Страница 43 из 46
Родивилин повел через большак 3-й батальон. За ним последовали санчасть и обоз.
Рядом с моими санями я увидел сына лесника Володю Анодина. Это был смышленый, начитанный мальчик. Вел он себя в бригаде по-мальчишески смело. Но на этот раз Володя явно перетрусил.
— Страшно небось? — сочувственно спросил я.
— Нисколечко! — бойко ответил мальчик.
— А мне вот страшновато…
— Неправда! Комиссары — они всегда бесстрашные.
— Ну раз так, садись ко мне. Вместе мигом проскочим через большак.
Мальчишка с радостью забрался в сани.
За большаком на целый километр тянулось мелколесье. Выслеживая путь партизан, над колонной стал кружить немецкий разведчик. Чтобы отогнать его, пришлось ударить из десятка пулеметов.
К середине дня большак пересекли последние лазовцы.
Бригада двигалась без отдыха до наступления сумерек. Больше полутора суток мы находились в бою и на марше, без пищи, на лютом январском холоде. От усталости люди буквально валились с ног. После небольшого совета командование предоставило партизанам право решить, что делать дальше: либо ночевать у костров и здесь же устроить дневку, либо добираться до ближайших деревень. И все же, несмотря на страшную усталость, партизаны единодушно решили продолжать поход. Надежда на полноценный отдых в тепле словно придала им новые силы.
Часа в два ночи бригада расположилась в шумячских деревнях Дунаевщина и Изборовщина. Жители этих деревень уже второй раз гостеприимно приняли партизан.
Много знакомых встретили мы здесь. Все они искренне радовались, что лазовцев стало в десять раз больше, чем было летом.
Хорошо отдохнув, следующей ночью мы перешли в Климовичский район Белоруссии.
Две недели рейдировала бригада по белорусским деревням. В самом начале рейда, в деревне Питер, небольшой отряд гитлеровцев, не разобравшись, что к чему, попытался напасть на нас и был полностью уничтожен. После ухода бригады оккупанты выжгли Питер дотла, оставив без крова ни в чем не повинных крестьян…
Однако фашисты довольно скоро примерно установили, какими силами располагают партизаны, и стали поспешно стягивать войска: они привыкли действовать наверняка.
Началась игра в кошки-мышки. Ночью бригада занимала два-три населенных пункта. Разведчики зорко следили за передвижением противника. Как только вокруг партизанских деревень собирались силы, достаточные для нападения на партизан, бригада снималась и уходила километров за тридцать — туда, где не было гитлеровских гарнизонов. Оккупанты вынуждены были опять разыскивать нас, перебрасывать своих солдат, разрабатывать новые, планы. Но стоило им закончить подготовку к нападению — партизаны снова исчезали…
Так повторялось много раз. Жители белорусских деревень Артемовна, Городок, Старая Вуда, Касперка, Пехтери и других принимали смоленских партизан, как родных братьев, помогали всем, чем могли. Особую сердечность и радушие встретили мы в Макеевичах.
Игра в кошки-мышки оказалась довольно чувствительной для противника. Почти каждую ночь группы партизан, забравшись подальше от места нахождения бригады, в коротких стычках разгоняли полицейские гарнизоны, заодно пополняя наши запасы продуктов. Не было дня, чтобы немцы не нарывались на нашу засаду.
В один из ненастных февральских дней бригада получила задание взорвать небольшой однопролетный мост на железной дороге Кричев — Рославль. В радиограмме Попов предупреждал о сложности обстановки в этом районе и подчеркивал, что задание необходимо выполнить точно в назначенный срок.
Операцию поручили 3-му батальону. От командовании бригады с батальоном послали меня. Отобрав наиболее тепло одетых партизан, мы с Родивилиным повели их к железной дороге. С Коротченковым условились, что к моменту нашего возвращения бригада должна передвинуться опять в Ершичский район.
Разыгралась метель. Люто завывал ветер. Снег слепил глаза. В трех шагах не видно было ни зги. Я боялся, что собьемся с пути, хотя шли в основном по дорогам и сворачивали лишь при обходе деревень. Вел нас младший брат Родивилина, Даниил, отлично ориентировавшийся в темноте.
