Деньги

Но на свет появился или вот-вот появится другой Симбалли. Пришло время делать деньги.

Я даю себе неделю. И действительно, мне потребуется семь дней, чтобы встретиться с Йоахимом.

Йоахим внимательно разглядывает меня с высоты чуть больше метра восьмидесяти пяти своими маленькими слоновыми глазами, которые выглядят как дыры на лице, способном навести страх на племя масаев. Он обращается ко мне:

– Ты думал, мне нужны твои деньги?

Я смеюсь.

– В какой-то мере.

Йоахим хмурится, не понимая, затем, к моему удивлению, краснеет, как девушка. Он отрицательно качает головой.

– Да нет, мне нравятся женщины.

– Мне тоже.

Йоахим португалец. Уже скоро я узнаю, что около пяти лет он провел в Мозамбике, а до того жил в Анголе, где носил военную форму, пока не ушел из армии, а точнее, добавляет он застенчивым шепотом, дезертировал. У него действительно страшная физиономия, которой можно испугаться даже днем, а еще больше ночью, помятый и изогнутый кверху нос в форме полуострова, на рябых щеках – две похожие на шрамы глубокие морщины. Его настоящее имя, по крайней мере под которым он известен в Кении, Йоахим Феррейра да Силва, и далее следует еще четырнадцать или пятнадцать разных имен и фамилий.

– Ты знал футболиста Эйсебио?

– Никогда не слышал.

– Он был лучшим в мире игроком, посильнее Пеле. А о Пеле ты слышал?

– Смутно.

– Эйсебио играл намного лучше, чем Пеле.

– Да ладно.

– Не веришь? Какого черта ты мне не веришь!

Я не вижу причины злить Йоахима по такому поводу. Мы повстречались с португальцем в здании аэропорта, расскажу, как это случилось. То был седьмой день моего пребывания в Момбасе; все предшествующие дни я изучал город пешком. Город – это громко сказано: два эстуария, длинные узкие бухты с выступающими далеко в море мысами, а между ними на несколько метров над водой возвышается полуостров, на котором арабы и персы, охотившиеся за рабами, а затем португальцы построили форты, мечети и храмы. В северо-восточной части находится старая арабская гавань с парусниками – арабскими дау, в южной – забитый грузовыми судами современный порт Килиндини. Именно здесь берет начало железная дорога, снабжающая Найроби и Уганду. С материком Момбасу соединяет платная автодорога. Если отправиться по ней на север, то она приведет к огромному чудному пляжу, вдоль которого выстроились роскошные современные отели. Здесь же можно увидеть особняк Джомо Кениаты. С фасадом этого дома вскоре мне придется познакомиться поближе по весьма печальному поводу.

Это то, что касается общего декора.

Для того чтобы обойти весь город, много времени не надо. Современный порт? Любой арабский или индийский экспедитор знает о нем в сотни раз больше, чем я смогу прочесть. Торговля? Чем? И вдобавок ко всему я абсолютно убежден, что терпеливое восхождение наверх, отнимающее у человека двадцать или тридцать лет жизни, не для меня. Понятно, что пришла пора делать деньги, но понятно и то, что делать их надо быстро. Это, конечно, большие амбиции, но мне плевать.

Более того, у меня в руках появился козырь, даже если я этого еще не понял, и Йоахим раскрывает мне его суть. Впервые я увидел его на террасе отеля Castle. Его лицо безработного убийцы не заметить было просто невозможно. На следующий день я вновь встретился с ним, затем еще дважды сутки спустя, а потом мне довольно часто приходилось видеть его во время скитаний по городу, хотя он со смущением девственницы старался избегать меня. Его застенчивость сильно удивляет меня и даже вводит в заблуждение. Мне кажется, что он добивается меня, и это никак не радует. Еще немного – и я врезал бы ему по морде. Сдерживало меня только природное добродушие и страх, что он не останется в долгу и сотрет меня в порошок.

– Я действительно ходил за вами, – говорит он, переваливаясь с ноги на ногу, словно медведь-шатун. – Но лишь потому, что у меня к вам предложение.

Он стесняется своего вида, хотя за мощной мускулатурой Кинг-Конга скрывается доброе сердце прыщавого школьника: он занимается организацией и проведением сафари.

