Страница 9 из 15
Является ли необычайной подобная самооценка среди преступников? Если вы склонны считать, что это именно так, познакомьтесь-ка с нижеследующими фактами:
"Я потратил лучшие годы жизни на то, чтобы доставлять людям "зажигательные удовольствия" и помогать им приятно проводить время, и все, что получаю взамен - это оскорбления и существование загнанного человека". Это сказал Аль-Капоне. Да, то самый Аль-Капоне, некогда враг американского общества номер один, самый зловещий из представителей гангстеров, когда-либо терроризировавших Чикаго. Он не осуждает себя. Он действительно смотрит на себя как на благодетеля эдакий неоцененный и непонятый благодетель общества.
То же самое сказал и "немец" - Шульц перед тем, как скорчился под пулями гангстеров в Нью-Йорке. "Немец" - Шульц - одна из известнейших Нью-Йоркских "крыс" ("крыса" - гангстер, ставший доносчиком) - в интервью для газеты прямо заявил, что он - благодетель общества. И он верил в это.
На эту тему у меня была небезынтересная переписка с начальником тюрьмы Синг-Синг. Он утверждал, что немногие преступники, сидящие в Синг-Синге, считают себя дурными людьми. Они - точно такие же люди, как мы с вами, и так же рассуждают и объясняют свои поступки. Они могут объяснить вам, почему должны были взломать сейф или нажать на спусковой крючок. Большинство из них стараются с помощью аргументов, путаных или логичных, оправдать свои антиобщественные действия даже в собственных
- 17
глазах, приходя таким образом, к твердому убеждению, что их вообще не следовало сажать в тюрьму. Если Аль-Капоне, "два нагана" - Кроули, "немец"- Шульц и другие отпетые джентльмены, находящиеся за тюремными стенами, ни в чем не обвиняют себя, то что же сказать о людях, с которыми мы находимся в ежедневном общении?!
Покойный Джон Уанмейкер признался однажды: "Тридцать лет назад я понял что браниться, по меньшей мере глупо, что мне следует беспокоиться о преодолении своей собственной ограниченности, не беспокоясь о том, что бог не счел нужным распределить дар разумения поровну между всеми".
Уанмейкер рано постиг этот урок. Лично мне пришлось добрую треть века брести на ощупь в этом дремучем мире, прежде чем передо мной стала проясняться истина, что в 89-ти случаях из ста человек ни в чем себя не осуждает, независимо от того, насколько он прав или неправ.
Критика бесполезна, ибо она ставит человека в позицию обороняющегося и побуждает его искать для себя оправдания. Критика опасна, ибо она ранит драгоценное для человека чувство собственного достоинства, наносит удар по его представлению о собственной значимости и возбуждает в нем чувство обиды и негодования. В старой германской армии солдату не разрешалось подавать жалобу сразу после происшествия, давшего для нее повод. Он должен был сдержать первое чувство обиды, "заспать" его и остыть. Если же он подавал жалобу немедленно в день происшествия, его наказывали.
В повседневной жизни тоже следовало бы ввести подобный закон для ворчливых родителей, сварливых жен, бранящихся работодателей и целой армии несносных любителей выискивать чужие ошибки.
На страницах истории вы найдете тысячи примеров бесполезности чересчур строгой критики. Возьмите к примеру известную ссору между Теодором Рузвельтом и президентом Тафтом - ссору, из-за которой произошел раскол в республиканской партии и в Белый Дом вступил Вудро Вильсон, а в мировую войну была вписана яркая мужественная страница, изменившая течение истории. Окинем беглым взглядом события.
В 1908 году, уходя из Белого Дома, Теодор Рузвельт сделал президентом Тафта, а сам удалился в Африку пострелять львов. Когда же он вернулся, его раздражению не было границ. Он обвинил Тафта в консерватизме и постарался обеспечить выдвижение себя в кандидаты (на третий срок), для чего образовал партию "быков и лосей" ("быки и лоси" - прозвище национальной прогрессивной партии, выделившейся из республиканской партии под руководством Т.Рузвельта к выборам 1912 года), тем самым почти развалив республиканскую партию. В результате на следующих выборах Уильям Готвард Тафт и республиканская партия вышли вперед только в двух штатах - в Вермонте и Уте - самое сокрушительное поражение старой партии за всю историю.
Теодор Рузвельт обвинял Тафта, но обвинял ли сам себя президент Тафт? Конечно, нет. Со слезами на глазах Тафт говорил: "Я не вижу, как бы мог поступить иначе, нежели поступил". Кто же виноват? Рузвельт или Тафт? По правде сказать, не знаю и не стремлюсь узнать. Главное, к чему я стремлюсь, - это показать, что вся критика со стороны Рузвельта не убедила Тафта в том, что в поражении виноват именно он. Единственным ее результатом было то,что Тафт старался оправдать себя и повторял со слезами на глазах: "Не вижу, как бы я мог поступить иначе".
Или возьмем скандал с Типот Доум Ойл. (Типот Доум и Элк-Хилл возвышенности в штате Калифорния и Вайоминг, от которых получили
- 18
названия нефтеносные районы, сданные в 1921 году Фоллом за взятку нефтепромышленникам Догени и Синклеру). Помните его? Газетная шумиха вокруг этого дела не утихала несколько лет. Всколыхнулась вся страна. В американском обществе на памяти живущего поколения не случалось еще ничего подобного. Чисто фактическая сторона дела такова: Альберту Фоллу, министру внутренних дел в кабинете Гардинга, было поручено сдать в аренду частным фирмам нефтяные резервации Элк-Хилл и Типот Доум, ранее зарезервированные военно-морскому флоту США для использования в будущем. Вы полагаете, что министр Фолл назначил публичные торги? Нет. Он без стеснения вручил лакомый контракт своему другу Эдварду Догени. А что сделал Догени? Он вручил министру Фоллу, любезно назвав "ссудой" сто тысяч долларов. Затем министр Фолл самовластно направил в район резервации морскую пехоту соединенных штатов, чтобы прогнать конкурентов, чьи расположенные по соседству с резервацией скважины не истощали бы запасов нефти Элк-Хилла. Согнанные штыком со своих участков конкуренты кинулись в суд, и слетела крышка с пузатого чайника (игра слов: "сдуть крышку" - разоблачить, "типот доум" - пузатый чайник) со скандальной заваркой в сто миллионов долларов. Разразилось зловоние столь отвратительное, что стошнило всю страну. Администрация Гардинга была низвергнута, республиканской партии грозило полное крушение, а Альберт Фолл угодил за тюремную решетку.