На 4 кулака

– Но вы ведь, к примеру, тоже рыжевато-русый и вместе с тем лысый!

– Да? Ну спасибо! – обиделся Акунинский. – А это – одетый в костюм и полностью обнаженный? В одно время, а?

– Ну жарко ему стало, вот и разделся!

– Сто пятьдесят два сантиметра – высокий? Симпатичный со шрамом? А что это за глаза цвета вишни? Красные, что ли?

– На вкус и цвет – спора нет! – мигом сориентировалась я.

– Ладно, это все куда ни шло, но объясни-ка мне, дорогая, что значит иногда хвост?! Что-о?

– А то-о, – передразнила я, – есть такие люди, оборотни называются, у них то есть хвост, то нет. Когда полнолуние, например, в тот самый день – день убийства, – человек превращается в волка, и у него вырастает хвост. Понимаете?

Бедняжка следователь схватился за голову.

– Нет. Ничего не понимаю. Какие спелые вишни? Какие оборотни?! Ка-кой хвост?!!

Катька открыла тут же, наверное, ждала меня в прихожей.

– Ну, рассказывай, и примемся за дело. – Она действительно выглядела так, словно собиралась куда-то идти: броская одежда, черная подводка на глазах, накладные ресницы. Прическа, однако, подвела: спутанные волосы пока еще не видели ни расчесок, ни гелей для укладки. Возможно, она просто не успела за них взяться, время по ее меркам было утреннее.

– За какое еще дело? – спросила я со скептицизмом, но с ложным: на самом деле мне было интересно узнать, что же затеяла Катька.

– Искать убийцу.

– Мы?! Ты что, с ума сошла? Пусть полиция ищет.

Мы прошли на кухню. Катя включила чайник на подогрев и потянулась к верхней дверце шкафа, чтобы достать пачку чая.

– Полиция-то, возможно, найдет, – сказала она, не оглядываясь на меня, – могу предположить даже, что того, кого надо. Только нам-то, думаешь, скажут? То-то. Неужели ты не хочешь узнать, кто организовал тебе встречу с трупом?

Я задумалась, но лишь на пару секунд.

– Не хочу, конечно. Ты же меня знаешь, я человек пугливый. Но чтоб себя не обижать, скажу лучше – умный и осторожный. А искать убийцу – дело опасное. – Здесь я вздохнула. – Только вот…

– Что? – заинтересовалась подружка.

Могла ли я продолжить знакомство с Николаем, не будучи уверенной в его невиновности? Разум подсказывал гнать его в шею в случае, если он объявится. Но сердце… Оно никак не допускало мысли о том, что можно отказаться от потенциального счастья из-за какой-то параноической подозрительности, и стучало чаще каждый раз, когда мысли возвращались к Нему. Опасность опасностью, но что она представляет собой в сравнении с Любовью?

Любимова ждала ответа, но многолетнее знакомство с ней подсказывало, что меня засмеют, если я озвучу свои настоящие мотивы. А то и отругают. Мыслимо ли – влюбиться в парня, которого видела за пару минут до обнаружения трупа!

– Только вот как мы будем его искать, даже если забыть про опасность? – выкрутилась я.

Честно говоря, я предполагала, что вопрос мой поставит подругу в тупик или хотя бы в раздумья на некоторый промежуток времени, но не тут-то было: ни секунды не медля, Катя, будто ждавшая этих слов, восторженно ответила:

– А-а! У тебя подруга не дура! Я раздобыла один адресок, туда нам надобно смотаться и задать парочку вопросов.

– Что за адрес?

– Где жил покойный. Мы пойдем к его жене и что-нибудь выясним, к примеру, кто мог желать его смерти…

Я почесала бровь. Катька стала разливать кипяток по чашкам, предварительно положив в них по пакетику, но смотрела, однако, не на столешницу, а на меня. При этом ни капли не пролилось мимо. Этот фокус она проделывала уже неоднократно, и я до сих пор теряюсь в догадках, как ей это удается. Я бы уже ошпарила не только дерево, но и всех живых существ, имевших несчастье оказаться в одном со мной помещении.

– В принципе, можно, но сомневаюсь, что это принесет какие-либо существенные плоды. А как ты адресом-то разжилась?

– От уважаемого Бориса Николаевича!

– Что?! Он дал тебе адрес?! – Я не удержалась и свалилась со стула.

Любимова у меня девушка красивая, обаятельная и формами не обделенная, длинноволосая темная шатенка с голубыми глазами, но чтобы черствый Борис…

– Ага, дал! Держи карман шире! Поднимайся обратно, ничего он мне не дал.

