Скрежет ручки в залитой вином комнате

После нашего ухода из колонок заиграла очередная херня из разряда «туц-туц», потихоньку стали вызывать различных полухмельных гостей на сцену. Там-то и был их выход, где каждый хвастал своим важным видом, дорогими костюмами, часами, шлюхами, что пришли с ними и прочей ненужной хренью, что приобретают себе богатые люди в надежде обрести в этом счастье. Это был момент истины, их предназначение, их час, ради которого они, собственно, и пришли сюда — покрасоваться перед остальными. Бог был прав, они запутались в ценностях, и окружающие шик и роскошь лишь имитировали счастливую жизнь, но не делали её таковой на самом деле, так что и самим богатеньким дядям приходилось прикладывать немалые усилия для показа удовлетворённости и довольства подобным образом своего существования. Каждый из выходивших после нас на сцену считал, видимо, своей обязанностью поразить аудиторию красноречием, но основную ставку всё же эти люди делали на свои подарки. Свадебные дары были с большим количеством нулей на ценнике: спортивные машины, квартира недалеко от центра Москвы, вилла в Италии, бутылка вина, произведённая лет триста назад (у меня возникали сомнения в годности этого продукта), бредовые картины не менее бредовых художников-наркоманов и так далее. От каждой такой вещи, отданной просто так, на свадьбу, у меня проходили мурашки по коже. Чего уж говорить про Анюту: она в жизни не сталкивалась с подобной роскошью, и всё из вновь приобретённого производило на её лице — как, вероятно, и в её голове — настоящий фурор: эмоции так и били из неё фонтаном, что радовало её мужа, а самих даривших воодушевляло больше и больше. Последние даже почувствовали некое подобие соревновательного духа между собой, мол, кто удивит невесту больше.

На фоне всего этого хлама книга Шопенгауэра кому-то могла показаться песчинкой на пляже, но кто-то пытался делать вид, что догадывается о настоящей ценности вещей: то были ранее стоявшие со мной на сцене псевдомолодые люди — всё бурлили в их жопе молодёжные бунт и протест, бесцельные и бессмысленные. Я видел их лица: после каждого врученного элемента шикарной жизни те лишь делали гримасы отвращения, мол, как это скучно и банально. Они хоть и попадали, по моему мнению, в точку, но делали это неосознанно и просто ради того, чтобы хоть как-то отличаться от всех собравшихся. И ещё, быть может, просто ввиду небольшого содержания их конвертов с деньгами, в которых лежала сумма, вполовину меньше потраченных на их собственные наряды для свадьбы денег. В итоге получалось гадко и мерзко, я стал всё больше проникаться грустными настроениями.

В один из промежутков между поздравительными речами муж Анюты вышел из-за стола и куда-то направился. Анюту окружили гости, её родители, все они стали пытаться поднять и без того невероятно фантастическое настроение невесты. Моё присутствие там было лишним. За моим столом практически никого не осталось, даже Лука ушёл куда-то в бар. Мои глаза невольно гуляли по залу, голова же находилась в ожидании окончания всего этого праздника. Внезапно мой взгляд зацепился за давно потерянную Джаннет (или Женю), которая шла в сторону уборной. Она постоянно оглядывалась по сторонам, словно её могли уличить в чём-то незаконном. Такого я не мог пропустить, наконец-то хоть что-то могло занять меня. За дело брался детектив Сергеев, дело вскоре будет раскрыто.

Женя осмотрелась контрольный раз вокруг себя и зашла в сортир, и всё бы ничего, но дверь была не с той табличкой, куда ей стоило бы идти. Дело пахло гадко, как гадко порой бывает в мужском сортире (в женском я не был, но, судя по рассказам, там бывает ещё более отвратительно). Я поднялся из-за стола и направился прямиком на место событий. Репортаж обещал быть интересным. Дверь едва скрипнула под моим напором, но вряд ли кто-то мог это услышать. Вокруг не было никого, только какие-то звуки, доносящиеся из кабинок, а также стойкая вонища. Я опустился вниз, пытаясь разглядеть ноги в кабинках: в первой стояли ноги со спущенными штанами — видать, этот мужичок и был источником стойкого амбре во всём сортире, и чёрт его знает, что и в каких количествах нужно сожрать, дабы испускать такие блевотные запахи; вторая кабинка пустовала, если, конечно, там не сидел кто-либо в позе гопника с района (кстати, неплохой повод задуматься, почему последние так сидят — они хотят гадить, и не важно как: морально или физически); а вот в третьей и находился весь сок моего расследования: там красовались две пары ног — мужская сзади со спущенными штанами и женские туфли спереди. Женя вытворяла непристойности на свадьбе, а во время нашей беседы уверяла меня, что и не шлюха вовсе. Есть поверье, что если девушка утверждает о своей непричастности к касте шлюх и о своей душевной и телесной чистоте, то, с большей долей вероятности, дело идёт обратным образом. Осталось понять одно, кто же был тем самым джентльменом, кто умудрился совратить непорочную Женю, бедную и доверчивую девушку модельной внешности.

Внезапно я почувствовал какое-то странное желание уйти. История была забавной, а кульминации её так и не появилось, но в этот самый момент мне нужно было уходить. Ноги сами уволокли моё бездумное тело обратно в зал, где мне навстречу шла Анюта. Взгляд её был слегка озабочен, но, завидев меня, она тут же слегка обрадовалась, несмотря на мою грустную морду.

— Серёжа, слава Богу, это ты! — начала Анюта.

— Не всегда могу сказать, что я — это я.

— Послушай, ты не мог бы зайти в туалет и узнать у Даниэля, всё ли с ним в порядке? Он отошёл, а ведущий говорит, что пора бы продолжать. У нас много ещё по плану свадьбы.

— Он в туалете, ты сказала?

— Ну да, он отошёл туда, а я боюсь, как бы ему плохо не стало…