Плюс один

— Поттер не хочет беспокоить свою маленькую принцессу, а я считаю, что тебе лучше туда не лезть.

— Он так и сказал? — с сомнением спросила я.

— Нет, конечно. Это я так издеваюсь. Но если он тебя внезапно запихнет в бункер, то я не удивлюсь. К защите своего он относится весьма серьезно.

— А если я куда-нибудь влезу, и испорчу вам все планы? — вернулась к теме своей неосведомленности я.

— Если будешь знать, начнешь нервничать и паниковать больше обычного, и тогда точно все испортишь.

— А если я очень попрошу все рассказать? — сощурилась я.

— Попробуй с Поттером, но на этом, как мне кажется, он будет стоять горой.

Пришлось обиженно надуть губы и временно смириться. Требовать объяснений у Руса все равно бесполезно, он знает все мои способы манипулирования и уже выработал к ним стойкий иммунитет. Я попыталась подлезть с этим вопросом к Поттеру… но он и сам был тем еще манипулятором. Отвлекал мое внимание, смущал, затыкал рот поцелуем или использовал еще кучу способов уйти от вопросов. Когда научился? Рус ржал в ответ на мои жалобы. Решила игнорить Поттера. В итоге он меня на плече затащил в Выручай-комнату. Как там говорят? Против лома нет приема? Против Поттера вообще ничего не работает.

Поэтому мне оставалось только жить дальше и не париться. Отметить день рождения Луны в феврале. Посмотреть еще два матча по квиддичу, зябко ежась на холодном ветру. Наконец-то научиться превращать мышей в бокалы и черепах в чайники. И с нетерпением ждать Пасхальных каникул, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть.

Рус говорил, что Дамблдор волнуется. Пожиратели зашевелились, словно что-то надвигается. Уроки Поттера у Дамблдора стали чаще. Судя по всему, Гарри выпытал информацию от Слизнорта и без зелья удачи. Сам директор часто мотался где-то. То ли в Министерстве помогал, то ли крестражи искал. Судя по всему, Снейп и Поттер так и не удосужились сказать дедушке в платье, что крестражей уже нет.

После упомянутой дуэли Поттера гонял еще и Флитвик. Маленький профессор раскрылся с невероятной стороны. Лично мне он напоминал Йоду с палочкой. Прыгал и кувыркался, как будто не почтенный полугоблин с бородой, а маленький циркач. Школа была близка ко мнению, что Поттер — супер-герой. В смысле силен, непобедим и прочее. Ну, а меня пытались отравить.

Видимо, кто-то из девчонок настолько потерял голову, что решил освободить избранного радикальным способом. Раз он больше ни на кого не смотрит, то нужно меня убить. Всегда знала, что влюбленные девушки опаснее влюбленных парней.

Отравить кого-то в Хогвартсе — задача непростая. За столом еда появляется сразу из кухни, незаметно яд могут подсыпать только ближайшие соседи. Если кто-то зайдет рыться в чужую спальню, то это заметят. К тому же, у девочек двери закрывались на ключ, простой Алахоморой не откроешь. Посторонние угощения, оставленные на перилах и столиках, я никогда не брала. Не настолько я люблю сладкое, чтобы тягать в рот что-то незнакомое. Но ведь яды могут быть не только в еде.

Из-за холода в замке мы носили с собой теплые мантии. Оставляли их на последних партах, или на вешалках снаружи, потому что в большинстве кабинетов имелись камины, и они хорошо прогревались. И вот в карман мантии мне и подложили подлянку. У Луны не самое крепкое здоровье, мне на морозе вечно хотелось чихать, сразу начинался насморк. Поэтому в кармане мантии носила носовой платочек. И его мне и смочили в крайне ядовитом зелье, которое проникает при вдыхании. Возможно, отравленный платок я носила в кармане несколько дней, все же пользовалась я им не слишком часто. Но когда мы отправились на урок ухода за магическими существами был сильный ветер, я опять начала чихать и достала платок. Сначала закружилась голова, потом потемнело в глазах, а ноги будто перестали держать, и я упала бы, не подхвати меня на руки однокурсники.

Неизвестная отравительница не учла только одного. Я уже не была никому не нужной Луной. Знакомых на курсе у меня было много, а зельевары, как только начинают обучение, часто боятся ядов особенно сильно. Анна носила с собой безоар, потому что страшно боялась отравиться во время уроков. И он спас меня. После двух суток в больничном крыле я больше нигде не ходила без сопровождения.

