Страница 73 из 108
— Сегодня среда, так что, я надеюсь, ты успеешь выписаться к тому времени. Иначе свадьба без тебя — и не свадьба вовсе.
— Приятно это слышать, — мы съели немного апельсина. — Я вырвусь отсюда в каком бы то ни было состоянии.
— Лучше уж подлечись до конца, твоё здоровье важнее, — тут она лгала, ведь прощальная вечеринка куда важнее моего здоровья: там мы хотя бы погулять сможем хорошенько перед тем, как расстанемся навсегда. Моё лечение не подразумевает никакого веселья.
— Я буду, поверь мне. Всё сделаю для этого…
— Хорошо… выздоравливай, Серёж, мне пора идти, — она встала, доедая ломоть апельсина, и грациозной походкой пошла к выходу. Там она обернулась ещё раз, помахала рукой и с томным взглядом исчезла в коридоре больницы.
— Грёбаная жизнь, я ненавижу её, — проговорил я, после чего отвернулся к стенке. Старые пердуны пытались было расспросить меня о случившемся, но я им не отвечал ни на один, сука, вопрос. Они стали строить свои теории о неудачной любви и т.д. Да и пошли они в жопу. В жопу их, в жопу весь свет, я терял ещё одного близкого человека.
На следующее утро ко мне наведался Лука. Он также принёс мне стандартный набор из фруктов, но я даже не прикасался ко вчерашнему. Лука сел рядом.
— Ну как ты, Сергей? — начал он суетливо, ведь перед его носом сидел источник его дохода.
— Было лучше до того момента, как ты пришёл, — язвительно протянул я. — Почисти мне бананчик лучше.
— Всё шутишь, да? — он почистил банан, дал его мне и я с большим удовольствием стрескал его.
— Мне нужно в пятницу утром уже свалить отсюда, — заключил я.
— Это исключено, врач сказал, что как минимум до конца недели ты должен пробыть тут.
— Да мне похуй, что там врач заключил! — взорвался вдруг я. — У моего близкого человека свадьба!
— Извини, Сергей, но ты останешься тут до полного выздоровления. У нас много работы, и ты нам нужен здоровый.
— Так, Смит, я нужен тебе здоровый, потому что из нас двоих я зарабатываю деньги, а ты паразитируешь на мне. Нахер мне ты такой нужен?
— Опять началось, — прошептал он.
— Так, привези мне мою тетрадь!
— Какую тетрадь? — поинтересовался он.
— Вот ту самую, с кожаной обложкой.
— Хорошо, но зачем? Может, новую купить?
— А может мне нового агента нанять?! — гневно заявил я.
— Ладно, ладно, привезу. Она же на старой квартире, верно?
— Да, она там. Привези мне её сегодня же, Смит, без промедления, понял?!
— Хорошо, Сергей, ты главное не злись, — он стал вставать, — вон, почитай что-нибудь из того, что лежит на окне.
— Да я лучше дневники Пэрис Хилтон буду читать, чем это дерьмо! Всё, давай, за тетрадью, быстро, Смит. Я жду!
Лука ушёл из палаты с полным подозрения и недоумения видом, а я снова смог поразмыслить над тем, что буду делать в дальнейшем. Прошло какое-то время, и мне захотелось прогуляться по больнице. Я надел штаны взял капельницу с собой и пошёл мимо дежурного врача, который уснул после долгой и скучной смены. На одном со мной этаже оказалось отделение, где лежали больные онкологией. Я вошёл в этот Ад, где не было написано оставить надежду всякому сюда входящему, но, тем не менее, надежду тут оставляли все на входе и никогда потом не забирали с собой. Кругом находились живые мертвецы без единого огонька жизни в глазах. В одной из палат я увидел маленькую девочку, полностью обритую, сухенькую и бледненькую, а рядом сидели её родители, пытаясь хоть чем-то развлечь или утешить, зная окончательный результат нашей жизни. Как это было странно: жизнь заканчивается у всех так или иначе, обрывая наши страдания, но для детей это было чуть более трагично. Они не успевали прожить тот беззаботный период, когда им, собственно, самим делать практически ничего не нужно, период расцвета жизни и яркости её красок. В этот период они могут узнавать много нового для себя, что для взрослого кажется уже обыденной ерундой. От обыденной ерунды горят глаза либо у детей, либо у больных взрослых, что не смогли или не захотели повзрослеть. К старости радость обыденного приходит вновь, поэтому многие говорят, что старость — это второе детство. В любом случае, если для взрослых смерть — это избавление от страданий, то для детей это огромное лишение радостей этого мира. Если не они будут радоваться всему, то кто же тогда? Я сомневаюсь, что жирная рожа министра может радоваться так же, как это делает ребёнок, найдя гусеницу, ёжика или ещё что-то. Даже если эта жирная рожа покупает себе новый Майбах, которых у него уже жопой жуй.
Я решил покинуть этот Ад и вернуться в свой. Кажется, я стал понимать, что Ад либо разделён на кусочки, либо он попросту везде, где есть люди. Чёртова судьба и жизнь, они гнетут с каждой секундой всё больше. Из головы моей теперь никак не выходила эта девочка, я лёг, но уснуть так и не получилось. Тощее бледное лицо без волос и эмоций так и мелькали перед глазами. Обычно я пью в таких ситуациях, чтобы побыстрее упасть в пьяном бессилии, но здесь была другая история. Здесь не выпить, здесь приходится проходить весь Ад трезвым, отсюда могу сказать, что трезвенником быть сложнее: всё блядство этого мира ложится на твой подготовленный ум, и ты даже не можешь послать всё это к чёрту. Твой разум чист, и ты ищешь решения проблем, но такие проблемы, по большей части, нерешаемы. Жизнь — чертовски сложная штука, Серёжа, пора это принять трезвым. Тяжело, но приходится.