Страница 13 из 21
– А я тоже голый здесь сижу, статью набираю о сексуальном белье, – небрежно сообщил Лёша.
– Да ну, ладно врать-то, – рассмеялась она.
Лёша обернулся.
– Боря скажи: я тут голый весь сижу, – попросил он.
– Я тут голый сижу! – проорал Боря, стремясь голосом достать до телефонной трубки в руке Леши. Контора крикливых улыбающихся рекламщиков!
– Слышала?
– Ладно, – сказала девочка. – Чего делать потом будешь?
– Не «чего», а «что». В издательство уйду, – сказал он.
– Зачем?
– Там мою книжку печатают.
– Какую? А я её читала? А почему ты за весь месяц ничего не написал?
– В командировку ездил.
– В Город?
– В Город, – усмехнулся он.
– Значит, скоро новое что-то напишешь?
– Обязательно.
– А в общежитие пойдём?
– Посмотрим. Настенька, кстати, тебе привет передавала…
– Так а что за книжка? Я читала, или нет?
– Нет. Ты ещё не созрела для такого, – сказал Лёша
– Как не созрела?! – возмущённо воскликнула света. – Созрела, ещё как созрела! Созрела! Созрела! Созрела! Созре…
Город – населённый пункт, расположенный примерно на 47-параллели; численность населения – два миллиона человек; в Городе имеются кинотеатры, институты, множество училищ и техникумов. Благодаря мягкому, умеренному климату, жизнь жителей Города практически бесконечна.
Как и во всех выдуманных городах…
… Леша включил селектор и, пока собирался в издательство, на всю контору неслось:
– СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА! СОЗРЕЛА!
Лишь только после его ухода Боря снял трубку, оповестил:
– Светик, он ушёл уже… Во сколько?… В четыре?… Хорошо, я передам, когда он вернётся…
…на циферблате лет.
Назад я стрелку передвину…
Лена сама во всём виновата. Лёша, дурачок, думал, что она замуж за него вышла, потому что у него были офигенные литературные перспективы; на самом деле Лёша был скромным, тихим, покладистым, симпатичным парнем без обилия вредных привычек – ну как за такого замуж не выйти скромной, тихой, покладистой девушке?
А Лёше, в принципе, не жена нужна была, а любимый читатель – он сам обнаружил это с удивлением, с подачи ребёнка с большими карими глазами. Он без особых опасений сказал об этом Лене, утратившей интерес к его творчеству почти сразу же после свадьбы, но он ему не поверила. Когда длительное время живешь рядом с тихим, скромным, покладистым человеком, стоит труда поверить в то, что он может быть каким-то другим. К тому же Лена постепенно становилась на деятельно-бесполезный путь, параллельный с колеёй старшей сестры, и времени проверить даже то, что солнце светит днём, не было совершенно…
А Света с головой уходила в Город, стремительно зарабатывала очки любимого читателя, о чём Леша, естественно, не подозревал, так как был равнодушен к впечатлениям родственников жены. Когда ему всё это было предъявлено (Света знала наизусть целые страницы и даже главы), он с ужасом обнаружил, что сам не верил в существование любимого читателя. Сумбурное развитие отношений между писателем и читателем могло загнать родственников жены в обморок, или даже кому. Лёша и Светлана разыгрывали сцены из его книжек, благо топография Города была им доступна; надо отметить, Леша знал свои книжки далеко не наизусть, что вызывало у девочки укоризну, и крыть ему было нечем…
По общепринятому среди родственников жены мнению, Лёша переспал со Светой, и Лена ушла от мужа к родителям.
В соответствии с Лешиной версией, он нашёл любимого читателя и ушёл вместе с ним в Город…
Нас теперь до утра не трогать,
Не будить, может быть, мы уснём
Хоть на сколько-нибудь, у соседей
Сигналы точного времени,
Молчат телефоны, провода перерезаны,
Нас не будите, до утра не будите,
А если срочное что-то – звоните,
Но не рано…
Разбудили-таки.
– Лёш…(сонно-монотонно, где-то в районе его лопаток)
– М?..