– А как же…

– Сама взяла! Не все же ему в кабинете сидеть, он отлучился – я в документики и заглянула. Ну и сфоткала все, что посчитала нужным. Дату рождения Крюкова, место его работы, адрес по прописке.

– Ты лазила по чужим документам?! – изумлению моему не было предела. Пусть малая доля любопытства во мне все же присутствует, но я никогда, никогда не притронусь к чужим вещам, даже если это будет вопросом жизни и смерти.

– Расслабься, – беспечно отмахнулась она, – он меня не застукал. – Действительно, это ведь главное в вопросах этики! Лишь бы никто не узнал, что ты делаешь что-то, что этой самой этике не соответствует! Я покачала головой, а Катька кивнула на мою чашку. – Ты допила? Пора выдвигаться.

За несколько месяцев до этих событий

Мужчина, стоя на стуле, затянул галстук вокруг своей шеи. «Что ты медлишь? – торопил он себя. – Давай же, ты сам этого хотел. Чем раньше ты это сделаешь, тем быстрее ты будешь вместе с любимой женщиной. Так хочется ее пожалеть, погладить, утешить. Она уткнется в мое плечо и будет плакать, вспоминая, как тяжело пришлось ей в самый последний час ее жизни на Земле. А я скажу… Что я ей скажу? Надо заранее придумать ответ, а то кто знает, как будут работать у меня мозги там? – Мужчина усмехнулся сам себе. – Какие мозги? Они же являются частью тела, которое умрет. Интересно, что такое сознание? Связано ли оно только с мозгом или же с душой? Иными словами, останется ли сознание таким же после смерти? На всякий случай ответ я должен придумать сейчас. Что ж, я скажу ей: „Милая, пойми, что бы с нами ни происходило – это судьба. Сначала я корил себя за то, что отпустил тебя одну. Теперь же мне открылась истина. Все, что мы делаем, не случайно. И я никак не мог повлиять на линию судьбы. Прости, что заставил тебя ждать эти долгие два дня, хотя там, наверно, это мгновение. Я иду к тебе“. А она, вероятно, ответит: „Ты же пошел на великий грех! Себя нельзя убивать!“ – „Любимая, я верю в судьбу. Если бы я не должен был так поступить, у меня бы не получилось, верно? То есть в Книге судеб сказано, что я убью себя. Почему же ты говоришь, что это грех, если великий и всепрощающий Господь сам написал это в этой своей Книге?“ Что же ты на это возразишь? Наверно, вот что: „Милый, ты же знаешь, Люцифер нам посылает разные искушения в течение всей нашей жизни: вино, героин, жажда денег и власти, клевета, распутство, постоянные жалобы на жизнь… Суицид, как способ избавления от неприятностей и тяжб судьбы, уготовленных нам Господом, способ ухода от них в иной, лучший мир, – также искушение Дьявола. Я рада, что ты со мной, я скучала по тебе, но ты все равно не должен был так поступать“. – „Хорошо, любимая, ты права, – произнесу я тогда. – Я совершил тяжкий грех, но все это лишь для того, чтобы снова увидеть твою душу и иметь возможность быть с тобою вечно“».

Мужчина так обрадовался найденному внутри сознания облеченному в слова объяснению, так явственно представил себе, как озвучит его своей жене, когда вновь с ней встретится, и как засияет ее по-ангельски прозрачное лицо, что не смог сдержать счастливой улыбки. Он затянул потуже на шее галстук и сделал глубокий – последний! – вдох, как вдруг в этот момент послышался звук поворачиваемого в дверном замке ключа.

– Па, ты дома? – услышал он тихий голос своей дочери. Сегодняшние занятия отменили, поэтому она вернулась раньше. Бросив сумку в прихожей, она пошла в ванную. Через пару секунд до него донесся шум весело журчащей воды.

«Господи, что ж я делаю? – осенило вдруг его. – Дочурка, бедная моя! Тебе же так тяжело, а я собрался бросить тебя! Что я творю? Трухлявый осел, совсем спятил на старости лет?! Решил свою девочку полной сиротой оставить? Эгоист, форменный эгоист! Я уйду, а дочь останется, и ей будет намного тяжелее, чем теперь. Тем более когда она первая обнаружит меня висящим под потолком с некрасиво высунутым языком, мертвенно-бледным лицом и темными пятнами вокруг выпученных глаз. Какой кошмар… Я не могу этого допустить. Прости, милая, я обязательно приду к тебе, но тогда, когда наступит время. Сейчас я не могу, понимаешь? Я должен оберегать нашу дочь. Она все, что у меня осталось на этом свете, а я, в свой черед, все, что есть у нее».