Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 18

Лебедев Аркадий – еще молодой, но уже обожженный польской войной драгунский офицер в красивом кавалерийском мундире. Породистое русское лицо, на высокий лоб падают упругими завитками темно-русые волосы, и что-то смелое, уверенно-твердое в гордом повороте головы… Вспомнив о ротмистре, о Кавказе, Михаил Павлович вспомнил и о том, как ежегодно, уже третий десяток лет в дворцовой церкви, равно как и по всей России, служили скорбный молебен по случаю начала войны на южных границах Отечества. В этом году при выходе из церкви Государь обратился с речью к офицерам, присутствовавшим на службе. Он сказал им, что гвардия покуда не будет вступать в дело, но что, ежели обстоятельства сего таки потребуют, он сам поведет ее и уверен, что она покажет себя достойной этой чести. Наследник цесаревич Александр подошел к отцу и произнес сакраментальное, вечное: «Рады стараться», которое офицеры дружно повторили хором. Император тепло обнял сына. Но вот незадача: в этой маленькой сцене, участником которой являлся и Михаил Павлович, не чувствовалось ни на йоту одушевления или влечения. «Восточный вопрос – вопрос совершенно отвлеченный для ума петербургского, и особенно для ума гвардейского. Это «ум с порогом», крылья коего постоянно обрезались, ум, перед которым, увы, никогда не открывалось иных горизонтов, кроме парадов Марсова поля и Красносельского лагеря, не вырисовывалось других идеалов, кроме спектаклей оперы или французского балета, мог ли он осознать всю сложность вопроса?!».33

«И, право, – рассуждал Михаил Павлович, – как может ум, воспитанный на такой скудной пище, возвыситься до понимания крупных социальных и политических замыслов и воодушевиться идеей освобождения всех славянских народов и великого торжества православия? Пожалуй, прежде следует растрясти наше дремлющее в неге и грехе общество, перевернуть его вверх дном, прежде чем идеи такого порядка смогут проникнуть в тупые мозги петербургских гвардейцев. Увы, кавказская война идет уже третий десяток лет, а в Петербурге так и не поняли, что не стоит фамильярно похлопывать Кавказ по хребту. Но это мои чаянья, ежели собственная Его Императорского Величества канцелярия имеет на Государя подчас влияние более, чем Он на нее? Брата Константина34 давно уже нет среди нас… а как славно иметь сейчас Государю его крепкое плечо и преданное сердце. Ободряет и вселяет уверенность в православные души одно: царственный брат мой превыше всего поставил упорядочение законодательства. И железная воля Его служит надежной порукой, что сие будет завершено. И еще, – Михаил Павлович пробежался взглядом по золоченым кессонам потолка, – длительная война с горцами имеет не только темную сторону. Войска, прошедшие этот ад, – лучшие войска в России, а стало быть, и в Европе. Ну вот, dixi et animam levavi…35

Он вновь по-лисьи улыбнулся чему-то своему и посмотрел на каминные часы швейцарской работы. Стрелки показывали семь часов. На данное время была назначена аудиенция Лебедеву, которого его высочество с нетерпением ждал лицезреть.

* * *

– Что же вы, ротмистр, проходите, прошу. – Михаил Павлович, стоя вполоборота к застывшему у дверей офицеру, любезно указал на одно из кресел. – Садитесь. Дорога была дальней, и вряд ли ее возможно для вас назвать partie de plaisir.36

– Благодарю, ваше высочество, но я не смею…

– Смелее, садитесь, sans façon37 – И, точно помогая курьеру преодолеть барьер субординации, Великий князь первым опустился в кресло.

– Видите ли, голубчик, упрямство отличается от стойкости. Упрямец упорно защищает ложь, стойкий человек – истину. Вы, ротмистр, слава Всевышнему, преуспели во втором… и я весьма благодарен вам за верную службу. Знаю, знаю о том несчастье, что приключилось в Вильне, иначе, как бы я смог вызволить вас из петли судьбы. Успокою: вы вне подозрений, mon cher. Древние говорили: «Feci quid potul, faciant meliora potentes»38. Что делать, жизнь тасует нас, как карты, и только случайно – и то ненадолго – мы попадаем на свое место. Что до убийства графа… конечно, безмерно жаль старика.

