Страница 32 из 35
А стоит только сэру Монблану отвернуться, как этот негодяй, сэр Паркер, уже тут как тут, рядом с миссис Монблан и смущает её слух разговорами.
– Большая часть мужчин требует от своих жен достоинств, которых сами они не стоят. – Кивая в сторону спины сэра Монблана, тихо проговорил сэр Паркер, взяв на вооружение эту отсылку к классику, который наверное бы, в гробу перевернулся, услышав, как его используют в своих неблаговидных целях такие похотливые до чужих афоризмов и высказываний господа.
Ну, а что может сказать в ответ на эту истинную правду, охочая до собственных признаний миссис Монблан. Да, единственно, что только согласиться, грустно покраснев за своего недостойного супруга, который кроме себя никого уже давно не видит. Ну, а изрядно хлебнувшему из бутылки сэру Паркеру только этого, – свободные и внимающие ему уши, – и надо, и он, сократив расстояние между собой и миссис Монблан до тех крайних пределов, которые ограничены условностями и приличиями, на которых настаивает супружеский долг, но не счастье, добавляет жару в итак уже расшатанные мысленастроения и устои миссис Монблан.
– Человек, отделяющий себя от других людей, лишает себя счастья, потому что, чем больше он отделяет себя, тем хуже его жизнь. – Так тихо говорит сэр Паркер, что его только слышит миссис Монблан, и как уж без него, уже в кровь расчесавшего об стенки гроба всю свою спину классика, который терпеть не может, когда его используют, а его раз за разом используют и используют. Но разве сэра Паркера это волнует, да к тому же он сейчас сильно занят, успокаивая бокалом вина вперемежку со своими страшными мыслями миссис Монблан, только сейчас понявшую всё несчастье своего, не на кого опереться в трудную минуту, одинокого положения.
И, наверное, не находись сейчас миссис Монблан под сенями своего дома, а сэр Паркер в несколько перебравшем состоянии, которое его, выведя на пять минут в туалет, в этот раз не привело обратно к миссис Монблан, – в тени кладовки было гораздо прохладней находиться и ближе к отдыху, – то не вышло бы так, что сэру Монблану пришлось бы признать правоту афоризма ещё одного классика, Чехова, и раз ружьё висит, то оно должно непременно дуплетом выстрелить, прямо в голову сэра Паркера.
Хотя, возможно, сэр Монблан был не столь глух и недальновиден, как того бы хотел сэр Паркер, раз он быстро обнаружил этого, решившего без объявления игры поиграть в прятки, сэра Паркера. И эта-та, да и во всём другом самоуверенность сэра Паркера и подвела его в этом случае, приведя спать вначале в кладовку, а затем под шумное прысканье смеха гостей сэра Монблана, в крепкие объятия мысли ещё одного классика, а вернее, героя его самого монументального произведения «Гамлет», увековеченного в памятливый гранит.
Когда же сэр Паркер ощутил себя не только побитым, но как вроде бы живым, первое что он сделал, когда открыл свои глаза, то совсем не удивился увиденному, а вопросил этого сурового вида мужика, который не сводил с него своего пристального взгляда:
– И чего вылупился, Гусь?
Ну, а что ему может ответить всего лишь памятник, а не как в тот первый момент думал сэр Паркер, тот попрошайка, которого он постоянно встречает на своём пути на автобусную остановку, который точно таким же взглядом на него постоянно молча смотрит. Но это дело десятое, касаемое только сэра Паркера, ещё потом долго пытавшегося слезть с этого памятника, куда его, так им и осталось невыясненным, так занесло. – Не иначе, что-то меня вдохновило и в результате, так вознесло. – Нашёл для себя наиболее разумное объяснение этому факту взлёта своего тела, сэр Паркер, так и не решившись задать уточняющиеся вопросы сэру Монблану.
Сам же сэр Монблан, в этот вечер тоже дал повод классику не спать и заставил подумать над его, сэра Монблана, поведением, где он, глядя на миссис Монблан, процитировал Толстого. – Жениться надо всегда так же, как мы умираем, то есть только тогда, когда невозможно иначе.
