Последнее искушение Христа

Прислонившись к дверному косяку, рыжебородый зрел на мужчин и женщин, и сердце его стучало. "Эти люди -- думал он, и при этой мысли кровь бросалась ему в голову, -- эти люди вместе с Богом сотворят Чудо. Сегодня! Не завтра -- сегодня!"

Свирепая мужеподбная женщина с отвесными бедрами и распахнутой грудью оторвалась от толпы, нагнулась, подняла с земли камейь, с силой швырнула его в дверь плотника и крикнула:

-- Будь ты проклят, распинатель! И сразу же из конца в конец по улице прокатились крики и ругательства, а дети сорвали с плеча пращи. Рыжеборрдый резким движением закрыл дверь.

-- Распинатель! Распинатель! -- посыпались отовсюду возгласы, и дверь загудела, осыпаемая градом камней. Опустившись перед крестом на колени, юноша то поднимал, то опускал молоток, заколачивая гвозди. Он стучал что было сил, словно пытаясь заглушить доносившиеся с улицы крики и ругательства. Грудь его пылала, брови сошлись изломом на переносице. Юноша неистово наносил удары, по лбу у него струился пот. Рыжебородый стал на колени, схватил юношу за руку, с яростью вырвал молоток. Затем он ударил по кресту, и тот рухнул наземь.

-- Ты понесешь его?

--Да.

--- И тебе не стыдно?

-- Нет.

-- Я не допущу этого. Я разобью его на куски.

Он повернулся и стал шарить вокруг в поисках тесла.

-- Иуда, брат мой, - медленно и умоляюще сказал юноша. -- Не становись у меня на пути.

Его голос стал вдруг каким-то мрачным, глубоким, неузнаваемым. Рыжебородый вздрогнул.

-- На каком пути? -- тихо спросил он и умолк в ожидании ответа.

Он испуганно смотрел на юношу. Теперь свет полностью освещал его лицо и верхнюю половину обнаженного худощавого тела. Уста юноши были стиснуты, словно старались удержать громкий крик.

Рыжебородому бросились в глаза худоба и бледность юноши, и его нелюдимое сердце исполнилось жалости. С каждым днем щеки юноши западали все глубже, он таял на глазах. Сколько времени прошло с тех пор, как они виделись в последний раз? Всего несколько дней. Он ходил по селам, лежащим в окрестностях Геннисарета, занимаясь кузнечным делом -- изготовлял мотыги, сошники, серпы, подковывал лошадей, но, узнав о готовящемся распятии Зилота, спешно возвратился в Назарет. Каким он оставил своего давнего друга и каким встретил его теперь! Почему такими большими стали его глаза, отчего появились впадины на висках, откуда это выражение горечи вокруг губ?

-- Что с тобой? Почему ты так исхудал? Кто терзает тебя?

Слабая улыбка появилась на лице юноши. "Бог, -- хотел было ответить он, но сдержался. Это и был тот звучавший внутри него громкий крик, которому он не желал дать вырваться через уста наружу.

-- Я борюсь, -- ответил он.

-- С кем?

-- Не знаю... Борюсь...

Рыжебородый пристально глянул юноше в глаза, вопрошая, умоляя, угрожая им, но эти блестящие черные глаза, безутешные и полные ужаса, не отвечали.

И вдруг рассудок Иуды дрогнул. Склонившись над темными, молчаливыми глазами, он увидел там -- так ему показалось -- цветущие деревья, голубые воды, множество людей, а посредине, в глубинном мерцании за цветущими деревьями, водами и людьми -- огромный черный, поглощающий все это мерцание крест.

Широко раскрыв глаза, он встрепенулся, хотел заговорить, хотел спросить: "Так это ты?.. Ты?.." - но уста его застыли. Ему хотелось схватить юношу в объятия, поцеловать его, но руки бессильно повисли в воздухе. И тут, увидев его раскрытые объятия, взлохмаченные рыжне волосы и широко раскрытые глаза, юноша закричал, ибо из глубин его сознания вырвалось страшное ночное сновидение: ватага людишек, орудия распинания, глас "Хватай его, ребята!" и рыжебородый предводитель ватаги. Теперь юноша узнал кузнеца, с хохотом устремляющегося вперед, -- это был он, Иуда. Губы рыжебородого дрогнули.

- А, может быть, это ты?.. Ты?.. -- прошептал он.

-Я?! Кто?!

Рыжебородый не ответил. Он жевал усы и смотрел на юношу. Одна половина его образины снова была исполнена света, а другая -- покрыта мраком. Он перебирал в уме чудесные приметы и знамения, сопутствовавшие этому юноше с самого дня его рождения и даже еще более ранние. Посох Иосифа, единственный из множества посватавшихся женихов, расцвел, и раввин отдал Иосифу в жены прекрасную Марию, которая была посвящена Богу. Затем молния, ударившая в день свадьбы и парализовавшая жениха, прежде чем тот прикоснулся к супруге. А затем, говорят, невеста вдохнула благоухание белоснежной лилии, и утроба ее зачала сына... И сон, якобы приснившийся ей в ночь родов. Она видела, как разверзаются небеса и оттуда нисходят ангелы: одни из них спускаются, подобно птицам, под скромный кров ее жилища, вьют гнезда и щебечут, другие -- охраняют порог, третьи -- входят внутрь дома, разводят огонь и несут воду для новорожденного, четвертые -- готовят отвар для роженицы...

Медленно и нерешительно рыжебородый приблизился к юноше, склонился над ним. Теперь его голос был исполнен трепета, мольбы, страха.

- Может быть, это ты?.. Ты?.. -- снова спросил он, не решаясь закончить вопрос. Юноша испуганно вздрогнул.

- Я?.. Я?.. -- произнес он и едко засмеялся. -- Да разве ты не видишь, кто я? Я недостоин вступать с кем-либо в разговор, у меня не хватает смелости войти в синагогу, я бегу прочь, едва завидев людей, без зазрения совести нарушаю заповеди Божьи: работаю по субботам, не люблю ни отца, ни матери и целые дни напролет прелюбодействую взглядом.

Он поднял крест, снова установил его у схватил молоток.

-- А теперь .. Вот теперь я изготовляю кресты и распинаю! -- сказал юноша, пытаясь засмеяться снова.

Рыжебородый молчал. Ему было тяжело. Он распахнул дверь. Новое многогласое скопление людей показалось в конце улицы: старухи с растрепанными волосами, немощные старики, калеки, слепцы, прокаженные -- все отребье Назарета, тяжело дыша, поднималось теперь вверх, тащилось на холм, где должно было происходить распятие. Установленный час приближался.

"Уже нужно идти, -- подумал рыжебородый. -- Нужно быть среди народа, чтобы броситься всем вместе, вырвать Зилота, и тогда станет ясно, Избавитель он или нет".

Но что-то сдерживало рыжебородого. Внезапно каким-то холодом повеяло над ним. Нет, тот, кто будет распят сегодня, все еще не Тот, кого вот уже столько веков ждет народ еврейский! Завтра! Завтра! Завтра! Сколько уже лет ты мучаешь нас, Боже Авраама! Завтра! Завтра!, Завтра! Когда же, в конце концов?! Мы ведь люди и уже выбились из сил!!!