Михаил Павлович тяжело вздохнул, поднял голову и крепко провел белой ладонью по глазам; встреча шла в разговорах «sotto voce».39

– А вы… друг мой, имеете на этот счет какие-либо соображения? – Князь искоса взглянул на Аркадия.

– Никак нет, ваше высочество… Хотя разве кучер-бульбаш, что нанят был мною на виленской земле… уж больно странная, угрюмая личность… Но он и в дом не входил… Более у меня нет никаких догадок.

– Н-да, самые глубокие мысли приходят тогда, когда окажешься на мели, – мрачно усмехнулся князь и опустил тяжелые порозовевшие веки. – В не лучшие времена живем, голубчик, отнюдь… Стоит ли говорить о преступниках, ежели даже свидетелей стало трудно отлавливать.

Хозяин дворца внимательно посмотрел на гостя и при ярком свете свечей отметил, что тот изменился за полгода с их последней встречи: вокруг глаз обозначились новые морщинки и стало больше седых искорок в темных густых волосах. Лебедеву было между тридцатью четырьмя и тридцатью шестью. Но в движениях драгуна жила еще та упругость юности, а в плечах и руках чувствовалась та живая мощь, которая столь волнует людей, разменявших пятый десяток. Руки Аркадия были жилистыми, с длинными артистичными пальцами музыканта, с которыми так не вязались два сабельных шрама на внешней стороне кисти. Это были руки солдата, привыкшего к грубому делу, но одновременно они с удивительной легкостью управлялись с изящным фужером, сигарой, равно как и с ножом и вилкой.

– Еще вина? – Михаил Павлович с несвойственной ему доверительностью посмотрел на верноподданного слуга. И когда тот с почтительной готовностью наполнил фужеры шабли, князь тихо сказал: – К сожалению, обстоятельства сильнее нас, господин Лебедев… Мой незаконнорожденный сын, убийство графа Холодова, донос о вашем аресте Его Величеству… словом, лучше, ежели вы на время покинете Петербург, голубчик… Я подчеркиваю: на время.

– А как же мой Нижегородский полк, ваше высочество? – Аркадий, бледнея лицом, сдвинул брови. – Неужели… моя миссия в Вильну по вашей просьбе… сыграла столь злую шутку?..

– У вас свежие и точные сведения. – Князь посмотрел на офицера пронзительным взглядом и, отпив из фужера, прикурил сигару. – Вы почерпнули из «Полицейских ведомостях»? Впрочем, простите за неуместную шутку.

– Но это же была секретная миссия, ваше высочество?

– Увы… в России все секретно и ничего не тайно. В этом-то и беда. N'est ce pas, mon ami?40 О моей персоне, как, собственно, и о вас, ротмистр, уже вовсю судачат в салоне Карамзиных… да и не только там. Notiz bien,41 господин Лебедев. Посему я предлагаю вам на выбор любую губернию, где квартируются наши славные полки. Уверяю, сия любезность с вашей стороны мною не будет забыта. Как говорят мудрецы на востоке: «Для великого наполнения нужна великая пустота».

Аркадий молчал, фраппированный крутым поворотом судьбы, но через тяжелую паузу твердо сказал:

– Я боевой офицер, ваше высочество, могу командовать эскадроном…

– Равно как и полком. – Брат Государя сидел в кресле, с черной сигарой в пальцах, непринужденно скрестив ноги – поза хозяина и господина, который не привык терпеть чужого мнения. Его властно-задумчивый взгляд был устремлен на многоликие отражения в зеркалах золоченых шандалов и бронзового литья.

33

Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров.

34

Константин Павлович (1779–1831) – цесаревич, второй сын Павла I, главнокомандующий польской армией в 1820 г.; вследствие морганатического брака с Жанетой Грудзинской отрекся от наследования престола и в 1825 г., после смерти Александра I, не принял престола.

35

Сказал и облегчил душу (лат.)

36

Увеселительная прогулка (фр.).

37

Без церемоний (фр.).

38

Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше (лат.).

39

Вполголоса (итал.).

40

Не так ли, мой друг? (фр.).

41

Запомните это хорошо (фр.).