Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 35



Между тем мистер Ий продолжает рассказывать основные тезисы своей предвыборной программы, которая каждому его избирателю, через понимание бессмертия, даст шанс приблизиться к нему. – Сложное, всегда лучше всего понимается из самых простых вещей. – Заговорил мистер Ий. – И вот теперь обратите своё внимание на моё имя и задайтесь вопросом. А что, в конечном счёте, значит моё имя, кроме самой загадочной буквы русского алфавита? – Мистер Ий только для приличия выдержал небольшую паузу, – он собирался сам дать ответ на этот вопрос, – и заговорил. – Да, вы всё правильно, если не сразу поняли, то догадались. Буква «Ий», есть буквенное обозначение бесконечности. И я не побоюсь своего утверждения, скажу, что и бессмертия, которое ждёт каждого верующего в него человека по окончании своей этой жизни – она, эта буква, не просто не зря, а символично, в основном как раз ставится в окончании имён существительных. Она не просто цельная, самопроизводящая звук буква, но и благодаря своей двойственности, может сама воспроизводить и рождать буквы. – Вновь небольшая пауза, после которой мистер Ий продолжает. – А теперь давайте обратимся к самой букве «Й», чьё правописание с буквой ли «И» или без неё, никак не влияет на характер её произношения. Она всегда будет звучать «Ий», и при этом она всегда в себя будет включать букву «И», которую можно писать, а можно и так оставить, что не отменяет смысла её понимания. И так до бесконечности.

– И что он этим хотел сказать? – спросил мистера Сенатора сэр Икс, которому всё это и рассказал мистер Сенатор.

– Трудно сказать. – Почесав затылок, задумчиво сказал мистер Сенатор. – Он сказал, что основа всякой бесконечности и вечности, всегда лежит не во внешних пределах, а внутри самого себя. И только через этого понимание, человек сможет достичь того, к чему он всегда подспудно стремился – к вечной жизни.

– Да уж. Умеет этот мистер Ий внести сумятицу в головы людей. – В уме подытожил своё мнение о мистере Ий сэр Икс, посмотрел на мистера Сенатора и уже вслух сказал ему. – Я пока не разобрался, кто за ним может стоять и чьей креатурой он может быть, – а то, что он независимый самовыдвиженец, то это хорошо продуманный пиар шаг, – но это, несомненно, тёмные, в чёрных шляпах силы, которые всегда используют в своих делах такие заковыристые неоднозначности.

С чем, пожалуй, запросто смог бы не только согласиться, но и от себя добавить, что этот мистер Ий неоднозначная и очень таинственная личность, сэр Игрек. И подтверждением чему в очередной раз послужило это появление перед ними в оранжерее мистера Ия, чей один уже внешний вид вызывал массу вопросов.

Так явно не по размеру надетый на него, поверх чего и не поймёшь, плащ, никого из этих сэров не мог обмануть в том, что этот мистер там у себя под плащом определённо что-то скрывает. И это не эксгибиционистского характера скрытность, которая только самим носителям таких плащей и характеров, и интересна. – А там всего вероятней… – но на этом мысли обоих сэров не шла дальше, уткнувшись в версию эксгибиционизма мистера Ия, которая выглядела наиболее правдоподобной, если только…

Сэр Икс и сэр Игрек аж внутренне ахнули, одновременно придя к одной и той же мысли, при виде такого виляющего задом прохода мимо них мистера Ия, с кем они не считали нужным здороваться. – Да это же переодетая баба! – Каждый из сэров пришёл к такому единственно разумному объяснению того, что этот мистер Ий так до сих пор никем из членов клуба не был вычислен, и не понят в том, кем же он на самом деле является. А такое их открытие, в свою очередь привело их мысли, вначале, но только попутно, под плащ мистера ли Ий, а затем к единственному члену клуба, кто мог бы так называться только фигурально – к Соне, подумал, что так подумал, что за простофиля, сэр Игрек сэр Икс и к Дебютанше, подумал, что так подумал, что за придурок, сэр Икс сэр Игрек.

Пункт №2. Соня – золотая ручка.