И ведь не боятся же эти господа, к месту и не к месту подкреплять свои действия цитатами и афоризмами классиков, которые, если логически рассудить, то всё это говорили, если что, то уж точно не для них. И не получится ли так, что в какой-нибудь экстренный для этих господ момент, стоящий за его спиной классик, возьмёт и не просто передумает оказывать помощь своему, не знающему никаких границ неблагодарности последователю, а окажет ему, так сказать медвежью услугу, подсунув к его слову неблаговидную, совершенно не к месту цитату из своего творчества.
Но видимо не боятся, да и даже не представляют себе возможности такого оборота дел, продолжая, как они говорят, пользоваться общемировым культурным наследием. Правда время от времени, у многих членов клуба, как и в случае со всяким наследством, где без кровопролитных или как минимум полных нервов споров не обойдёшься, возникает искушение оспорить все эти вклады. Где только тем из классиков и везёт, до кого за давностью времени, не может дотянуться рука критика, которые всегда являются отражением чьего-то мнения, и почему бы и нет, вполне готовы к тесному сотрудничеству с теми из творцов, кто полновесно отражает его взгляды на мир через окно люксового автомобиля.
Так что вполне возможно, что стоящие за спинами членов классики, сильно не возникают потому, что находятся не в том положении, чтобы оспаривать решения своих последователей, которые, всё же надо отдать им должное, подчас, хоть иногда это и коряво получается, возвращают утраченный интерес к позабытым классикам литературы.
Но этим господам, сэру Монблану и сэру Паркеру, легко быть гуманистами, они уже находятся на вершине Парнаса. Ну а что спрашивается делать тем, кто находится в самом начале своего пути к этим вершинам, со своими препятствиями в виде закрытых редакционных дверей, заманчивых предложений со стороны конъюнктурных соображений и куда без разного рода искушений, подороже продаться. Да и к тому же нельзя не учитывать того факта, что мир погряз в политике, которая проникла во все сферы человеческого внимания и понимания. Чего уж точно игнорировать никак нельзя, а иначе загрызут и не поперхнутся. И тут, если не хочешь оказаться на острие пера недремлющего ока критика или кулака политического оппонента, то здесь выход один – необходимо объединяться.
Ну, а любое объединение всегда подразумевает свои общие точки соприкосновения для всех этих объединяющихся людей, где их общие взгляды на ту или иную проблематику, и даже их аполитичность, являются всё тем же объединяющим фактором. И если даже, всего этого пока что не удалось выяснить, то общий язык изложения своих мыслей на бумагу, чем не объединяющий фактор. Ну а раз пока ничего другого объединяющего не найдено или не объяснено, то на данным момент можно и на основании этого факта присутствия, создавать альянсы. С чем и пришли к своим союзам, два возникших основных блоковых объединения клуба, состоящих из тех классических писателей, на кого опирались в своём видении мира полные пока что только перспектив, а не заветной славы, члены клуба.
Так в восточном писательском блоке оказались всё те же лица, среди которых наиболее выделялись, гроза всякого конформизма и бюрократии Маяковский, обладатель глубинных знаний и взглядов на вас Достоевский, не так прост, как кажется, Чехов и… Гоголь, чья личность и стала на этом этапе противостояния образным камнем преткновения между этим так называемым восточным писательским блоком, на который возлагала свои надежды одна часть членов клуба, и другим, представляющим западное направление писательским блоком. В состав которого входили не менее известные личности, среди которых особо выделялся Марк Твен, снисходил Диккенс и держались больше в тени Оруэлл, Кинг и Чейз.
И, казалось бы, что им всем между собой делить, когда на каждого сюжетов, тем, и для своих откровений сердец предостаточно, и как подчёркивал Чейз: «Весь мир в кармане и практически перед твоими ногами». К тому же каждый из них уже давно нашёл себя и свою писательскую нишу, в которой он считался непререкаемым авторитетом. Всё так, но не надо забывать главное, а именно то, что от их имени действовали и их авторитетами прикрывались те их последователи, у кого всего этого не было, кроме как только желания и готовности, не взирая на авторитеты и часто ниспровергая их (хитры что и говорить, мол клин клином вышибают), самому занять место среди них.