Страница 2 из 19
Но вразрез с этой скупостью шла традиция, чтобы во время приемов на именинах или при других праздничных семейных оказиях пустить гостеприимство вовсю.
За неделю хозяйка начинала готовить всякие яства и закуски, особенно в холодное время, когда мороз позволял долго их сохранять. Приготовления заканчивались печением пирогов, – уже накануне празднества. Труд для хозяйки был великий, потому что прислуги держалось мало – на нее неохотно тратились.
«Сам» ездил в Москву закупать вина и закуски, которых нельзя было купить в Муроме.
Собирались гости, начиналось угощение. Стол заставлялся всеми видами закусок, какие только можно было найти в московских гастрономических магазинах или изготовить дома, – однако только закусками. Вокруг стола рассаживались одни лишь мужчины. Когда они наедались до отвала, уходили отдыхать в кабинет. Стол приводился в порядок, снова заставлялся закусками, но за ним рассаживались и наедались до отвалу одни только женщины.
И женщины отрывались, наконец, от стола и шли на женскую половину расстегивать корсеты и юбки, готовясь к продолжению объедения. Стол же опять приводился в порядок и заставлялся рыбою, дичью и другими основательными блюдами.
Снова наедались сперва мужчины, а после них женщины.
Через некоторое время новая смена стола: сладкие блюда, фрукты, соответственные вина. И так объедались целый день.
После обеда на одном из таких приемов я спросил гостеприимного хозяина Н. В. Суздальцева, одного из самых именитых муромских купцов:
– Ну, и мастерица же ваша супруга! Поцеловали ли вы ей ручку за то, что она наготовила?
– Какое там ручку… Все поцеловал, что полагается!
Особенно замечательны были муромские пироги, необыкновенно пухлые. Очень вкусен был пирог, называвшийся в Муроме почему-то «наполеоновским». Была в городе одна вдова, специалистка по его изготовлению. Пирог состоял из нескольких слоев, разделенных между собой: слой с мясом, рыба с вязигой, капуста, что-то еще… Казалось, что кусок такого пирога, толщиной чуть ли не в три вершка, в рот не пойдет. Шел, однако, да еще как вкусно было.
На маслянице муромские купцы начинали объедаться блинами еще чуть ли не в постели.
Общественной жизни в Муроме тогда не было заметно почти никакой. Да и интеллигенции было очень мало. Небольшое число чиновников и учителей, очень малое число дворян с их уездным предводителем, а все остальное покрывалось муромским купечеством.
Разумеется, были где-то и другие люди, с более высокими культурными запросами, со стремлением к знанию, но их заметить было нельзя.
В общем, городская жизнь была настолько малокультурной, что, например, прочитать тогда в Муроме публичную лекцию показалось бы бестактностью, совершенным непониманием обстановки.
В центре интересов муромской жизни стоял базар. В нормальное время, как это ни странно было, – в Муроме можно было найти в торговле далеко не все. Поэтому гости среди недели были для хозяйки настоящим несчастьем. Если вас приглашали в гости, то не иначе как на субботу или воскресенье. Опытные гости и сами так приходили.
Вызывалось это тем, что в Муроме по субботам бывал базар, и притом довольно большой. Соборная площадь и боковые улицы сплошь заполнялись возами. На базаре муромляне себе все и закупали, на целую неделю.
Цены, правда, были дешевые. Зайца можно было купить за 20–30 коп., их привозили целыми возами. Тетерку – за 40–60 коп., поросенка – за 1 р. – 1 р. 20 коп. и т. п. Четыре стакана молока – 20 коп.
Город в сильной мере жил интересами базара. Слышались разговоры:
– Как этот базар сошел?
– Да ничего! Только прошлый был еще больше.
Был и клуб – общественное собрание. Летом он помещался на конце маленького городского бульвара, выходящего к Оке. На берегу стояло деревянное здание, перестроенное из барки, в два этажа. Здесь и собиралась публика – посидеть, поужинать. Можно было полакомиться прекрасной окской стерлядью и притом дешево.