Что же насчёт этой Сони, то заручиться её поддержкой при таком-то общем настороженном отношении со стороны членов клуба ко всем кто был на них не похож, было несколько противоречивым, пока ещё в должной степени непроанализированным решением. Но всё же это давало свои моральные преимущества сопернику, который мог бы использовать этот факт в своих пропагандистских целях, – мол даже наш стратегический партнёр по жизни, у которого, конечно, всё не так, как у настоящего писателя, и не только в физическом плане, всё же и то только благодаря нам и нашей эффективной программе, смог избавиться от своих предубеждений и внял голосу разума, сделав свой исторически правильный выбор.



Между тем, в этом месте, при упоминании Сони, не мог не возникнуть логичный вопрос, – а почему эта Соня имеет такие для себя привилегии, какие себе не могут позволить даже наиболее влиятельные члены клуба? – Здесь имеется в виду, как уже и без объяснений понятно, использование по отношению к ней самого обычного имени, а не как все здесь обходятся друг с другом, используя часто не имеющих под собой должных оснований, псевдонимов. Правда самые догадливые уже давно поняли, что в случае с Соней всё не так просто, и тут разумеется, не обошлось без клише, штампов и стереотипов.

А ведь предпосылки к тому, чтобы так назвали введённую в состав клуба по чьей-то протекции (а без этого и понятно чьей протекции, ей бы никогда здесь не находиться) будущую Соню, а тогда просто обладательницу тоненьких, до чего же прекрасных ручек, совершенно не таких, как у всех лапищ, которыми до её появления здесь гордились члены клуба, и на которых даже попадались чернильные пятна, что говорило о технической отсталости некоторых ретроградных лиц, не знающих, что такое ноутбук, именно по этой причине, сразу и возникли.

При этом члены клуба, хоть в голове у всех у них уже и вертелось имя, всё же не сразу пришли к решению, как же им именовать своего… свою новую коллегу (наверное, искали подходящий именной синоним, ведь так хочется быть оригинальным, а непредсказуемым). Правда большого пространства для манёвра их воображения не было, и все их мысли и фантазии, были ограничены лишь внешними пределами этих ручек, которые поражали своей девственной белизной и отсутствием на них колец и главное, обручального кольца. Что одновременно обрадовало, и нет, заставив мало верующих членов клуба, засомневаться в привлекательности носительницы таких ручек (это даже стало темой отдельной дискуссии, посвящённой роли веры и верований в их жизни), у которой не нашлось самого захудалого жениха, готового ради этой страхолюдины потратиться на кольцо (эти мысли тоже не надо объяснять, в чьих холостых головах они появились).

– А может он жадное ничтожество? – во время вынужденного перерыва, крайне необходимого для того, чтобы члены клуба смогли собраться со своей растерянностью, мыслями и успокоиться, чью необходимость вовремя учуял Президент, отпустив их, утверждающе, с нервными нотками в голосе, вопросил сеньор Феррари, в тайне от всех уже решивший, что эта сеньора непременно красавица (правда такой вывод из его слов было сложно сделать), а того скупого негодяя, оценившего сеньориту на грош своей души, он непременно отыщет и заставит купить ей тысячу колец (тут несомненно чувствуется влияние на творчество сеньора Феррари Карло Коллоди).

– Не может быть, а несомненно. И наверняка он из этих, современных крохоборов, все в заплатках, капиталистов. – Поддержал сеньора Феррари товарищ Гвоздь, готового порвать любого в эти заплатки, кто встанет на защиту этих людей с заплатанной душой.

– Товарищ Гвоздь. Ну, вы совершенно не даёте возможности для манёвра. Жизнь ведь всё-таки не так однозначна и в ней всегда есть место другой точке зрения. – Как всегда, в своей плаксивой манере высказался мистер Пеликан, представитель нового течения эвфемизма.

– Согласен. Есть моя правильная точка зрения, и другая, неправильная, ваша мистер Пеликан. – Заявил товарищ Гвоздь и, решив, что его точку зрения в очередной раз никто не посмеет оспорить, выдвинулся в гостиный зал замка, где проводились заседания клуба. И, пожалуй, товарищ Гвоздь был прав, раз его никто не пытался оспорить. Правда, до тех пор, пока он находился здесь, в общей курилке, где стоящий дым столбом, в своей туманной атмосферой способствовал анонимности лиц членов клуба. Ну а только стоило его спине в дверях скрыться, как немедленно находится множество желающих оспорить его, не такие уж и бесспорные тезисы.