Мне по секрету сказали, что Поттер — псих и разгромил в щепки какой-то кабинет возле медпункта, но ему даже отработки назначать не рискнули. Я бы тоже не рискнула. Потому что он был зол. Любой мой платок пятьдесят раз проверялся всеми заклинаниями подряд. Любой проходящий мимо провожался тяжелым взглядом. Миона шутила, что он бы и ночевал у меня под дверью, но теперь нас каждый вечер приходил инспектировать Флитвик. Когда ученица чуть было не умирает, это не остается незамеченным.

Велись разговоры с учениками, проверяли спальни, но все понимали, что найти виновного практически невозможно. От яда давно избавились, воспользовались им незаметно, и теперь уже никого не найдешь. Допросы учеников проводил Снейп, так что я была уверена, что отравитель был не из робкого десятка. Рус никого не щадил. Но подливать всем зелье, чтобы узнать правду, было невозможно. Даже если опустить такую крохотную деталь, как его дороговизну. Оно плохо отражалось на общем самочувствии, делало человека рассеянным в течение нескольких дней и, при превышении дозы, могло привести к бесплодию. Давали его только тем, чья вина была практически неоспорима.

Через месяц я вновь вернулась к патрулированию коридоров. Поттер развлекал меня, прогуливаясь рядом. Предлагал воспользоваться маховиком и повторить один замечательный день… я отказывалась, Поттер не отставал. Мы спускались к подземельям, когда я расслышала шум.

— Что там? — указала на пустующий коридор я.

— Пустые классы и дополнительный кабинет зельеварения. Что-то услышала? Может, не будем людям мешать наслаждаться друг другом?

— Как-то много там людей для наслаждения, — возразила я. — Только если слизеринцы устроили оргию и сейчас танцуют для разогрева.

Поттер вытащил палочку, я тоже. В пустой коридор мы зашли с опаской, теперь шум был слышнее. Поттер стал гораздо серьезнее: уже и он понял, что звуки не похожи на парочку, занимающуюся любовью. Но прежде чем мы дошли до кабинета, дверь открылась и прямо на меня вышла Беллатриса Лестрейндж. Во всем своем сумасшедшем великолепии.

Посторонние в школе

Русу не сиделось на месте. Интуиция вопила об опасности, но все было спокойно. Сегодня он уже не был рад, что решил несколько ускорить события, демонстрируя соглядатаям Темного Лорда силу Поттера. Быть может, это плохая идея?

А еще он часто вспоминал это сравнение: лягушка в молоке. Он сам как та лягушка. Бултыхается, не в силах вылезти и, надеясь, что молоко станет маслом прежде, чем он в нем утонет. Очень хочется вылезти из всего этого, и как можно быстрее. Уволиться из школы, занять у Нины золота и открыть свою аптеку редких и сложных зелий. Эх, мечты-мечты.

Если бы она узнала, что они с Поттером наворотили, уже бы билась в панике. Решили не просто показать, что Поттер растет, еще и намекнули о поисках крестражей. Одна анонимная записка миссис Лестрейндж, сошедшей в Азкабане с ума. Один намек, что в ее личном сейфе не хватает очень важной вещи. Она должна начать метаться, а ее метания всегда к чему-то приводят. В этом особенность Блэков, они быстро заражают людей своими идеями. Но пока ничего не происходило.

Только что-то странное происходило на его факультете. Детей и родственников Пожирателей Смерти тут действительно училось больше всего. И в этом году все было несколько не так, поменялись расклады в лидерах и отстающих, слизеринцы перестали быть такими дружными, как раньше. Многие полукровки, наслышанные о чудачествах самых близких сторонников, начали избегать даже своих прежних друзей. Мальчишки, только ставшие частью этого ордена, кичились важностью, отчего лишь усугубляли обстановку на факультете. В общем, тот еще серпентарий.

А теперь еще какое-то странное шевеление. Он не мог понять, что происходит. Снейп, хоть и не был у Волдеморта с первого сентября, был фаворитом, любимцем. Отчеты Рус отправлял исправно, стараясь создать ситуацию, когда нападение нужно самому Волдеморту. И знал, что свихнувшийся маньяк орет на всех, вскользь упоминая, что лишь Снейп делает что-то полезное. Из-за этого мальчишки, сыновья отвергнутых фаворитов, его ненавидели. Как же. Они привыкли видеть на вершине своих отцов.