Проникнуть в нужный район оказалось непросто. Все селения кругом были забиты оккупантами. По дорогам сновали мотоциклы, довольно часто пробегали легковые и специальные машины. По всему было видно: где-то рядом стоит крупное соединение оккупантов.
За день разведчики нащупали скрытые подходы к мосту по перелескам и балкам. Ночью мы с величайшими предосторожностями пробрались к мосту. По нему неторопливо вышагивал часовой. Родивилин отобрал двух добровольцев. Через несколько минут они бесшумно сняли часового. Два взвода вышли на полотно справа и слева от моста, образовав заслоны. Принялись за свое опасное дело подрывники.
Тревожные минуты пережил я, когда с запада все отчетливее стал доноситься шум приближавшегося поезда. Но минеры успели.
— Все готово, — доложил Родивилин. — Разрешите дать команду на взрыв.
— Люди отведены?
— Так точно.
— Давай!
Молнией сверкнуло пламя. Содрогнулась от взрыва земля…
Даниил Родивилин, который по-прежнему вел нас, получил приказание:
— Самый широкий шаг!
Высокий, крепкий Даниил делал такие шажищи, что мы с трудом поспевали за ним. Торопились мы не напрасно. Деревни вокруг засветились ракетами. По дорогам загудели грузовики с гитлеровцами.
Вьюжная ночь надежно укрыла нас. Целиной, по глубокому снегу мы обошли все вражеские кордоны и через два дня соединились с бригадой в деревне Ломня, что в десяти километрах от Ершичей. Здесь мы узнали счастливую новость: 8 февраля войска Воронежского фронта освободили Курск.
— Красная Армия скоро будет здесь! — ликовали партизаны.
Последние трое суток так измотали меня, что, попав в теплый дом, даже толком не пообедав, я уснул непробудным сном. И проспал очередную стычку с противником. Две роты гитлеровцев попытались атаковать Ломню и попали под перекрестный огонь партизан. Оставив на снегу пятьдесят два трупа, оккупанты убрались в Ершичи…
Ночью бригада беспрепятственно пересекла Мглинский большак, чуть южнее Ершичей, и снова оказалась в знакомом лесном краю.
Леса по-прежнему блокировались немцами, но теперь вражеских солдат было здесь значительно меньше. Наш лагерь каратели превратили в свою лесную крепость: вырубили вокруг деревья на расстояние ружейного выстрела, опоясали дерево-земляными укреплениями, за которыми укрылся сильный гарнизон.
— Ну и черт с ними! — сказал, узнав об этом, Коротченков. — Пусть сидят. Все будет меньше ихнего брата на фронте. Леса у нас большие, найдется место и для партизан…
Начальник Западного штаба партизанского движения Попов приказал прервать на несколько дней движение на железной дороге Кричев — Унеча. Щербаков и Мищенко попросили доверить это задание 2-му батальону. От штаба бригады с ними пошел Винокуров.
Четверо суток добирались щербаковцы до места намеченной диверсии между Климовичами и Костюковичами.
К великому удивлению Щербакова и Винокурова, появление партизан не явилось для оккупантов неожиданностью. Все говорило за то, что здесь ждали «визита» и подготовились к нему. На станции Костюковичи стоял под парами бронепоезд. В нескольких населенных пунктах всего день назад сосредоточились довольно крупные силы противника. Гарнизоны оккупанты разместили так, что в любой момент могли быстро окружить небольшой лес, который мы полагали использовать как исходную позицию.
— Ну и ну, — пожал плечами Щербаков, выслушав доклад командира взвода разведки Измашкина. — Чертовщина какая-то получается. Если все это связано с нашим приходом, значит, немцам кто-то заранее сообщил о замыслах партизан. Ведь надо было время, чтобы подготовиться… Кто мог сделать такую подлость? План операции знал только командный состав. В населенные пункты по пути следования мы не заходили.
— Может, проболтался кто из разведчиков? — осторожно предположил Винокуров.