Страница 13 из 17
Ильицкий же ответил:
– Не менее похвально, чем употребление фразы «семь пядей во лбу» для француженки.
– Француженки? – из дальнего угла гостиной вытянул шею Жоржик, которого Алекс угощал кубинскими сигарами. – Где?!
– Все француженки остались во Франции, mon cher10, – ответила ему Елена Сергеевна со смехом, кажется, она и сама не поняла, как только что меня выручила, сменив тему.
Я же, проходя в комнату, бросила на Ильицкого единственный взгляд, которым умоляла не выдавать нашего знакомства и, тем более, моего французского происхождения.
Не знаю, понял ли меня Евгений, и насторожился ли этим, потому что ему самому пришлось тотчас отвлечься: Елена Сергеевна, небрежно беря его под руку, увлекла за собой.
– У нашей Лидочки такой великолепный французский выговор, – продолжила она нежелательную для меня тему, – такой правильный, что я и сама иной раз теряюсь – вот что значит получить достойное образование. Но, даст Бог, Лидия Гавриловна хоть чему-то научит нашу глупышку Мари… кстати, где Мари?
А Мари пыталась раскурить сигару, вполне одобряемая папенькой и Алексом.
– Мари! – вскричала Елена Сергеевна.
– Ну и как – удается Лидии Гавриловне воспитание? – вполголоса, но так, чтобы слышала я, спросил Ильицкий у Полесовой.
Вопрос, впрочем, был риторическим.
– Maman, ну что вы, право слово… – девица небрежно держала в пальчиках сигару, будто делала это уже тысячу раз, – всем давно известно, что современная женщина должна быть несколько émancipé11. И, разумеется, должна курить. В свете все дамы курят. Правда ведь, Алекс?
Тот подносил ей спичку и ничуть не был смущен:
– На этот раз Мари права, Елена Сергеевна, – снисходительно улыбнулся он. – Не вижу в курении ничего дурного.
– Но не сигары, ma chere! – В глазах у Полесовой уже стояли слезы. – И не в шестнадцать лет. Лидия Гавриловна, скажите что-нибудь!
Я хоть и была несколько шокирована, но успела прийти в себя и, как ни в чем не бывало, теперь поправляла у зеркала прическу, примятую шляпкой.
– В самом деле, Елена Сергеевна, ну что вы разволновались? – ответила я. – Ежели m-lle Полесова так уверена, что непременно попадет в свет, то, разумеется, ей следует начать курить сигары. Курите, Мари, ну же…
Сама не знаю, зачем я это сказала – подобная лояльность вовсе не была в моем духе. Но сейчас, когда все взгляды были обращены на маленькую паразитку, а та стояла с дымившейся уже сигарой… мне почему-то показалось, что Мари не столько хотела и впрямь закурить, сколько в очередной раз пыталась шокировать публику. Может, она ждала, что я велю ей немедля оставить это занятие, накажу, и тогда она с чистой совестью смогла бы ненавидеть меня дальше?
Не получив же наказания, Мари ничего не оставалось делать, как поднести во всеобщей тишине сигару ко рту и втянуть в себя дым. Клянусь, в это мгновение в глазах ее было неподдельное страдание. И уверенность ее тотчас кончилась: набрав полный рот дыма, девица понятия не имела, что делать с ним дальше, и только сдавленно икнула, глядя на всех очень несчастным взглядом. Потом дым повалил у нее из носа и даже, кажется, из ушей – Мари, забыв о своей émancipé, закрыла ладошкой рот и надсадно закашлялась.
– Деточка, маленькая моя, что же ты!.. – первой бросилась к ней Елена Сергеевна, а следом и остальные.
Я же не шелохнулась и продолжила поправлять прическу.
Глава десятая
Мальчики вскоре выпросили разрешения пойти на конюшню – своего выезда Полесовы не имели, так что, появляясь у Курбатовых, первым делом они мчались к лошадям. Взрослые же коротали время до обеда за карточным столом, но я играть отказалась, присаживаясь в кресло у камина, где Алекс Курбатов с наслаждением докуривал сигару, а в кои-то веки притихшая Мари переживала свой недавний позор.
Впрочем, едва я присела напротив них, Мари напустила на себя неприступный вид и сказала:
– Алекс, я решила, что тоже хочу посмотреть на лошадей, вы проводите меня?
