Последнее искушение Христа

Иисус бросил быстрый взгляд на Иуду, но тот не произнес ни слова.

Между тем Магдалина вышла из дому и стала на пороге. Она не спала всю ночь, и ее большие глаза были воспалены. Опершись о дверной косяк, Магдалина смотрела на Иисуса. Смотрела проникновенно, безутешно, словно прощаясь. Ей хотелось сказать: "Не уходи!", но что-то стиснуло ей горло. Матфей заметил, как она шевелит губами, не в силах произнести ни слова, и понял. "Пророки не позволяют ей заговорить, -- подумал он. -- Не позволяют ей помешать Учителю свершить то, что предрекли они. Он сядет верхом на ослицу и отправится в Иерусалим, желает ли того Магдалина или нет, желает ли того или нет сам Учитель. Таково предначертание".

Спустя некоторое время возвратились радостные Филипп и Нафанаил, ведя за собой на веревке ослицу с неоседланным детенышем.

-- Все было точь-в-точь как ты сказал, Учитель, -- сказал Филипп. --Садись верхом и в путь!

Иисус оглянулся. Женщины стояли, скрестив руки на груди, грустные, но ничего не говорили, а только смотрели на него. Почтенная Саломея, две сестры и перед ними -- Магдалина.

-- Марфа, не найдется ли в доме какого-нибудь кнута? -- спросил Иисус.

-- Нет, Учитель, -- ответила Марфа. -- Есть только стрекало нашего брата.

-- Дай мне его.

Ученики покрыли спину кроткого животного своей одеждой, чтобы Учителю было мягко сидеть, а Мария набросила сверху еще и сотканное ею красное покрывало, расшитое кругом мелкими черными кипарисами.

-- Все готовы? -- спросил Иисус. -- Сердце у вас на месте?

-- На месте, -- ответил Петр, вышел вперед, взял узду и повел за собою животное.

Жители Вифании, слыша шум идущей мимо ватаги, открывали двери.

-- Куда вы, ребята? Почем)' это сегодня пророк едет верхом? Склонив головы, ученики посвящали их в тайну:

-- Сегодня он отправляется воссесть на престоле своем.

-- На каком еще престоле?

-- Тише! Это тайна! Тот, кого вы видите, -- царь Израиля.

-- Да что вы говорите?! -- восклицали женщины. -- Пошли вместе с ним!

И отовсюду стал собираться народ.

Дети ломали пальмовые ветви и шли впереди, радостно распевая псалом: "Благословен грядущий во имя Господа!" Мужчины сбрасывали с себя одежду и устилали ею дорогу. Что за оживление стояло всюду! Что это была за весна, сколько цветов распустилось в тот год, как громко щебетали в то утро птицы, тоже летя вслед за толпой к Иерусалиму!.

Иаков наклонился к брату.

-- Вчера мать сказала ему, чтобы он поставил нас по обе стороны от себя ныне, когда воссядет на престоле славы своей, но он ничего не ответил. Может быть, разгневался. Лицо его будто бы помрачнело.

-- Конечно, разгневался. Не нужно было говорить ему этого, -- сказал Иоанн.

-- Как же так? Оставит нас ни с чем, чтобы, кто знает, дать самое почетное место Иуде Искариоту? Ты видел, последние дни они все перешептываются и не отходят друг от друга? Держи ухо востро, Иоанн! Поговори с ним, а то как бы нам жалеть потом не пришлось: близится час раздела почестей!

Но Иоанн покачал головой.

-- Посмотри, как он печален, брат. Словно на смерть идет.

"Хотел бы я знать, -- размышлял Матфей, в одиночестве следуя позади остальных, -- что должно свершиться теперь. Пророки не говорят о том вполне определенно:кто говорит о престоле, а кто и о смерти. Какое из этих двух пророчеств должно исполниться? Никто не может истолковать пророчество должным образом до того, как происходящее достигнет своего завершения. Только тогда мы можем понять, что: желал - сказать пророк. Стало быть, подождем и увидим, что произойдет, а вечером по возвращении запишем, чтобы знать обо всем наверняка".

Тем временем благая весть разнеслась уже всюду по окрестным селениям и разбросанным среди масличных рощ и виноградников хижинам. Крестьяне поспешно собирались отовсюду, мужчины расстилали плащи, а женщины -- платки, чтобы пророк прошел по ним... Множествокалек, больных и оборванцев. Время от времени Иисус оборачивался назад и взирал на свое войско. И вдруг он почувствовал ужасное одиночество: Он обернулся и крикнул:

-- Иуда!

Но нелюдимый ученик шел позади и не слышал его.

-- Иуда! -- снова в отчаянии закричал Иисус.

-- Я здесь! -- отозвался рыжебородый, расталкивая учеников, чтобы пройти. -- Чего тебе нужно, Учитель?

-- Иди рядом, Иуда, держись поблизости!

-- Будь спокоен, Учитель, я не оставлю тебя! -- сказал Иуда, выхватил веревку из рук Петра и сам повел ослицу.

-- Не бросай меня одного, брат мой Иуда, -- снова сказал Иисус.

-- С чего бы я стал бросать тебя, Учитель? Разве мы не договорились?

Они уже приближались к Иерусалиму. Священный город возвышался перед ними на вершине горы Сион белоснежный в лучах беспощадного солнца. Они проходили через крохотную деревеньку, из конца в конец которой раздавались по домам причитания, тихие и сладостные, словно теплый весенний дождь.

-- Кого это оплакивают? Кто умер? -- с ужасом спросил Иисус.

Но спешившие следом за ним крестьяне отвечали со смехом:

-- Не печалься, Учитель, никто не умер. Это деревенские девушки крутят ручные мельницы и заводят плач.

-- Но почему?

-- Чтобы научиться, Учитель. Чтобы уметь причитать, когда придет час.

Они поднялись на широкую мостовую, вошли в людоедский город. Мнргошумные, многоцветные толпы со всех концов еврейского мира. Каждый принес с собой запахи и зловоние родных мест. Люди обнимались и целовались друг с другом, ведь послезавтра--- бессмертный праздник, все-евреи - братья! Иисуса, который появился на скромном ослике во главе целой толпы-с ветвями в руках, встретили смехом. - ,

-- Это еще кто такой?

Калеки, больные и оборванцы подняли вверх руки, стиснутые в кулаки, и закричали с угрозой:

-- Сейчас увидите! Это Иисус Назорей, царь иудеев!

Иисус спешился и, шагая через две ступени, поспешно поднялся в Храм. Добравшись до портика Соломона, он остановился и огляделся вокруг. Здесь установили лавки, и тысячи людей продавали, покупали, торговались, ссорились, расхваливали свой товар -- купцы, менялы, владельцы харчевен, блудницы. В глазах у Иисуса потемнело, священное безумие овладело им. Он поднял стрекало и принялся крушить таверны, закусочные, лавки, опрокидывал столы, колол стрекалом торговцев и шел вперед с криком: "Вон! Вон! Вон!" Он размахивал стрекалом и кричал, а внутри него звучала тихая, полная,; скорби мольба: "Господи, Господи, что должно свершиться, да свершится! Но только поскорее. О другой милости я и не прошу. Поскорее. Пока у меня еще хватает сил".