Зимой в этом клубе только кутили купцы, да еще изредка ставились любительские спектакли.
Существовало еще прозябавшее дворянское собрание.
И потребности муромлян были малые. Еще по кавказской привычке к вину, приехав в Муром, я зашел в лучший бакалейный магазин спросить вина. Спрашиваю столовое вино – один сорт, другой, третий… Нет. Есть только десертные и дорогие вина. У меня вырвалось:
– Да что у вас в Муроме – только одну водку и пьют?
Неожиданно моя фраза пошла в ход, и я еще на протяжении полугода слышал, что ее цитируют.
А пили в Муроме водку действительно здорово. В предпраздничные дни перед винной лавкой образовывался длиннейший хвост, и вся улица была запружена телегами, ожидающими хозяев, что стояли в винной очереди.
В Муроме был и театр, летний. Это был деревянный сарай, расположенный в рощице, близ вокзала. Но открывался он редко.
При мне как-то открылся он по случаю прибытия «оперы». На самом деле приехала кучка учеников консерватории, маленькая труппа. Мы пошли послушать «Травиату».
Голоса были неплохие, но еще не готовые, не обработанные. Артистов было так мало, что некоторые исполняли по две роли. Такая возможность достигалась жесточайшими купюрами, лишавшими либретто смысла. Аккомпанемент – пьянино.
Но сценическая постановка была у бедных артистов замечательная. На вечере у Виолетты на тесной сцене поставили стол, главным украшением которого были известные всему городу два канделябра, стоявшие в буфетике местного вокзала. В картонные, облепленные позолоченной бумагой, бокалы лилось воздушное вино. И все в таком же роде.
Бывал, однако, момент, когда жизнь Мурома всколыхивалась до самого низу – это в самом начале лета: устраивалась ярмарка (с 25 по 29 июня). Она длилась формально лишь несколько дней, но приготовления к ней шли задолго, и задолго же там начиналась и торговля.
Спешно плотники ремонтировали старые деревянные бараки, строили новые. Площадь быстро покрывалась деревянными лавками, – но все это на незамощеной земле, во время дождя покрывавшейся топкими лужами. А между тем ярмарки здесь устраивались, вероятно, не одно столетие. Муромлянам не приходило в голову вымостить свое торжище.
Как на этой ярмарке все пахло стариной, не тронутой веками! Так, будто в этом затхлом углу ничто не меняется. Мелкая торговля – самым простым товаром, нужным для деревни. Ярмарка была рассчитана на мужика и на мелкого мещанина. Действительно, крестьяне соседних деревень стекались сюда массами. На обочине ярмарочной территории стояли целые вереницы возов, а из ближайших к ярмарке трактиров и на ней самой раздавались пьяные возгласы.
Лавочки были полны мануфактуры, простой галантереи, разной дешевой посуды и домашней утвари, глиняных и деревянных изделий и пр. Был небольшой и конный торг. А для развлечения – карусели, первобытные наивные балаганы, с выскакивающими из них, чтобы зазывать публику, намалеванными клоунами, жалкий зверинец. Сбоку площади приютился скромный провинциальный цирк. В отдельных павильонах торговали усатые греки, грузины и армяне восточными сладостями. А в центре, на небольшой площади, играл оркестр из шести еврейчиков. Боже, как он играл! Когда начнут, только и ждешь, как бы скорее кончили.
За неимением других развлечений, все мы каждый день ходили на ярмарку и накупали совершенно ненужный хлам.
Но район был действительно промышленный. В самом Муроме было несколько фабрик и заводов, например – Большая Муромская мануфактура. В окрестностях было развито производство мешков – они изготовлялись массами и давали хорошую прибыль. Затем – картофельно-паточные заводы, металлических изделий и пр.
Неподалеку было знаменитое село Павлово, славившееся металлическими кустарными изделиями: замками, ножами и пр. Это село работало с муромским отделением Государственного банка.
К тому же банковому району тяготели и весьма крупные металлические заводы и особенно Выксунский и Колюбакинский – отделение Коломенского.