь приятным ароматом и любуясь красивыми знакомыми и, одновременно, незнакомыми цветами.

Рикиши шагал рядом, поглядывая по сторонам. По случаю прогулки он нацепил шпагу, и это очень помогало расслабиться, забыть о том, что рядом со мной не совсем простой парень. Я никогда не видела рабов со шпагами.

В конце улицы мы вдруг резко развернулись и направились в обратную сторону. Сначала я не поняла, потом, обернувшись, увидела, что из небольшого бара выскочили трое мужчин в сильном алкогольном опьянении и, вообще, не очень представительной, но внушительной наружности. Тут-то я призадумалась, насколько в городке должно быть небезопасно… Но раз мне было позволено гулять, причем в сопровождении только одного Рикиши, значит, все уверены, что мне ничего не угрожает? Или… Или меня сейчас прирежут где-нибудь в подворотне? Нет, это у меня обострение паранойи. И дело даже не в том, что мой учитель не сможет меня предать. Сможет. Ну, гипотетически – сможет. Прикажут и предаст. Дело в том, что смысла в моем убийстве именно сейчас, я не видела никакого. Для Сонолы не видела. Возможно, у покровительниц моих соперниц смысл был.

От всех этих мыслей прогулка потеряла свою привлекательность, и я объявила, что хочу домой. При этом внутри всю потряхивало в напряженном ожидании. Начиналась паника, больше похожая на нервный срыв.

Вот ведь как не вовремя, нет, чтобы завтра, после экзамена…

- Да, леди, - Рикиши заранее подхватил меня под локоть, а через секунду я споткнулась о выступающий камушек, но не упала, а лишь слегка покачнулась в сторону моего сопровождающего. – Подозвать карету или вернетесь к ней сами?

- Подзывай, - я даже догадывалась, как это будет происходить.

Здесь не было мобильных, зато, при желании, можно было установить прямую связь из головы в голову. При наличии соответствующих артефактов, естественно. Нет, сильные маги могли такое проделывать и без всяких там побрякушек, но у Рикиши на шее красовался прекрасный кулон связи. Так что, примерно спустя минут десять, мы ехали в карете в сторону дома. Ну да, раз я живу в этом месте уже три месяца, наверное, мне можно называть большое поместье Тарнизо – домом. Тем более что другого у меня тут нет, а со своим миром…

Стресс подкрадывался ко мне со всех сторон, так что теперь я иногда плакала по ночам, уткнувшись в подушку, пытаясь смириться с тем, что обратно вернуться не получится. Возможно, не получится.

Странно устроен человек… Пока я знала, что могу в любой момент вновь оказаться на своей кухне – хотелось читать, изучать Яхолию, доказывать что-то… И намеки Рикиши я упорно игнорировала, и гаденькую улыбочку Сонолы, но разговор с Марими выбил у меня стул из под ног, и я повисла… на ниточке. Одна одинешенька в чужом мире, без шансов вернуться обратно.

Не понимаю, что там со мной произошло, но что-то очень нехорошее. Все равно надо будет выяснить – может, это, по их мнению, нехорошее, а мне понравится? Нет, я продолжала надеяться, но уже больше по привычке и из чувства внутреннего противоречия. И плакала когда оставалась одна. Недолго, но от души, чтобы не накапливался внутри тяжелый и удушающий груз тоски. Днем-то надо было быть как огурчик, причем не соленный, а свеженький.

После прогулки был немного запоздалый обед, после которого Рикиши вопросительно посмотрел на меня, предоставляя выбор. Можно подумать, я знаю, чем тут себя можно развлечь, кроме библиотеки? Но туда я точно не хочу.

- Хотите просто отдохнуть, леди? – по моему озадаченно-задумчивому взгляду Рикиши понял, что я просто не знаю, чем себя занять до вечера, и пришел мне на помощь.

Следующие три часа я сидела в кресле-качалке и, попивая чай из кружки, слушала игру на местной вариации пианино. Слева – клавиши, справа – струны. То есть можно играть в четыре руки, можно чередовать… Сначала мне играл Рикиши, удивительно красиво, но печально. Потом его заменил один из парочки крутящихся на подхвате мальчиков. Музыка сразу изменилась, повеселела, и я даже смогла представить, что под подобное тут пляшут. Уроки местных танцев мне, кстати, никто не давал. Очевидно, в академии отплясывать будет некогда.

А потом в комнату величественно вплыла уже знакомая мне пожилая леди… Я привстала, чтобы с ней поздороваться, но она даже не посмотрела на меня. Старушка уселась на место Рикиши, недавно сменившего паренька, и до ее появления вновь игравшего что-то душещипательное. Оба развлекающих меня музыканта, опустившись на колени, замерли неподалеку от арфарояля.

Я тоже замерла, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза… И звучащая мелодия закружила меня, взяла под руку и пригласила на вальс. Настоящий, родной вальс, узнаваемый, прямо до слез… до дождя в душе. Откуда тут знают «Осенний вальс»? Потом подумаю…

Нет, я не расплакалась, но тоска сжала мое сердце в кулак. Перед глазами промелькнула вся моя жизнь. Рано ушедшие, но любящие и любимые родители. Школа. Институт. Друзья… Работа.

Старушка давно ушла, а тоска по дому осталась. Хочу обратно! Как же я хочу обратно, не понятно, почему и зачем. Ведь там нет ничего, кроме оставленной на столе недочитанной книги, недоеденной шоколадки и любимого рыжего абажура. Надо будет хотя бы кота завести, что ли…

Я прислушалась к тому, что играет Рикиши, и вновь застыла от шока.

«Минули-сгинули слова наивные и унеслись в небеса, просто ли сложно ли, ситцем березовым ветер играет в лесах. Было ли, не было, нитками белыми сшиты сомненья твои…»