– О, с удовольствием! – он тотчас затушил сигару в пепельнице и собрался уйти – я едва успела его задержать.
– Алекс, как же – вы разве забыли, что обещали мне помочь в одном деле?
– В каком?! – одновременно изумились Мари и графский внук. Только, если в голосе Мари звучало недоверие пополам с недовольством, то Алекс просто был удивлен.
– По поводу Сержа…
Дело в том, что у Сержа Полесова – Митрофанушки – в будущем месяце именины: его маменька, которая имела обыкновение изливать на меня весь поток своих мыслей и переживаний, сказала как-то, что понятия не имеет, что подарить сыну. Книжек он не читает, а от игрушечных солдатиков уже полки ломятся в детской. И я обронила тогда, что можно посоветоваться с Алексом Курбатовым – он точно подскажет что-нибудь дельное. И я даже задала ему сей вопрос около недели назад, а он обещал подумать позже, после чего оба мы о подарке благополучно забыли.
– Ах, по поводу Сержа и его именин… – вспомнил он сейчас без особенного воодушевления.
– До его именин еще почти месяц, – раздраженно сказала Мари, – вы можете поговорить в другой раз. Так пойдемте, Алекс?
Она упрямо тянула графского внука за рукав, и тот действительно нерешительно поднялся. Однако поймал мой взгляд – просящий с намеком на укор – и сдался, усаживаясь назад:
– Простите, Мари, я действительно обещал.
Мне на миг показалось, будто идти смотреть лошадей с этой несносной девчонкой ему и впрямь более по душе, чем беседовать со мной.
– Что может быть интересно мальчишке в тринадцать лет?.. – Алекс шумно вздохнул и обвел глазами гостиную в поисках ответа, – подарите ему солдатика, допустим. Серж их любит.
Он, разумеется, хотел покончить с темою поскорее – я же делала вид, что этого не замечаю:
– У него полно солдатиков, – покачала я головой сокрушенно и задумчиво.
– Ну… не знаю, подарите тогда лошадь.
– Живую? И где ее держать – на балконе? – я улыбнулась, и Алекс усмехнулся в ответ.
– Подарите ему крысу, m-lle Тальянова. Серж придумает, что с ней сделать, уверяю.
Мари уже как будто передумала смотреть лошадей и теперь испепеляла меня взглядом, встав за спиной Алекса. По поводу крысы – она явно намекала на тот случай, когда я открыла свой ридикюль, буквально на две минуты оставленный в классной комнате, и обнаружила в нем откормленную белую мышь, с диким писком выскочившую мне на юбку.
Но мы с Алексом, как взрослые люди, предпочли сделать вид, что не заметили ее намеков.
– Подарите тогда пистолет какой-нибудь. Игрушечный.
– Пистолетов у Сержа тоже достаточно, – вздохнула я еще печальней. Но, чуть помедлив, подняла заинтересованный взгляд на Алекса: – хотя… что если подарить не совсем игрушечный, а, скажем, модельный?! Чтобы точь-в-точь как настоящий? Только не стрелял бы, разумеется. Я видела такие модели в одной лавочке на Петровке. Ах, Алекс, вы мне так помогли – я выразить не могу, как благодарна вам!
– Лучше бы вы подарили пистолет, который стреляет по-настоящему, – заметила Мари, зевая громко и совершенно неприлично.
Кажется, отвратительное поведение моей воспитанницы утомило сейчас даже ее лучшего друга:
– Мари, мне кажется, ваши шутки совершенно неуместны, – с раздражением заметил Алекс, – особенно в свете того, что случилось вчера…
К слову темы убийства Балдинского все словно нарочно избегали: Елена Сергеевна была сегодня в темно-фиолетовом платье, будто траурном, говорили и смеялись за картами заметно меньше, чем обычно, но о трагедии никто не решался заговорить вслух. С Балдинским и Полесовы и Курбатовы познакомились лишь неделю назад, знали его очень плохо и, наверное, считали нелепым недоразумением, что его убили именно в их доме.
Что касается Мари, то даже замечание Алекса ее не устыдило в этот раз. Она лишь прищурилась, став даже уверенней, обошла диван и села рядом с Курбатовым, будто разговор стал вдруг ей интересен:
10
Мой дорогой (фр.)
11
Эмансипированная (фр.)