– Я одним ухом твоё сердце слышу, а в другом вроде телефон звонит…
– Мг…
– Вправду звонит…
– … рядом…
Неслышное движение девичьей руки, высунутой из-под одеяла. Гулкий звук, с которым трубку неловко сняли с аппарата.
– Алё… Здравствуй, мамочка… у него… Мг… Леша, мамочка говорит, что ты извращенец…
– Сама извращенка…
– Мамочка, Лёша говорит, что ты сама извращенка… Конечно пойду… Я тебя тоже люблю…
Нежные руки обвили его, оставив телефонную трубку, сонное тепло согрело шею.
– Мне в школу пора. Будешь чай пить?
– М… буду спать…
– Ты позвонишь?
– М…
– Я?
– Мг…
Он раскрыл глаза, разбуженный её поцелуем, сохранил свежий и чистый образ любимого читателя, зная, что его ему хватит на весь день…
Вновь проснулся от звучания чьего-то гулкого голоса, – казалось, этот голос проникал во все уголки комнаты, пролезал даже к нему под одеяло.
Участковый. Уже с утра растрёпанный и хмурый.
– У тебя открыто было, – сказал участковый, – думал, – ждёшь…
– Жду, – подтвердил Лёша, едва открыв глаза. – Тебе чего?
– Малая уже ушла? – спросил участковый, прекрасно зная хитросплетения семьи Ефремовых с молодыми писателями.
– Мг…
– Ну и, слава Богу, – обрадовался участковый. – Это… Курить есть?
– В пальто.
Участковый рванул, было в прихожую, словно вспомнил о чем-то, вернулся обратно на стул, стоявший перед кроватью.
– Тебе пригодятся, – пробормотал он.
– Чего? – Лёша привстал на постели.
Отчаянно смущаясь того, что вот, мол, какая невыгодная роль ему выпала, участковый вынул из планшета серый лист бумаги.
– О, нет! – Лёша рухнул обратно на подушку; с мольбой посмотрел на участкового.
– Мне на работу нужно… и ещё в одно место, – сказал молодой писатель.
– Да ладно, какая работа… Скажи «спасибо», что наручники не надеваю, – отозвался участковый.
– Спасибо, – буркнул Лёша; решил попробовать ещё раз. – Слушай, приходи вечером, как всегда, на ночь меня запрёшь…
– Ну не могу я! – плаксиво закричал участковый. – Это ж заява, документ, мать его!
– Скажи, что дома меня не нашёл.
– Да знают уже, что ты дома…
…на циферблате лет,
стрелу назад я передвину…
…Тогда молодая семья снимала не квартиру – целый дом недалеко от парка «Сту Джиз», огромный дом, с появлением в нём Светланы превращавшийся в театр двух актёров и двух зрителей. Они, не сговариваясь, избегали постельных сцен, это превратилось в целый механизм, отработанный в действии два весенних месяца, но все механизмы имеют свойство ломаться и однажды какая-то пружина лопнула в нём и на пороге большущей комнаты (очевидно, гостиной) с тяжёлыми бархатными портьерами, которые при стирке заставляли буксовать винт стиральной машины, Света появилась абсолютно голенькая, беленькая, укрывая грудь руками, напуганная своим собственным поступком, и произнесла дрожащим голосом: «Я несколько не одета…»
Это была цитата. Нужно было или доигрывать до конца, или переписывать всё заново. Лёшу изумил не вид обнажённого тела, а обилие родинок; это возбуждало сильнее наготы, и превращало Светлану в совсем уж ребёнка… и ещё носочки: серые, с синей полоской на щиколотке…
Лёша выбросил белый флаг. Выбрал трусливую середину. В голове шумело и гудело, когда он, крадучись, приблизился к девочке и поцеловал в никому непослушные губы так, что родственники жены, узнай обо всём этом, тихо отправились бы в мир иной…
«Здесь холодно», – сказал Лёша, таким образом, цитату закончив…
Ближе к вечеру его отпустили. В кабинет к Соколову Лёша влетел со словами: «Мы так не договаривались!», но, к сожалению, вечерний следователь Соколов сильно отличался от утреннего следователя Соколова. Он даже не подарил на память заявление и проигнорировал вызванное этим Лёшино возмущение.