– Но это не сафари класса люкс. Им занимаются в основном немецкие туристы, иногда шведы или датчане, бывают и англичане, которые торопятся, как в аэропорту: им подавай буйвола за время пересадки между рейсами.

Йоахим говорит по-английски или по меньшей мере пытается говорить. У него ужасный акцент, и слова он подбирает с большим трудом. Мы лучше понимаем друг друга, когда переходим на невообразимую тарабарщину из французских, итальянских и английских слов, приправленных испанскими.

– Сколько ты с них берешь?

– Десять тысяч шиллингов.

Семь тысяч французских франков.

– А я тебе зачем?

Йоахим объясняет, что я молод и весьма привлекателен (это и мое мнение), владею, помимо французского и итальянского, которые здесь нужны примерно так же, как коньки, английским и немецким языками. «Когда я обращаюсь к немецким туристам, – жалуется Йоахим, – они шарахаются от меня. И они меня не понимают». Йоахим предлагает мне две тысячи шиллингов за каждого приведенного мной клиента. Мы сходимся на трех. В знак дружбы мы пьем кока-колу: Йоахим не употребляет алкоголь, поскольку дал обет Фатимской Божьей Матери. Сбитый этим с толку, я вопросительно смотрю на него, но он серьезен, как папа римский. Сам я обычно пью только шампанское, не скажу, что много, но раз его нет, так нет. В моей голове выстраиваются самые невероятные комбинации: предположим, я нахожу два и почему бы не четыре или пять клиентов в неделю, а это уже пятнадцать тысяч шиллингов. Однако для этого потребуется нанять других Йоахимов, поскольку первому уже со всем не управиться, но этих будущих Йоахимов теперь нанимаю я, и с них я буду иметь не по три тысячи, а, скажем, по шесть тысяч шиллингов за клиента. И если у меня будет тридцать клиентов в неделю, то все кенийские джунгли будут заполнены сотнями тысяч, даже миллионами немецких туристов, и я легко смогу достичь шестисот шестидесяти девяти тысяч четырехсот двадцати четырех шиллингов в месяц (и это минимум!), а затем расширить бизнес в соседние страны и даже в Сенегал…

Но уже скоро на смену моим фантастическим планам приходит трезвый расчет. Правда в том, что прибывающие самолетом туристы мечтают о пляжах на побережье Индийского океана, экзотике, Момбасе как стародавнем центре работорговли, Момбасе, в котором побывал некий Стэнли в поисках знаменитого Ливингстона. Они не мечтают о сафари, разве что самую малость. Рынок, как сказали бы экономисты, до смешного узок. Уже через несколько дней я убеждаюсь в этом, когда охочусь за вновь прибывшими туристами, встречая их у трапа самолета и следуя за ними по пятам, когда они бестолково блуждают по улочкам и покупают ужасные сувениры, вырезанные из дерева, и подделки масайского оружия…

И все же.

Размышляя над тем, что мне поведал Йоахим, я начинаю улавливать суть идеи. Действительно, мое преимущество в том, что я белый, могу общаться с туристами на их языке, внушаю доверие, однако не настолько, чтобы продавать им ненужное сафари. А надо ли вообще им что-то продавать?

Я возвращаюсь к своему индийскому другу Чандре, которому продал часы. С тех пор как мы впервые встретились, я несколько раз заходил в его лавку, и мы стали почти друзьями, тем более что он успел продать мои часы с выгодой, о размере которой скромно умалчивает. Его ответы на мои вопросы подтверждают мою изначальную идею.

Наступил момент, чтобы делать деньги?

Ну что ж, я знаю как.

Мой первый клиент – немец из Южной Германии, насколько помню, откуда-то из-под Мюнхена, юрист или врач, во всяком случае, человек свободной профессии. После моих первых слов он пристально смотрит на меня:

– Где вы изучали немецкий язык?

– Моя мать – австрийка.

Нет, сафари его не интересует: он не охотник. Гид и переводчик ему тоже не нужны. «Если мне понадобится женщина, я предпочитаю выбрать ее сам». Я поднимаю руки в знак капитуляции: