Страница 40 из 42
Только люди способны планировать будущие потребности никак не представленные в текущей ситуации. Мы предвидим, что проголодаемся завтра, что зимой будет холодно и нужны теплый дом и теплая одежда. Даже шимпанзе строит ночной лагерь только при наступлении ночи. Агнета Гультц [Gultz 1991] назвала эту способность ситуативным планированием. В отличие от животных люди способны к антиципирующему планированию.
Почему когнитивно труднее планировать будущее, чем настоящее? Ответ на этот вопрос может лежать в представлениях о двух видах репрезентаций, которые необходимы для планирования. Когда происходит планирование для текущих целей и потребностей, то необходимо репрезентировать действия и их последствия, представить последствия по отношению к потребностям в данный момент. Это предполагает ситуативные репрезентации и не требует перцептивно независимых, детальных репрезентаций. Двум видам репрезентаций соответствует и уровень коммуникации. Ситуативные, обобщенные репрезентации дают возможность коммуницировать при помощи сигналов, а независимые детальные репрезентации – символами. Сигнал отражает то, что есть во внешнем мире, тогда как символ – во внутреннем.
Следовательно, когнитивное преимущество – независимые, внеситуативные репрезентации дают возможность прогнозировать отдаленные во времени и пространстве цели и потребности. Антиципирующее планирование предполагает и возможность кооперации индивидуумов в отношении этих будущих целей и потребностей, что означает координацию внутреннего мира индивидов. Такая координация возможно только на уровне символической коммуникации, т. е. человеческого языка. В своей теории происхождения сознания А. Н. Леонтьев описывает совместную деятельность как типичный пример, предполагающий распределение действий между членами человеческого сообщества для достижения единой будущей цели (загнать в ловушку животное и обеспечить себя пищей) [Леонтьев А. Н. 1972]. Здесь можно увидеть общность гипотез П. Гарденфорса и А. Н. Леонтьева. Однако необходимо указать и принципиальное различие. Если в теории Леонтьева внешняя деятельность является источником и причиной возникновения и усложнения внутреннего мира человека, то у Гарденфорса [Gardenfors 2002; 2003], напротив, именно когнитивное усложнение обуславливает становление более сложных видов деятельности.
Планирование у животных касается в большей степени текущих потребностей. Только люди способны планировать будущие потребности никак не представленные в текущей ситуации. Когнитивные отличия животных от человека могут быть суммированы следующим образом:
1. у животных нет способности к общей интенциональности, но понимание простейших интенций есть;
2. бедность триадических отношений Я-объект-Другой;
3. ограничение развития самосознания на уровне опознания себя (мое);
4. ситуативно-зависимые ментальные репрезентации;
5. ситуативное прогнозирование ближайшего будущего.
Следовательно, даже высшие животные достигают только уровня 2-летнего ребенка в развитии модели психического (ментальных моделей психического своего и другого) [Сергиенко 2006]. Таким образом, для возникновения сознания необходимо когнитивное преимущество, переводящее систему на уровне человека на иной уровень развития.
В психологии существует множество теорий сознания, его возникновения. Доминирующей концепцией в отечественной психологии остается понимание сознания как присвоение культурных форм и средств психической организации Л. С. Выготского [2000].
В том же духе развивает концепцию природы сознания В. П. Зинченко [2010]. Он полагает, что с рождения ребенок имеет интегральное сохраняющее начало, что становится условием усвоения языка, опыта и культуры в целом. Условием же развития его внутреннего мира является слово, передаваемое взрослым как носителем культуры. Трудно не согласиться с аргументами В. М. Аллахвердова [2009], указывающего на то, что для передачи из внешнего плана во внутренний (сознание), этот внутренний план как минимум должен существовать. Хотелось обратить внимание на то, что предпочтение человеческой речи всем другим звукам обнаружено еще у 6-месячного плода, а для построения внутреннего мира словом первоначально необходим целый арсенал когнитивных изменений, который постепенно накапливается у ребенка с момента рождения, тогда и только тогда слово будет играть огромное значение в построении внутреннего мира. Более того, человеческую речь предпочитают и животные, даже такие, как овцы и козы, не говоря уже о приматах. Но слово в этом случае не формирует сознание. В. М. Аллахвердов указывает, что «все же не социальное порождает сознание, а наоборот: именно сознание делает возможным возникновение языка и социальных взаимодействий» [Аллахвердов 2009: 141]. Однако представляется, что такое жесткое заключение все же требует указания на то, что без взаимодействия и активности ребенка с социумом невозможно ни общее когнитивное развитие, ни возникновение сознания, ни понимание социальных воздействий и взаимодействий. Вопрос о становлении сознания – это вопрос о критериях и уровнях его становления. Если мы возьмем сознание разных людей, и детей и взрослых, то вынуждены согласиться, что уровень осознания, понимания, сознания и самосознания будет различен. Тогда вопрос усложняется многократно – это вопрос об уровнях сознания.
Если для становления сознания есть только один путь – усвоение культурно-исторических средств, слова, то тогда сколько слов или их сочетаний необходимо усвоить и интериоризировать для развития сознания и понимания своего внутреннего мира и мира вокруг? В этом случае необходимо хотя бы кратко коснуться вопроса о развитии и роли речи в развитии сознания.
Развитие речи, мышления и сознания
Развитие речи невозможно без когнитивного развития и ранних форм довербальной коммуникации. Некоторые ученые полагают, что человеческое мышление не может существовать без языка [Выготский 2000; Деннетт 2004]. Л. С. Выготский полагал, что высшие психические функции невозможны без использования культурно-исторического средства – речи, поэтому становление человеческого мышления невозможно без опосредования речью. Д. Деннетт также считает, что мышление не может существовать без языка, который объединяет все существующие функционально разрозненные, независимые мозговые системы мозга, обеспечивающие отдельные психические способности человека, порождая сознание. Говорящий во внешнем и внутреннем монологе создает связи меду разными субсистемами, конструируя себя. Маленькие дети часто говорят сами с собой, используя различные лингвистические выражения в соответствующем контексте, пишет Деннетт. Таким образом, Деннетт отрывает речь от всей эволюции сознания, хотя именно эволюционный подход и декларирует. Но речь – это поздний феномен в онтогенезе. Более того, речевому общению предшествуют довербальные формы общения, более эволюционно ранние. Речевое развитие также тесно связано и зависит от общего ментального развития, в том числе и мышления. Согласно Деннетту, монолог является первичной формой лингвистического развития, тогда как и в эволюции, и в онтогенезе диалог предшествует монологу.
В работе Е. А. Сергиенко [2008], посвященной когнитивному развитию как основе «речевого взрыва» (этапу начала бурного речевого развития ребенка), доказывается непрерывность и взаимообусловленность невербального и вербального развития младенцев, аргументами которого служат многочисленные экспериментальные факты, полученные на младенцах и детях 2–2,5, лет таких важнейших способностей как отсроченная имитация, категоризация, развитие представлений о себе и речь. Для появления слова как конвенционального знака, возможности его употребления необходима способность к репрезентации, т. е. возможность иметь представление об отсутствующем в перцептивном плане объекте, который может быть заменен символом (словом, игровым действием, рисунком). Отсроченные имитации означают способность репродуцировать действие или серию действий в отсутствии перцептивной поддержки.